из Евиного рюкзака полоски копчёного мяса, завёрнутые в большие подсохшие листья. Понюхал, протянул Тимохе, который немедленно впился в мясо зубами. – Ты докторша, тебе виднее. А я так рассуждаю: надо людей упредить, лесовиков, что развелась такая нечисть. Из Древобашни они, или нет – ещё надо прояснить, а пока пусть поберегутся. И насчёт путейцев тоже сообщить, что они с ними заодно!
- Ты погоди, не пори горячку! - встревожилась Ева. – Сообщить, скорый какой! Тут обдумать всё надо хорошенько…
- Чего тут думать-то? – удивился Петюня. - Они ж им помогают! Вагон этот гадский, дрезина – он что, тоже ЦВЛовские?
Тимоха дожевал мясо и теперь слушал спорщиков, не решаясь вставить хотя бы слово.
- Это вряд ли. – вынуждена была признать Ева. – Путейцы чужаков на своих рельсах не потерпят. Но ведь среди них разные люди встречаются – и славные парни, друзья, вроде Лёхи-Кочегара, и откровенные сволочи и такие… ни рыба, ни мясо. Что, если только один из путейцев скурвился, а ты всех, без разбора обвинишь? Подумал, чем это может закончиться?
- Чем?
_- А тем, что лесовики пуще смерти боятся всего, что связано с Прорывами, Мёртвым лесом и чёрными зомби. Вот ляпнешь ты, не подумав, а другие услышат, поверят – и кинутся дрезины жечь и рельсы разбирать? Путейцы для всего Леса важны, без них никак!
- Фак фто фе фелать? – Петюня говорил невнятно, поскольку рот был занят галетой.
- Думать! – Ева назидательно подняла палец. – Путейца этого, конечно, надо отыскать. Это не так уж сложно – я его дрезину хорошо запомнила, сообщу егерям. А когда отыщут – спросят, во что это он ввязался? Вот тогда и придёт время решать, а не сейчас, сгоряча. А вы – ступайте-ка отсюда, и поскорее. С Соколиной Горы я вас выведу, припасы дам кое-какие. От Семёновской до набережной Яузы рукой подать – оттуда пошлёте белку в Нагатинский затон, речники вас подберут.
- Белка-то желудей запросит. – в глазах Петюни мелькнула хитринка. – Да и с речниками надо будет расплатиться, а нас эти гады до нитки обчистили…
- Ну, ты и жук! – восхитилась женщина. – Что, никогда своего не упустишь?
Она выудила из кармана мешочек с желудями и отсыпала челноку щедрую жменю. Петюня немедленно повеселел.
- Сама-то теперь куда?
- А вот это, друг ситный, совершенно не твоё дело!
***
2054 год, осень.
Семёновская площадь.
Караванная тропа проходила по Щербаковской улице, и дальше – по Большой Семёновской в сторону Преображенской набережной. Ева рассталась с бывшими пленниками своими недалеко от обшарпанного бледно-жёлтого параллелепипеда вестибюля станции метро «Семёновская», сверху донизу затянутого проволочной лозой и молодыми побегами древолиан.
Петюне с Тимохой повезло – проходящая мимо небольшая группа челноков согласилась взять их с собой, так что Ева отпустила спасённых с чистой совестью – доберутся благополучно, и новости разнесут по всему Лесу.
Теперь можно было подумать и о себе. Возвращаться к станции Соколиная Гора, так или иначе, придётся – встреча с лешаком Гошей намечена именно там, и перенести место у Ева не могла. Снова лезть в Мёртвые кварталы Соколиной ей не хотелось категорически, несмотря на то, что крысолицых там и след простыл. А потому – посидев немного над картой, она наметила обходной маршрут: от Электрозаводской, вдоль железной дороги, и дальше, от пересечения с МЦК – уже до места. Можно, конечно, было бы поймать попутную дрезину, по Казанской ветке они бегали довольно часто – но после недавних событий Еве не очень-то хотелось связываться с путейцами. Нет, она нисколько не кривила душой, когда убеждала Петюню не обвинять их всех из-за одного-единственного негодяя, но… не хотелось, и всё. Лучше уж на своих двоих пошагает, ей не впервой.
Но сперва надо разослать сообщения о случившемся всем заинтересованным лицам, и в первую очередь – собратьям-егерям. Подумав, Ева включила в список Петровскую Обитель (уж кому-кому, а друидам следует в первую очередь знать об зловещих игрищах, затеянных обитателями Древобашни), а заодно, и на Воробьёвы горы, в Университет. Ева нечасто бывала в ГЗ, и не имела там таких обширных знакомств, как у Серёги-Бича - а потому, здраво рассудив, решила послать депешу его напарнику, Студенту. Если повезёт, и тот окажется в ГЗ – то уж найдёт, как распорядиться полученной тревожной информацией.
На то, чтобы написать шесть писем, ушло не меньше часа. Ева тщательно взвешивала каждое слово, каждый оборот, а послание в Петровскую обитель так и вовсе переписывала три раза. Закончив с этим нудным занятием, она принялась шарить среди свешивающейся с нижних ветвей великанских акаций ползучей флоры, и после четвертьчасовых поисков отыскала, наконец, то, что требовалось: «беличьи колокольцы», особую лозу, способную необъяснимым образом донести сигнал вызова до любой из почтовых белок, в каком бы отдалённом уголке Леса та не находилась. Ева осмотрела, ощупала стебель, понюхала большие ярко-жёлтые цветки в форме перевёрнутых рюмок, иудовлетворённо кивнула – лоза попалась молодая, полная сил. Нащупала утолщение стебля и сдавила его между большим и указательным пальцами - в особой, известной только егерям, последовательности длинных и коротких нажатий, напоминающей фразу, записанную азбукой Морзе. Не прошло и пяти минут, как стебель задёргался, цветки стали издавать тихий звон. Персональный вызов принят, значит Яська – кому ж ещё Ева могла доверить такую важную миссию? – уже в пути, и теперь остаётся только устроиться поудобнее, и ждать. Часа два-три, не больше - это время любая белка могла, перелетая с ветки на ветку, преодолеть расстояние, например, между деревенькой Терехово, что в Мнёвниковской пойме и Поляной Коломенское.
Заодно, и пообедает толком, а то уже почти сутки маковой росины во рту не было…
***
2054 год, осень.
Московский Лес,
Ул. Коперника.
Егор огляделся. Всё те же железные шкафчики и низенькие скамейки вдоль стен, покрытые толстым слоем мха. Из круглого отверстия в потолке, через которое он сюда проник, свисают плети проволочного вьюна и пожарной лозы, густо усеянные крупными, с дыню размером, водянистыми наростами. Помнится, в тот раз они с Бичом кинулись к этим «дынькам» и долго, жадно пили, даже не сняв закопчённые, прожжённые во многих местах костюмы химзащиты, а потом, утолив жажду, стащили с себя проклятые резиновые хламиды и стали с наслаждением отмываться - освежали горящую, усеянную красными точками кожу прохладной водой, смывали жирную копоть и пот, воняющий страхом и липкой, всепроникающей усталостью.
Вот, кстати, и сами костюмы: лежат себе там, где они с напарником небрежно швырнули их на пол, и даже успели порасти пятнами мха