Читать интересную книгу Я дрался на По-2. «Ночные ведьмаки» - Артём Драбкин

— Были в вашем полку случаи трусости, отказа от заданий или перелеты к немцам?

— Немцы всегда знали, какая часть стоит на каждом аэродроме, нас уже с февраля 1942 года регулярно бомбили Ю-87, сбросят бомбы, а на десерт ворох листовок с призывом перелетать к ним. Гарантировали сохранение не только жизни, но и офицерского звания вместе со статусом летчика, обещали, что любой перебежчик будет летать в Европе, и так далее и тому подобное. Читать эти листовки запрещалось под страхом трибунала, но когда комиссар заставлял нас собирать листовки по полю, так невольно все равно посмотришь на текст. Но в нашей дивизии случаев перелета к врагу не было, по крайней мере, я об этом не слышал. Трусов не помню. Говорю это честно. Помнится только один случай. Старший лейтенант Солошенко получил приказ на выполнение боевого вылета в дневное время, для нас это было равносильно самоубийству, сбивали нас днем моментально. Солошенко отказался взлететь, сразу «загремел» в трибунал, но ему заменили расстрел штрафным батальоном. Там он геройски показал себя в разведке, был прощен и возвращен в полк. Он довоевал до конца войны, правда, наградами его после этого случая обходили. Мне лично пришлось сделать полтора десятка боевых вылетов днем, в основном на разведку, до сих пор не пойму, как я уцелел… Если до середины 1943 года нас, ночников, при каждой возможности посылали бомбить, будь то передний край немцев или опорный пункт, то после нашлись все же в штабах умные головы, подсчитали, что полка не хватает и на месяц такой войны, и уже в 1944–1945 годах мы получали задания более осмысленные, работали по точечным целям, наши потери резко снизились. В апреле 1945 года полк потерял только 4 самолета, но самое страшное, что все погибшие экипажи состояли из ветеранов полка, воевавших уже не первый год. Погибли, не дожив до Победы несколько недель. А в начале… Летали всю войну без парашютов, устройство кабин пилота и штурмана не позволяло его взять с собой. А вот про штрафные эскадрильи на нашем фронте я не слышал, хотя сейчас появились публикации о подобных частях на Калининском и Сталинградском фронтах, упоминаются фамилии асов истребителей, такие как Федоров или Боровых, командовавших штрафникам-летчиками. Надо спросить очевидцев. Может, кто-то еще жив… Но всю войну я знал, что мне в плен попадать нельзя, расстреляли бы сразу, у меня полный набор, и еврей, и коммунист.

— Как засчитывались боевые вылеты, как определялся урон, нанесенный врагу?

— Боевым вылетом считался только вылет с пересечением линии фронта. Учебные полеты или перегон самолетов с Казанского авиазавода давали только налет часов, который отмечался в летной книжке. Всю войну с нами вместе работал 72-й драп (дальний разведывательный авиационный полк). Разведчики вылетали утром и фотографировали, что мы там ночью натворили. Иногда подтверждение было визуальным. Кроме того, использовали данные агентурной и войсковой разведки. Несколько раз мы бомбили скопление танков противника, так здесь крайне трудно определить, сколько ты их сжег, и вообще, были ли прямые попадания. Штурманы, стреляя из пулемета, также достоверно не могли определить, убили немца на земле или нет. Тем более стрелять из пулемета можно было под определенным углом на отходе от цели. А неумелый стрелок мог засадить очередь и себе в хвостовое оперение или перебить тросики, натянутые по направлению к килю самолета. Но самое интересное, каждый штурман имел свой личный номер, и на стабилизаторах бомб этот номер выбивали керном. Так что, если кто по своим по ошибке отбомбился, того определяли быстро. Что происходило после, надеюсь, объяснять не надо. Самолет без пронумерованных бомб не имел права подниматься в воздух. Особисты за этим очень ревностно следили. В конце апреля 1945 года я вместе с летчиком Сашей Овечкиным совершил 15 вылетов на бомбардировку Берлина, в район рейхстага и Бранденбургских ворот. Немецкие самолеты уже почти не летали ни днем, ни ночью, прожектора нас не ловили. Стреляли только зенитные пушки. А 3-го мая вся наша 2-я авиаэскадрилья на грузовой машине из Кирхенгоффа поехала в Берлин. Остановились у Бранденбургских ворот и пошли к рейхстагу, кругом еще стоял плотный дым, много домов горело, и никто их не тушил. Несколько воронок от наших бомб Саша нашел возле стен рейхстага, но самая дорогая находка нас ждала внутри рейхстага, в зале заседаний. Дело в том, что стабилизатор бомбы после ее взрыва всегда падает в центр воронки. Овечкин нашел стабилизатор, на котором был выбит мой штурманский номер. Горжусь, что и мне довелось добивать врага в его логове. Но это, так сказать, лирическое отступление. К концу войны в полку было 5 штурманов, совершивших более 500 боевых вылетов, и несколько летчиков, совершивших 400–450 вылетов на боевые задания. А вообще достоверно и объективно подсчитать урон, нанесенный врагу, очень сложно.

