— А зачем это нужно контрразведке?
Следователь обернулся к Аяксу и секунду-другую смотрел на него с таким видом, словно силился понять, шутит он или говорит всерьез.
— Контрразведке эта золотая лихорадка уж точно ни к чему.
— Управление пытается навязать золотые транспорты Горе, потому что хочет закрепиться здесь, — заявил Аякс.
— Закрепиться здесь — с какой целью, простите? — уточнил Бунзен.
— Да хотя бы с целью контролировать те же золотые транспорты.
— Кто вам сказал такую глупость?
— А зачем тогда еще?
Следователь, свернув на обочину, остановил машину.
— Скажите, если бы вам были известны точные географические координаты не обычной пропасти, в которую можно плевать, а местоположение настоящей бездны, в которой можно угадывать созвездия, вы — разумный, порядочный человек — постарались бы ограничить доступ к такому нечеловеческому месту?
— Нечеловеческому — в каком смысле? — нахмурился Аякс.
— Во всех смыслах.
— Не понимаю вас.
Бунзен задействовал ручной тормоз и приспустил оконное стекло.
— Допустим, что вы криминалист и вам становится известно о существовании такого фантастического места, где улики — ну, или, точнее говоря, вещественные доказательства — не только перестают обладать привычными юридическими свойствами, но теряют свои физические качества?
— Да о чем вы?
— Если уничтожить — сжечь, истолочь в пыль, развеять по ветру — вещественные доказательства в любом другом месте, они все равно могут быть обнаружены. И, значит, даже при катастрофическом материальном ущербе не потеряют ни своих юридических, ни физических свойств. Однако в нашей волшебной пропасти доказательства эти начинают так танцевать, будто здесь не просто отсутствует земная твердь, а начисто отменяется действие закона сохранения массы.
— В общем говоря, пропадают с концами? — заключил Аякс.
— Хуже.
— Куда уж хуже?
— Марк, вы как будто первый день в Горе, ей-богу. — Следователь достал из приборной доски полную пепельницу, брезгливо посмотрел в нее, опорожнил за окном и установил обратно. — Представьте, что в числе сотни прочих очевидцев вы наблюдаете на руднике умышленное убийство, и тело убитого падает в дыру.
— И что?
— В том-то и дело, что ничего. Юридически все свидетельские показания в данном случае не будут значить ровным счетом ничего. Даже если весь город станет показывать на убийцу, задержать его мы сможем не более чем на сутки. Нет — можно, конечно, открыть дело и довести его до суда, где адвокаты не оставят от обвинения камня на камне. Но я лично ни за что не стану заниматься таким делом. Равно как не назову других идиотов в прокуратуре, которым не жалко своего времени. Нет тела — нет дела. Вы как-то сами это справедливо заметили.
— Следуя вашей логике, лейтенант, от человечества необходимо изолировать не только Столовую Гору, но и моря с океанами.
— Во-первых, в том, что касается уничтожения улик, никакой океан, пусть и самый глубокий, даже близко не подбирается к нашей золотой бездне по… ну, что ли, по функциональности. А во-вторых, я ни словом не обмолвился об изоляции.
— Тогда что вы имели в виду, когда говорили об ограничении доступа?
— Да то же самое, что вы говорили о перевозках золота.
— Что?
— Контроль.
Аякс, вздохнув, потеребил откидной козырек на потолке.
— Это какой-то фарс, честное слово. Преступники штурмуют дыру с мешками улик, желают предать здесь забвению горы трупов, а контрразведка держит в Горе круговую оборону и знать не хочет ни о каком золоте.
— Вы когда-нибудь слышали о Лете — реке забвения? — Бунзен тщательно протер пальцы освежающей салфеткой.
— Я, кажется, даже слышал ее самое, — ухмыльнулся Аякс.
— А вы знаете, зачем древние греки вкладывали в рот своим мертвецам при погребении медную монетку?
— Зачем?
— Это была плата Харону, перевозчику мертвых душ — по этой самой Лете — в загробный мир. То есть даже он не работал задаром. Что уж говорить об обычных доставщиках? Не догадываетесь, почему днем на руднике не протолкнуться от любителей променада, а ровно в десять вечера отключается все электричество?
— А при чем тут контрразведка?
— А контрразведка тут при том, что окучивать дыру она взялась намного раньше старателей. — Бунзен затолкал салфетку в пепельницу. — Когда я слышу о легатских кротах в вашем героическом заведении, мне смеяться хочется.
