Вед согнулся, словно на его плечи вдруг обрушилась непомерная тяжесть, но вновь кивнул и не глядя на родов, вышел из Гостевого Покоя, прижимая к груди посох волхва. Поклонившись Шыку и Луне, следом за ним вышел и Гун-нун. Роды остались одни, и Шык хлопнул вдруг Луню по плечу и подмигнул ему:
— Не робей, Лунька! Авось, не пропадем!
Луня только развел руками — впервые он услышал свое любимое «авось» из уст волхва!
Глава Двенадцатая
В Зул-кадаш!
Следующий день потонул в сборных хлопотах — Шык торопил всех, собираясь выступить как можно раньше, чтобы до наступления коренной зимы выбраться из арских пределов и уйти на юг, где мороз и снег будут не так страшны путникам.
Вед, как-то разом постаревший и осунувшийся, отдавал все приказы через Зугура, а сам сидел в Гадальном Покое, раз за разом бросая на полированный серебярнный диск кости и камни с вырезанными на них пророческими знаками, словно собирался вызнать, какая судьба ожидает каждого обитателя Земли. Луне же показалось, что магу просто страшно и стыдно, и он не хочет показываться на глаза родам.
После обеда уехали из Звездной Бвшни омы — у Гун-нуна были какие-то дела в Клане Воздуха, чьи домены лежали севернее, и опять же Луне показалось, что узкоглазый мудрец приехал в Ар-Зум не столько по просьбе и призыву Веда, сколько по своей надобности.
Вед прощался с Гун-нуном наверху, в Гадальном Покое, и о чем они говорили перед расстованием, для всех осталось загадкой. Да и не до мудрецов было сейчас Шыку и Луне — они провожали отправляющихся на восток гонцов, что повезут родам горькие вести и Костяную Иглу.
Зугур по приказу Веда выбрал для дальнего пути двоих крепких, здоровых мужчин, судя по лицам и светлому цвету глаз и волос, из западных племен. Луня уже сообразил, что северяне и закатники имеют серые, синие или зеленые глаза, и волосы их никогда не отливают густой, с просинью, чернотой, как у восходных и южных народов.
Шык долго и подробно разъяснял, как гонцам надлежит ехать по Ходу, где лучше останавливаться, где броды и переправы через реки, и что делать в случаи нападения тех же беров или корья. Слуги Веда молча слушали волхва, но Луня заметил отзвуки затаенной тоски, нет-нет да и проскакивающие в их глазах. Он подошел к стоящему в сторонке Зугуру и поинтересовался, из каких племен будут посланники.
Зугур тряхнул копной темных, седеющих уже по вискам волос:
— Они из пелагов, что ары зовут кельт, их земли много закатнее, чем ваши! Если бы хозяин велел им, как и нам, не возвращаться, это значило бы, что они свободны и могут вернуться домой. А так, после всех дорожных невзгод, их ждет такой же трудный путь назад, снова в неволю…
— А разве они не могут просто… — начал было Луня, но Зугур только покачал головой — нет.
— Но почему?! — возмутился молодой род, в голове которого мысли о рабстве, неволе, все еще не могли ужиться с мыслями о доле человеческой.
— Они клялись хозяину служить ему и отдать за него жизнь. Только приказ умереть за хозяина освободит их от этой клятвы. По арскому обычаю такой приказ звучит так: «Иди… и не возвращайся!».
Луня, пораженный, отошел в сторону. Вот оно что! Выходит, все слуги Веда, что поедут с ними, считаются хозяином уже мертвыми, отдавшими жизнь за своего господина! И даже если их поход закончится благополучно, даже если они все вернуться по домам, здесь, в Ар-Зуме, их будут держать за мертвецов, а такой человек живет на земле недолго… Но все равно, пусть даже недолго, эти несчастные буду свободными, и это их радует!
От грустных мыслей Луню отвлек Шык. Он уже закончил наставлять гонцов, те пошли седлать коней и вьючить на заводных припасы, а волхв отозвал ученика в сторону, снял с плеча свою чародейную котомку, с которого никогда не расставался, порылся в ее глубине, и вытащил что-то, завернутое в кусочек ослепительно белой горностаевой шкурки:
— На, держи. Отдай гонцам, они все одно через Дом Старого Корча будут ехать, пусть передадут этой… внучке его! Вроде как подарок от тебя…
Волхв тут же отошел, оставив пораженного Луню одного, крикнул Зугура и они пошли выбирать лошадей для похода на юг. Луня, в одиночестве, развернул снежно-белый мех и замер, потеряв дар речи от удивления — на его ладони лежал небольшая подвеска к гривне, шейному обручу. Подвеска была круглой, серебряной, с большим зеленовато-синим камнем в центре. Неведомый мастер провел, должно быть, не один день на серебряной пластинкой, напаивая на нее малюсенькие серебряные же шарики, и создал прихотливые, чарующие узоры из переплетающихся между собой птиц, цветов, животных и растений.
Луня, благодаря волхву, не плохо разбирался в знаках узоров и орнаментов, мог по подолу и кичке любой бабы прочесть, из какого она рода, кто муж, сколько детей, какими умениями владеет хозяйка. Мог и по наборным бляхам на войском поясе вызнать, сколько врагов срубил сей вой, и каким оружием, сколько походов совершил, и под чьим началом.
Без труда читал Луня и в узорчатых украсах других, близких родам, племен, тех же аров, например. Но арнамент, что вился на подвеске вокруг чудного камня, оставался для ученика волхва загадкой — что это, кто это сделал? Серебро само по себе металл редкий и дорогой, сказывают, на склонах гор находят иногда люди комки серебряной руды, но чтобы расплавить ее, много аспид-камня надо, да и обрабатывается серебро хуже меди или, тем более, олова со свинцом. Роды называли серебро светью, светлым металлом, и ценилась светь у них дороже дорогого…
Луня собрался было бежать к волхву, расспросить, разузнать, ну и поблагодарить, само собой, но тут из ворот Башни вышли, ведя в поводу заводных коней, гонцы, и Луня бросился им на встречу:
— Э-э… Вот, когда у Старого Корча будете, передайте хозяину, скажите — от ученика волхва родского Луни для… для… Он сам знает, для кого! Доброй вам дороги, поклон родной земле передавайте, и еще…
Луня внезапно похолодел, но все же собрался с духом и, «…Будь что будет, я отвечу за это…», выпалил:
— Хозяин ваш велел передать: Идите и не возвращайтесь!
— Й-я-х-ха! — радостно и дружно завопили пелаги, ударили арпаков коленями по бокам, и вскоре провожаемые Луниным взглядом фигурки всадников скрылись из виду. Так, если к вечеру они перейдут Перервал, то вечером следующего дня будут у Корча… У Луни сладко заныло сердце, когда он представил удивление и радость стриженой Руны при виде чудесного подарка. Вот только куда ж она подвесит его — у нее и гривны-то на шее нет, не носит… Ну да ничего, там уж сама разберется, чать, постарше Луни годами будет.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});