— Расскажите, как вы получили первый орден?

— В феврале 1942 года после месяца фронтовой жизни командир полка вызвал пилота Игоря Маруса и меня и дал приказ, взять с собой 2 гондолы и механика Романа Пашука и перелететь в деревню Молвотицы к западу от озера Селигер в распоряжение заместителя командующего Северо-Западным фронтом генерала Ксенофонтова для получения специального задания. Прикрепили гондолы вместо бомб, по 2 сигарообразных емкости размером 70 на 200 сантиметров, с люком в верхней передней части. Они предназначались для перевозки людей и грузов. После 2 часов полета, в обход Демянского плацдарма 16-й немецкой армии под командованием Клейста, приземлились в деревне, находившейся в шести километрах от линии фронта. Привезли нас к генералу, и он, не обращая внимания на наши юные лица и сержантские звания, сразу объяснил обстановку — 4 дня назад в район юго-восточнее Демянска был выброшен десант в количестве 2700 человек во главе с подполковником Тарасовым. Выброска была неудачной, десанту не удалось пробиться к Демянску, и уже два дня с десантниками нет связи. Только на третьем ночном вылете в Демянский лес мы увидели три слабых костра в лесном массиве и решили садиться. С высоты место для посадки выглядело как узкое и длинное белое пятно. Сели, развернули самолет для взлета. Я с пистолетом в руке стал двигаться в сторону замеченных костров. Нашел десантников, и меня привели к политруку по фамилии Катков, который принял командование над остатками десанта после тяжелого ранения подполковника Тарасова. Договорились о сигналах и порядке эвакуации раненых. Первыми рейсом вывезли Тарасова. Всего за десять дней спецзадания мы сделали 22 посадки в тылу врага и вывезли 40 раненых десантников и доставили боеприпасы и продукты окруженным. В предпоследнем вылете мы передали Каткову пакет с приказом на прорыв. Из окружения вышло 342 оставшихся в живых десантника, а через два месяца нам вручили ордена Боевого Красного Знамени. Эту неудачную операцию 204-й воздушно-десантной бригады военные историки нигде не упоминают… Кстати, эта история имеет свое продолжение. В 1968 году я с детьми отдыхал в Адлере, в санатории «Кудепста» Министерства обороны. Там же находилась тренировочная база ЦСКА и в это время проходил сбор хоккейной команды клуба армии. Как-то во время обеда за наш стол присел Анатолий Тарасов, знаменитый тренер сборной СССР и команды ЦСКА по хоккею. Разговорились, он спросил, чем я занимаюсь. Ответил, что я летчик, подполковник, штурман полка. Тарасов сказал, что очень уважает летчиков, которые в войну спасли его отца: вывезли раненого на самолете из немецкого тыла. Когда он услышал, что экипаж в составе Маруса и Рапопорта спас его отца и один человек из этого экипажа сидит перед ним, он встал, пожал мне руку. И с того дня началась наша крепкая дружба с великим тренером и прекрасным человеком Анатолием Тарасовым. Орден Боевого Красного Знамени, который мы называли «Боевик», был заветной мечтой каждого летчика. Сколько пилотов погибло, так и не успев получить или заслужить этот орден… Вообще наградная тема в годы войны весьма сложная и специфическая.

— Какие еще награды вы заслужили в годы ВОВ?

— В конце 1942 года получил орден Красной Звезды, в 1943 году представляли пару раз на орден Отечественной войны, но судьба наградных листов неизвестна. Летом 1944 получил второй орден Красного Знамени, и уже в 1945 году орден Суворова 3-й степени. В годы войны существовала строгая система награждений в летных частях. Например, звание Героя Советского Союза в штурмовой авиации давали за 100 успешных боевых вылетов, на бомбардировщиках фронтовой авиации и в дальней авиации — за 200 вылетов, на ночных бомбардировщиках представляли к этому высокому званию за выполнение свыше 500 вылетов. У нас за первые 80 вылетов давали орден Красной Звезды, за последующие 50 — орден Красного Знамени, а если кто доживал до 300 вылетов, получал второй орден Красного Знамени. Орден Отечественной войны давали в основном за выполнение специальных заданий. Наградной лист заполнялся командованием полка, да еще требовалась подпись комиссара, а дальше в «высоких» штабах уже решали, кому чего дать, и, как правило, половина представлений или терялась или заменялась на награду более низкого уровня. Поймите, не за ордена воевали, а за Родину. Конечно, никто не хотел возвращаться домой, как говорится, с пустой грудью, но от простых пилотов мало что зависело.