Кое-кто из прочих пленников на его транспортере тоже привалились к сетке и строили Руизу веселые рожи. Руиз ответил им тем же и стал ждать развития событий.
Где-то со скрипом открылся люк, и Руиз почувствовал, что давление возросло, когда более плотный воздух проник в трюм. Шаги он услышал секундой раньше, чем инспекционная комиссия вошла в трюм.
В компании было трое: женщина, которая, казалось, возглавляла остальных, мужчина и раб-воитель с Мокрассара. Вид Мока-воителя задушил в сердце Руиза надежду на немедленное освобождение и бегство. Размер его был весьма внушительный даже по стандартам Мокрассара: выложенные эмалью узоры на его хватательных щупальцах говорили о большом возрасте и высоком происхождении. Огромное насекомообразное носило замызганную ливрею елизаветинских времен, перешитую так, чтобы подходить к его многочленистому телу. У него было, собственно говоря, шесть конечностей. Руизу было хорошо видно, что перепачканная ткань когда-то была роскошной. Средние манипуляторы Мока были снабжены встроенными энергоизлучателями. Вонял он, как бочка утопленных тараканов.
Мужчина был образчиком киборгирования человека. Его безногий торс был приделан к консоли летательного пузыря, вместо одной руки у него была многоцелевая оружейная установка, в которой сейчас был зажат еще и нейронный кнут. Череп его имел металлический свод, только ниже носа лицо его оставалось с человеческой плотью. Шею ему заменял сегментированный металлический воротник. Он был похож на пирата из холодрамы, слишком уж он был колоритен, чтобы быть настоящим. Все же он размахивал нейронным кнутом весьма уверенно, видно было, что практика в этом деле у него была весьма большая.
Но после первых нескольких моментов именно женщина приковала к себе все внимание Руиза. Она была высокого роста. У нее было то неоригинальное совершенство форм, которое было доступно любому жителю пангалактики со средствами: высокая, с небольшой высокой грудью и длинными гладкими мышцами. Там, где из-под простого белого космического комбинезона видна была ее кожа, она казалась насыщенного цвета старой слоновой кости, испускавшей почти сияние. Волосы ее свисали по спине простой удобной косой, тяжелой, как черная змея. Вот лицо ее, именно лицо делало ее незабываемой. Руиз узнал в нем руку Арлена Младшего, мастера пластической хирургии, чья работа никому не обходилась дешево. Глаза были простого голубого цвета, брови темные, слегка вразлет, губы пухлые цвета природного коралла. Но из этих непритязательных составляющих Арлен создал один из своих великих шедевров. Это было лицо, которое говорило о силе и власти, власти, прежде всего, неукрощенной, не смягченной никакими нежными чувствами. Властью, которая сама себе служила оправданием и никаких других оправданий знать не желала. Это было лицо, которое требовало поклонения, и Руиз почувствовал внезапный взрыв ощущений в паху. Эту реакцию он погасил как можно быстрее. В его теперешнем совершенно раздетом состоянии такая реакция самым смертельным образом могла бы его предать. Это могло бы стать доказательством, что газ на него не действует. При мысли о том, что могло бы случиться потом, Руиз постарался применить всю свою силу воли, чтобы не дать яичкам втянуться в живот.
Корыто Руиза было возле дальнего конца конвейера, поэтому у Руиза было время пронаблюдать за троицей, пока она медленно продвигалась вдоль конвейера, обсуждая прочие экземпляры пойманных рабов.
Голос у женщины был как колокольчик, сладкий, нежный, высокий и отчетливый. Она разговаривала на торговом пангалактическом наречии со следами добравитского акцента.
— Мармо, — сказала она, обращаясь к пирату-киборгу, — тебе придется поломать голову над алгоритмом захватывающего поля. Пузырь поля захватывает слишком много посторонних и зевак. Это серьезное упущение. Захватчики Лиги никогда не бывают такими неряшливыми. Ведь не хотим же мы дать начало каким-нибудь новым религиозным движениям, правда? Очень скоро деревенские дураки начнут взбираться на сцену, надеясь, что мы заберем их немедленно в рай, а у нас появится разрушительная перегрузка. Кроме того, зачем подбирать мусор?
Она остановилась перед корытом, в котором лежал простолюдин с лицевыми татуировками и крупными мышцами каменотеса.
— Например, вот этот. Видишь, какие у него татуировки? На кой черт он мне? Наша специальность — изысканный товар. Этот тип не стоит даже переработки.
Крестьянин покатал головой по сетке, рассеянно улыбаясь и пытаясь схватить женщину.
Она бесстрастно изучала его. Потом она откинула крышку предохранителя и нажала кнопку. Внутренняя сторона корыта вспыхнула белым огнем. Секунду спустя пепел просочился в решетку в полу и исчез.
— Я обязательно со всем вниманием займусь этим предметом, Кореана, как только доставим этих, как следует, в бараки, — ответил пират сочным рокочущим басом. Она посмотрела на него, потом нажала пластинку на его панели управления. Когда он заговорил снова, голос его стал заметно слабее.
— Банш-мозг отказывается производить селекцию — ты же знаешь, каким упрямым он может быть в некоторых вопросах, поэтому я должен прогонять алгоритм по вспомогательным системам. Еще одна трудность заключается в том, что стоит нам сделать захватывающий купол слишком маленьким, как мы рискуем потерять часть труппы или их оборудования.
— Тогда сделай лучшее, что возможно в этих условиях, — сказала она.
Мармо потер рот тыльной стороной своей человеческой руки.
— Может быть, — сказал он, — может быть, мне удастся разработать утилиты, которые смогут распознавать узоры татуировки. У нас есть весьма обширная база данных, с которой можно было бы работать. Таким образом, селекция будет производиться до того, как сомкнется купол.
Она кивнула.
Прежде чем они достигли корыта, где лежал Руиз, еще двое пойманных были сожжены, и Руиз понял, что ему очень трудно сохранять маску невинного идиотизма. Он слышал запах духов женщины, их сладкий запах перебивал вонь сожженного мяса, самые разные мерзкие запахи трюма и перекрывающую все на свете вонь Мока. Неожиданно, из-за какого-то извращения чувств, этот цветочный запах стал для него воплощением смерти или, по крайней мере, смерти бессмысленной, неожиданной и жестокой. Хотя он знал, что он ничего, по сути дела, не может предпринять, его самые потаенные отделы мозга выли и молили об освобождении. Когда она остановилась перед ним, он почти был парализован страхом. Он изо всех сил старался не показать ничего, кроме ошеломленного и веселого любопытства. Он увидел, как отвращение и досада молнией мелькнули на этом прекрасном лице, а затем какая-то другая, менее понятная мысль промелькнула в ее чертах — но она не потянулась к кнопке разрушителя.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});