— Если даже у вашего Икса… — Аякс ткнул пальцем в приборную панель возле руля и постучал по ней со своей стороны, — …и нашего Хассельблада — не было раздвоения личности, то мог легко оказаться брат-близнец, о котором он сам не имел понятия.
— Нет, брата-близнеца не было.
— Откуда вам знать?
— Я, может, не так выразился, Марк, — пояснил Бунзен. — Брат-близнец мог быть. Докладчика на этот счет не проверяли. Но, во-первых, он сам сообщает, что процедура — очевидно, имеется в виду эта самая процедура фиделизация — в его случае оказалась преждевременной. Во-вторых, кроме заключения по пленке, еще существует протокол вскрытия.
— Вскрытия кого?
— Икса и его двойника.
Аякс сцепил руки на колене:
— Они что ж, и погибли одновременно?
— Никто не знает, из-за чего случилась перестрелка. В копии протокола даже вымараны место и дата происшествия. Указано, однако, что докладчик пережил двойника приблизительно на час.
— И насколько похожими они оказались?
— На сто процентов! — воскликнул Бунзен. — Внешне, по зубам, по родимым пятнам, по отпечаткам пальцев, по составу ДНК — ни одного расхождения! За исключением ран. Согласитесь, что никакие близнецы не могут иметь такой абсолютной степени сходства. После вскрытия, говорят, патологоанатом не только уволился с окружной должности, но и ушел в запой.
— А где проводилось вскрытие?
— В округе.
— Не здесь, значит?
— Если вы о Мариотте, то он и был тем самым прозектором, который проводил вскрытие.
— Да, — Аякс потер затекшую шею, — веселенькая история.
— Веселенькой она бы стала, — с сожалением вздохнул Бунзен, — если бы мы заполучили тела и пленки. А так это лишь очередная темная история. Которая, тем не менее, укладывается в рамках генеральной версии: контрразведка прописалась в Горе заодно с церковью. У меня недостает фактов, да, но я не собираюсь восполнять их нехватку чепухой. И пока моя версия о КПП над бездной не входит в противоречие с фактами, пусть уж будет КПП, чем Иезекииль.
— Скажите, — произнес с затаенной улыбкой Аякс, — а вам точно известно, что фильм, который прилагается к докладу — ну, съемку этой самой процедуры, — что окружной и генеральный прокурор действительно видели его?
— Ну, разумеется, — ответил Бунзен.
— А откуда, простите за нетактичный вопрос? С чьих слов?
— Да хотя бы со слов моего шефа, окружного прокурора.
— То есть, — Аякс поднес к лицу сложенные ладони, — он заверил вас, что на пленке — процедура воскрешения?
— Никаких таких заверений он не делал. Да и не мог делать.
— Почему?
— Потому что давал подписку о неразглашении.
— Со съемкой вскрытия, — предположил Аякс, — та же история — все знают о ней, но из простых смертных никто в глаза не видел?
— Не пойму, Марк — куда вы клоните?
— Вам не приходило в голову, лейтенант, что все эти невидимые улики существуют лишь постольку, поскольку обеспечивают брожение умов?
— Мы имеем дело не со слухами, а с фактами. Прокуратура, пусть даже окружная — это все-таки не форум и не базар.
— А какие еще факты говорят в пользу вашего КПП над бездной?
Бунзен, сняв очки, поднес их к горевшей на потолке лампе подсветки и, сковырнув пальцем со стекла соринку, опять надел.
— Не столько факты, сколько статистика, — сообщил он.
— Какая статистика?
— С середины двадцатого века — когда, по сути, ее и стали вести — в окрестностях Горы теряются следы приблизительно пятнадцати тысяч человек. Реальная сумма, думаю, намного больше.
— Пропавшие без вести? — сказал Аякс.
— Да.
— И откуда такие фантастические цифры?
Следователь, улыбаясь, повертел у лба сложенными щепотью пальцами, будто вкручивал лампочку.
— Результат сравнительного анализа. По пропавшим без вести в генеральной прокуратуре ведется база данных, она постоянно обновляется.
— И пятнадцать тысяч человек, перед тем как исчезнуть, были замечены в Столовой Горе? — недоверчиво спросил Аякс.
— Не в самой Горе, конечно. Большей частью по направлению к ней — на железнодорожных вокзалах, на попутках и так далее.
— То есть вы хотите сказать, что тайная полиция ставит уничтожение врагов отечества на конвейер? Рудник — тайное кладбище Управления?
— Бог с вами, — отшатнулся Бунзен. — Если бы все было так просто.
