остатке описаны технологии не только сельского хозяйства, но и производства и торговли шерстью, создания водяных колес, каменного строительства, плавки металла… Даже такая мелочь, как использование шлака в качестве удобрения и то интересна.
Но самое главное — принцип организации. Есть монахи, которые молятся, ведут богослужения, учат и есть при монастыре так называемые светские братья, занятые производственной деятельностью.
Кажется, я теперь знаю, как должны выглядеть мои технологические центры.
Вслед за дьяками проверил, что натворили путные бояре и прочие сподвижники, пока я там помирать собирался, но оказалось, что вполне справились и даже сильно много дров не наломали. То есть система работает, несмотря на всю простоту нынешних управленческих методов (мой меч — твоя голова с плеч), а, может, как раз благодаря ей. Во всяком случае, о «мотивации», «командообразовании», «корпоративных стандартах», «лидерстве» и прочих модных фишках, которыми мне чуть ли не ежедневно проедали голову в банке, тут и слыхом не слыхивали, однако же все работает. Не идеально, но работает.
Но больше всех порадовал Дима, несмотря на военную грозу на западных границах, он исполнил старое обещание и прислал рисунки — агнец, бор, вага[iii], гривна, дуб и так далее, до буквы «я», плюс еще иллюстрации к простеньким фразам, аналогам хрестоматийной «мама мыла раму».
Презентация первого экземпляра Юрке и Ваньке особого успеха не снискала — один по малолетству норовил попробовать букварь на зуб, а другой…
— Вот, Юра, буквица Аз, — начала Маша, — и нарисован кто? Агнец божий…
— Агнец, — согласился сын и сделал полшажка в сторону двери.
Правда, там его перехватил я:
— А здесь что нарисовано?
— Лес.
— А иначе?
— Бор.
— Так, а буква какая?
— Буки, — Юрка насупился, ну в самом деле, почему эти взрослые такие бестолковые, неужели сами не видят?
Оставив на минуту Машу, я глянул в детскую и чуть не рассмеялся — там рядами стояли резные и оловянные солдатики. Неудивительно, что наследник не горел желанием приобщаться к грамоте.
— Ладно уж, иди, — потрепал я сына по голове. — Потом посмотришь.
Маша вздохнула, а я чмокнул ее в висок:
— Ничего, пусть годик еще поиграет, а тем временем в книжарне перепишут…
И будет у нас аж десять полноценных букварей с картинками. Правда, придется отобрать бумагу у дьяков, ох они и взвоют! Но сдается мне, пользы от такой азбуки будет в стратегической перспективе куда больше, нежели от своевременной обработки переписи, так что пусть дьяки не нудят. Рукописные книжицы пойдут в школу при Спас-Андронике, пусть там методику отработают. А тем временем, глядишь, и Голтяй с типографией управится и нашлепаем мы букварей для всех монастырских школ.
— Что грустна, Маша?
— Скучно мне, как Стася с братом твоим уехали.
— Да, заводная жена у Димы… Так неужто у тебя боярышень повеселей нету?
— Есть, как не быть, только они все пуганые — это нельзя, то нельзя, это не по старине, то не благолепно…
— Ты княгиня или кто? Меняй порядки, как тебе нравится! Но не резко, а постепенно.
Маша улыбнулась и положила ладошку мне на грудь:
— А я опять непраздна.
Ну вот и хорошо.
Пока возился с переписью да хозяйством, учиненный Хлусом розыск дал первые результаты. Из двух дюжин заводил-зачинщиков, повязанных при Ливонском дворе, трое оказались просто говорливыми дураками, а вот остальных подначивали и готовили — они дружно указали на четверых боярских послужильцев. А поскольку с Диминой легкой руки Никифоровы псы знают, что такое «словесный портрет» да составляют его честь по чести, с описанием формы носа, лица, уха, цвета глаз, и присовокуплением особых примет. Так что выходит у них не «росту он среднего, лоб имеет плешивый, бороду седую, брюхо толстое», а, скорее «ростом мал, грудь широкая, одна рука короче другой, глаза голубые, волоса рыжие, на щеке бородавка, на лбу другая». Ну и розыск у нас идет куда как успешнее.
И по всему выходило, что есть две группы недовольных бояр. Ну, что бояре после всех реформ и накручиваний хвостов будут недовольны, мы предполагали, но не смогли предугадать возникновения двух партий — обе жаждали отстранить меня, но одна хотела поставить Шемяку, а другая — Юрку.
Но и это еще не самое интересное, что раскопал Фома. Цимес же в том, что кузен Иван Можайский отметился в обеих партиях и везде среди самых решительных. Правда, с бунтом у них промашка вышла — не ожидали, что Шельде такой спесивый дурак и что от этого москвичи возмутятся раньше, чем намечалось. И потому оружных людишек в город стянуть не успели, а то хороши бы мы были с двумя сотнями дворских не против толпы горожан, а против полутысячи детей боярских.
И ведь при любом повороте кузен Ваня на коне — возьмут верх «шемячичи», так Дима далеко, а князь Можайский первый претендент на регентство в его отсутствие. И первый претендент на регентство при Юрке. А там, чем черт не шутит, дети-то мрут и в деревнях, и в княжьих хоромах…
И стоило только дойти до этой мысли, как накрыла меня такая черная злоба, что я зубы чуть в крошку не стер. Зная поганый характер можайского кузена, я готов был побожиться, что его план именно таков! Ну Ваня, ну падла, сгною нахрен! Перед глазами поплыли разноцветные круги, бросило в пот — болезнь еще давала о себе знать.
Я откинулся на спинку стульца и начал размеренно дышать, разгоняя бешенство — не хватало еще начудить в таком состоянии, как Васенька. Спокойствие, только спокойствие! Первым делом надо показать, что я ничего не подозреваю и считаю все лишь обычным возмущением горожан. Значит, заводил кого выпороть, кого сослать в работы на Яузский городок — пусть конский навоз и мочу собирают для селитряных буртов.
Дальше, надо лишить Ивана опоры, а это те самые недовольные бояре. Пробежав представленный мне Хлусом список, я выделил два десятка человек, а потом, кинув взгляд на письма от Димы, придумал, что нужно делать — отправить недовольных к нему, воевать. Там земли, там добыча, съедят такую приманку за милую душу. Даже если из них кто и непричастен, то славы добудут. А княжество боронить найдется кому, Мустафа Казанский парень правильный, не подведет, и брат его Касим тоже. Да рязанцы, да мои дворские, да те бояре, кто к заговору непричастен… Коли не Едигеево нашествие, то выдержим.
Ну и остается собственно кузен… а его вызвать в Москву, поговорить. Намекнуть, что Михаил Корибутович не вечен, а нам бы в северских землях своего наместника иметь, из числа близких родичей.