— И почему это так смешно?
— Потому что легаты — это контрразведка и есть.
Аякс отстегнул ремень безопасности.
— Кем же тогда, по-вашему, был Хассельблад? Или он что — сам пустил себе пулю в лоб?
— Хассельблад… — Следователь задумался на секунду. — Хассельблад был первой попыткой Горы заполучить, если так можно сказать, независимого представителя Управления. Только и всего, Марк. Авраам ле Шателье был не старателем, а основателем церкви. На игрища с кирками его подвигло вовсе не золото, а нечто, что только потребовалось маскировать золотом. Что именно — Храм? Откровение? Тайна философского камня? Или, может, имела место обычная поповская уловка для паствы, подхваченная полицией? Не знаю. Но уверен, что если золото и добывалось в Столовой Горе, то это была так называемая попутная добыча. Горняки — они же члены конгрегации — спускались под землю за чем-то другим.
— Но при чем тут Управление, не пойму? — сказал, горячась, Аякс. — То есть сегодня — при чем?
— А при том, — ответил Бунзен вполголоса, — что в архиве окружной прокуратуры имеется доклад некоего анонима. С видеопленкой. Доклад находится в ограниченном доступе, а вот к фильму пока еще не допущен никто, кроме окружного и генерального.
— И что?
— Доклад этот мне чем-то напоминает вашу историю.
— Чем именно?
— Ну, начнем хотя бы с того, что, по косвенным данным, докладчиком является не кто иной, как Хассельблад.
Аякс замер с недоуменной улыбкой.
— Прокуратура — последнее место, куда Хассельблад стал бы обращаться за чем бы то ни было.
— Вот именно, что последнее, — отозвался Бунзен. — Доклад для Хассельблада был страховкой. Ну, вы знаете этот род эпитафий — «предать гласности в случае моей смерти», и прочая. Однако нашим в округе доклад показался настолько фантастическим — с одной стороны и убедительным — с другой, что он вряд ли будет обнародован вообще.
— И что в нем?
— История запутавшегося человека.
— А точнее?
— Хассельблад — назовем его все же как-нибудь нейтрально, агент Икс, — как и вы, занимался расследованием скоропостижных смертей пожилых людей, которые накануне говорили с ним о неких ископаемых катакомбах в руднике. Правда, в отличие от вас, ему довольно быстро удалось выйти на истории болезней жертв и выяснить, что все они и так были на краю могилы. Благодаря этому докладу, кстати, прокуратура впервые заинтересовалась безнадежными клиентами санатория.
— Вы говорите о «случаях крови»? — спросил Аякс. — Когда наследники получают повышение по кастовой табели?
— «Случай крови» есть не только такое табельное повышение. Как говорит наш Икс, это еще и некая инициация жертвы, вступление погибшего на новый путь, встреча с Медным Змием. Воскрешение, короче говоря.
— И вы в это верите?
— Как я могу верить в то, чего не видел? В докладе содержатся лишь фрагменты расшифровки пленки. Составить сколько-нибудь внятную картину по ним нельзя, можно только заключить, что агенту удалось запечатлеть одну такую процедуру воскрешения — или, как говорит сам Икс, фиделизации.
— Фиделизации?
Бунзен нервно поежился.
— Ну, это, скорее всего, эвфемизм. Намек.
— На что?
— Скажем — на точность воспроизведения воскрешенного. Вариантов толкования пропасть.
— А где, кстати, проводилась эта процедура? — спохватился Аякс. — Не в бассейне водолечебницы, часом? с голыми старухами?
— Нет, не в бассейне, — покачал головой следователь.
— А где?
— В тех самых катакомбах на руднике. И это, между прочим, еще не самое фантастическое в докладе.
— А что самое фантастическое?
— А самое фантастическое, что, по утверждению Икса, он в течение недели следил здесь… — Бунзен вопросительно взглянул на Аякса. — …За самим собой.
— А к докладу не прилагается справка о его душевном здоровье?
— Представьте себе, прилагается. Заодно с копией протокола экспертного исследования по пленке. Где личность автора съемки — он по ходу дела направлял камеру и на себя, — так вот личность автора съемки и объекта слежки признаны полностью идентичными.
— Если даже у вашего Икса… — Аякс ткнул пальцем в приборную панель возле руля и постучал по ней со своей стороны, — …и нашего Хассельблада — не было раздвоения личности, то мог легко оказаться брат-близнец, о котором он сам не имел понятия.