— Ну, а как же тогда? — спросил Аякс.
— В последнее время мы — окружная и генеральная прокуратура — все чаще сталкиваемся с необычными артефактами внутри своей же системы, которые не имеют никакого отношения к контрразведке. Называйте их как угодно — чудесами в решете, подтасовками. Но притом, что объяснить их мы пока не в состоянии, этот ваш конвейер с врагами отечества они, по-видимому, способны развернуть на сто восемьдесят градусов.
— О чем это вы?
— О том, что некоторые из пропавших без вести, некоторое время спустя, как ни в чем не бывало обнаруживаются в Горе с новыми именами и документами. Но это еще куда ни шло. Как прикажете быть с теми, кто, живя тут и здравствуя, значатся не в базах данных по пропавшим без вести, а в списках покойников? Кто это? Жертвы заговора, зомби, Черные рудокопы — кто?
— А данные по этим пятнадцати тысячам засекречены?
— Нет, база данных открыта.
— Я не о том, лейтенант. Этот самый анализ по пропавшим без вести кто делает — прокуратура или контрразведка?
— Даже если прокуратура с контрразведкой и занимаются чем-то подобным, то мы вряд ли могли бы посмотреть результаты. Этот анализ делаю я лично.
— Так. — Аякс подобрался в кресле. — Со статистикой все ясно. Что еще говорит в пользу вашего КПП?
— Проект Храма, — сказал следователь.
— Храма Иезекииля?
— Не знаю, как его назвали бы в случае реализации проекта, но лет пять тому назад дыру исследовала строительная компания.
— На предмет?
— На предмет возведения храмового комплекса — поверх дыры. Хотя, поговаривают, сначала это был только проект строительства стены.
— И почему все заглохло?
— Ну, неизвестно еще, заглохло ли. Но если заглохло, то слава богу. Идея возведения такого грандиозного храма в пуританской вотчине могла осенить только чью-нибудь голову под кокардой. После этого, конечно, можно закрыть глаза на космическую стоимость проекта, но как заставить людей поотшибать себе носы? Вы представляете храм божий, в котором разит серой?
— КПП над бездной — вы сами, кстати, это придумали? — спросил Аякс. — Это ваши слова?
— А что?
— Весьма едкая карикатура на церковь, по-моему.
— Карикатура, — вздохнул Бунзен. — Вот как застроят дыру, так будет вам едкая карикатура… Слушайте, вы не почитывали, часом, Экхарта?
— А это еще кто?
— Очередной доктринер. Майстер Экхарт. Монах. Считал ничто производителем и основой материального мира. Ну, или что-то в этом духе… Источник мира и вещей — ничто. Глаз — это то, что он видит. Точно не помню. В этих богословских турусах я, признаться, не очень…
— И наша золотая бездна, по-вашему, вполне может сойти за филиал этого самого божественного ничего? — сказал Аякс.
— Не ничего, а ничто, — поправил следователь.
— Так — может?
— Запросто. Как и любая другая пустошь, которую обносят свечами. Экхарт, думаю, копал недалеко от истины. Нынешние научные моления о темной материи можно считать прямыми последышами его мистических бездн. Отличие нашей дыры от всех прочих заключается в ее физике, ощутимости. Но и это еще не все. Никакие другие святые святых нашему ничто не годятся в подметки и по объему — истинная черная дыра. Преображающая вблизи себя не только свойства пространства-времени, но и свойства своих исследователей.
— Место, где настоящее мира становится его прошлым, — подхватил Аякс. — Только, думаю, в таком случае ваша версия о КПП над бездной требует уточнения — не над бездной, нет.
— А над чем?
— Над работающим унитазом.
Бунзен постучал себя пальцем по лбу:
— Место, где настоящее мира становится его прошлым, вот оно. И аналогичные устройства по утилизации — выгребные ямы и тому подобное — тут, конечно, помещаются запросто… Наравне со святой уверенностью в том, что человек является автором своего опыта. Такая уверенность и унитаз — скажу вам, даже что-то вроде числителя и знаменателя.
— Как, простите?.. человек — автор чего?
— Если вы так уверены в своем прошлом, Марк, то что мешает удариться в другую крайность?
— В какую?
— А в ту, что опыт человека — будь то прожитая жизнь или кошмарный сон — это то, к чему сам человек имеет отношение лишь постольку, поскольку считает себя его автором? Кто вам сказал, что этот замечательный ребенок на фотографии в семейном альбоме — вы?
— А кто это может отрицать?