Ей доставляло удовольствие, что ее маленький кораблик благополучно добрался назад с богатым грузом, грузом, который она обменяет еще на хорошее количество благополучия.
Она встала и потянулась. На экранах полдюжины охранников-Пунгов осторожно приближались к остывающему корпусу корабля, внимательно следя, нет ли каких признаков опасности, хотя в действительности это было маловероятно. Опасность подстерегала неосторожных и неудачливых, а она не принадлежала ни к тем, ни к другим.
— Пошли, Мармо, настало время посчитать, — сказала она.
Мармо поднялся со своего места в углу командирского центра и завис на своем летательном пузыре. Ее адъютант существовал и функционировал с помощью многочисленных устаревших протезов, хотя это делало его похожим на плохо спроектированного андроида, который кое-где был небрежно залатан человеческой плотью. Он оскорблял глаз Кореаны, но он был не только ценным союзником, он был самым близким подобием друга, которого она могла себе позволить. Поэтому она не настаивала, чтобы он сменил внешность на более приятную.
Стоило им покинуть командный центр, как сзади зашагал раб-охранник Кореаны, всегда тихий, если не считать царапанье его когтей по стальной палубе.
Даже мышцы его глаз сперва отказывались работать, но постепенно их функции восстановились, и Руиз Ав смог сосредоточить взгляд на том, что его окружало.
Он лежал обнаженный на глубоком металлическом корыте, которое пугающе напоминало стол в морге. Широкая полоса монопласта крепко прижимала его грудь. Боковины корыта поднимались так, что он не мог видеть ничего, кроме металлического потолка, оснащенного полосками для освещения и висящего неприятно низко. Сеть неразрываемого монолина покрывала корыто. Внутренняя сторона его была снабжена очистными трубками и сенсорами.
Единственным звуком было непрерывное жужжание вентиляторов.
Он сосредоточился на том, чтобы полностью восстановить владение своим телом. Постепенно оно стало отвечать на его усилия — тут сокращение мышцы, там дрожь. У Руиза было достаточно времени, чтобы начать думать. Он перечислил положительные стороны своего положения: он не умер, он не был в камере допросов и пыток, он был на пути к тому, чтобы узнать, кто такие были браконьеры. Когда он рассмотрел отрицательные стороны, длина этого списка на миг его оглушила. Парализующее поле… это было настоящим ударом: его дорогие мозговые рефлексы его не спасли, он все равно был пойман полем. Призрачное воспоминание секунду беспокоило его: успел ли он что-то сделать, прежде чем поле поймало его? Нет-нет, решил он, парализующее поле было слишком сильным, оно выследило тот уголок сознания, где таились его слабости.
И все-таки, почему он чувствовал стойкое беспокойство? Это было похоже на чувство, которое он испытывал после своих редких, но памятных гулянок, такое подозрение, что он сделал нечто памятное, потрясающе глупое. Нечто, что он должен был бы помнить, но не мог, зато другие наверняка запомнят.
Он стал сгибать и разгибать мышцы, насколько можно незаметно, пытаясь разогнать в них кровь и вернуть чувствительность. Осторожность требовала, чтобы Руиз приготовился к решительным действиям. Если, конечно, понадобится.
Руиз услышал первые слабые стоны и охи от своих сотоварищей по рабскому плену по обеим сторонам от его корыта. Он решил, что шевелиться безопасно, и понял, что движения даются ему по-прежнему легко. Он протер запекшиеся веки и сосредоточился на том, чтобы не терять спокойствия. Его товарищи-рабы не делали никаких попыток сохранять хладнокровие. Руиз услышал хор перепуганных стонов, когда остальные обнаружили, что находятся в незнакомом окружении, и стали завывать, визжать, ругаться и молиться.
По мере того, как их мышцы приходили в себя после парализующего поля, звуки из корыт, вызванные тем, что пленники колотили ногами и размахивали руками, стали просто оглушительными. Их новое окружение никак, ни в малейшей степени не соответствовало фараонскому представлению о райских кущах, где все они ожидали проснуться после такого успешного завершения мистерии с фениксом. Неужели боги сперва сделали их пленниками в собственных непослушных телах, а потом в стальных гробах? Неужели рай пахнет рвотой и мочой?
Проходило время, и ругательства стали звучнее, чем молитвы, по крайней мере, по степени громкости.
Руиз стал присоединяться к ним, не желая казаться неестественно спокойным, на тот случай, если грузовой трюм был под наблюдением. Его естественным желанием было ругаться, но он вместо того стал молиться, надеясь произвести впечатление кроткого и послушного человека. Он стал извиваться, имитируя панику настолько, насколько он мог метаться из стороны в сторону без риска повредить свои долго бездействующие мышцы.
Он настолько был поглощен своим занятием, что даже не заметил первого дуновения наркотизирующего газа. Но стоило ему заметить посторонний запах, как он стал молиться с меньшим рвением, а постепенно переходил к безвольному лежанию, хотя газ был слишком примитивный, чтобы преодолеть его усиленные рефлексы. Все же газ вселил в него определенный искусственный оптимизм, и ему пришлось сделать усилия, чтобы сохранить реалистическую степень мрачности и подавленности.
Вскоре трюм снова стал тих и спокоен.
Слегка вздрогнув, корыто, в котором лежал Руиз, стало двигаться вперед, потом наклонилось. Через несколько минут Руиз стоял на ногах наклонившись вперед на эластичную монолиновую сетку. Теперь он увидел, что его корыто было частью транспортного конвейера, который содержал полдюжины таких же корыт. По другую сторону прохода он увидел полки таких же контейнеров, пока находившихся в горизонтальном положении.
Кое-кто из прочих пленников на его транспортере тоже привалились к сетке и строили Руизу веселые рожи. Руиз ответил им тем же и стал ждать развития событий.
Где-то со скрипом открылся люк, и Руиз почувствовал, что давление возросло, когда более плотный воздух проник в трюм. Шаги он услышал секундой раньше, чем инспекционная комиссия вошла в трюм.
В компании было трое: женщина, которая, казалось, возглавляла остальных, мужчина и раб-воитель с Мокрассара. Вид Мока-воителя задушил в сердце Руиза надежду на немедленное освобождение и бегство. Размер его был весьма внушительный даже по стандартам Мокрассара: выложенные эмалью узоры на его хватательных щупальцах говорили о большом возрасте и высоком происхождении. Огромное насекомообразное носило замызганную ливрею елизаветинских времен, перешитую так, чтобы подходить к его многочленистому телу. У него было, собственно говоря, шесть конечностей. Руизу было хорошо видно, что перепачканная ткань когда-то была роскошной. Средние манипуляторы Мока были снабжены встроенными энергоизлучателями. Вонял он, как бочка утопленных тараканов.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});