будешь.
3.
Слух о том, что Девлет-Гирей собирает большой поход, давно бродил в приграничных русских селеньях. На сторожевых заставах росла тревога. Меж тем в Москве маялись сомнениями. Прошлой осенью сильное войско вместо того, чтобы идти на Ревель напрасно проторчало на Оке в ожидании крымцев. Всю зиму Щелкаловы успокаивали царя, говоря, что после астраханской неудачи орда нынче на Русь не сунется. Когда стало очевидно, что крымский хан вот-вот перейдёт границу, стали спешно сбирать новое войско. Насобирали тысяч пятьдесят. Наспех снаряженное войско скорым маршем отрядили к Оке, чтобы не дать Девлет-Гирею переправиться на московский берег. Сам государь с опричной армией двинулся на Серпухов.
В последних числах апреля земское войско встало на Оке, заняв загодя подготовленные приокские укрепления. Татар ждали со стороны Тулы. В ожидании татар царь устроил смотр опричникам. Войско разделено было на три полка. Впереди шёл сторожевой полк боярина Василия Яковлева, за ним передовой полк Михаила Черкасского, последним двигался государев полк под командой дворового воеводы князя Фёдора Трубецкого.
...Вскоре после смотра Малюта имел с царём уединённую беседу, после которой царь послал нарочных за князем Черкасским. Удивлённый и обрадованный возвращением царской милости, Черкасский тотчас оставил полк и, взяв с собой двоих, поскакал к царю. Неподалёку от лагеря в небольшой, уже начавшей зеленеть рощице его окликнули. Черкасский оглянулся и увидел приближающегося к нему Ваську Зюзина с десятком конных стрельцов.
— Погодь, князь, вместе поедем, — крикнул Зюзин.
Некоторое время ехали молча, потом Зюзин словно ненароком спросил:
— Батюшка твой, князь Темир Гуки поздорову ли будет?
— А что тебе до моего батюшки? — огрызнулся Мишка, презиравший худородного Зюзина.
— Да, говорят, скоро здесь будет, — осклабился Васька. — Он, слышно, с Гиреем ныне на нас идёт.
Смуглое лицо Черкасского побледнело.
— Врёшь, свинья! — прошипел он.
Сверкнули сабли. Черкасский защищался отчаянно. Маленький, ловкий, гортанно крича, он извивался как угорь, и мгновенно ранил трёх нападавших. Два его телохранителя остолбенело наблюдали за происходящим, потом ударились в бегство. Князь уже почти вырвался из кольца всадников, но в это мгновение Зюзин с трёх шагов угодил стрелой прямо в бешено окровяненный глаз его коня. Конь рухнул, придавив Черкасского. Налетевшие опричники исполосовали его саблями.
Вернувшись в полк, телохранители рассказали о случившемся. Поднялось смятение. Черкасского уважали за храбрость и воинский талант. Меньшие втихомолку бранили старших, старшие гадали, кто станет новым полковником, заранее рядились и местничались. В память об убитом с досады повесили на дереве обоих телохранителей за то, что бросили командира. Ещё вчера самый боеспособный опричный полк превратился в туловище без головы.
К вечеру об убийстве царского шурина знала вся опричная армия и без того пребывавшая в тревоге накануне встречи с ордой. Большинство опричников не бывали в сражениях. Наторелые в грабежах и убийстве беззащитных многие ещё не смотрели в лицо смерти. Взволновались опричные воеводы. Негоже убивать своих, особливо накануне большой драки. Думали не об убитом Черкасском, тревожились о себе.
А Темира Гуки в войске Девлет-Гирея не было. Черкесский князь, до которого дошли вести о загадочной смерти дочери, об убийстве невестки и внука, пребывал в сомнениях насчёт дальнейшего союза с русскими. Но пока был жив сын, горец не решался выступить сам, хотя и не мешал своим нукерам присоединиться к крымскому войску. Теперь, после убийства шурина, у царя на Кавказе вместо союзника появился кровный враг.
Зато у Малюты одним соперником стало меньше...
4.
Май выдался на диво жарким. Солнце подсушило дороги, и орда стремительно катилась по правому берегу Оки, неотвратимо сближаясь с земской армией, засевшей на старинных приокских укреплениях. Чем ближе орда подходила к заветным для Кудеяра Тишенкова местам, тем больнее сжимала грудь старая боль. Притупившаяся было в скитаниях тоска по погибшему семейству здесь, в родных местах, всколыхнулась с новой силой. И с новой силой взыграла жажда мести.
К этому времени Девлет-Гирей успел убедиться в том, что перебежчик и впрямь знает местность как свои карманы. Хан приблизил Кудеяра к себе, вызывал на совет, который каждый вечер держал с мурзами. Тишенков видел: чем дальше татары забираются вглубь чужой страны, тем с большой опаской они движутся дальше. Побаиваются, понял он. А ну как передумают на Москву идти? Пограбят Тулу, Калугу, Серпухов, огрузятся добычей, скотом, пленными и — айда назад. Но разве это плата за то, что потерял он, Кудеяр Тишенков? Царя он ненавидел тяжёлой, неотступной ненавистью и если бы он твёрдо знал, что сможет приблизиться к нему с ножом, он бы сам осуществил свою месть. Но царя берегли, поэтому пришлось привести татар.
Солнце зашло, похолодало, туманная пойма реки покрылась бесчисленными огнями костров, а Кудеяр всё бродил по берегу, размышляя о том, как привести татар в Москву. И вдруг жар догадки окатил его с головы до ног. Он кинулся к ханскому шатру. Дрожа от возбуждения, поведал Девлет-Гирею свой умысел. Орда должна круто свернуть с прямого пути на малохоженную Свиную дорогу, перейти Оку через ведомый ему тайный брод и, оставив позади себя земскую армию, выйти прямо на Серпухов, куда по сведениям лазутчиков вчера подошёл царь с опричным войском. Воины из опричников никудышные, им только грабить да беззащитных казнить, так что отпору не будет. Ну а дальше — царя в торока, а сами на Москву, до неё от Серпухова рукой подать.
Выслушав Кудеяра, хан вначале отмахнулся от него как от овода. Глупо оставлять у себя в тылу земскую армию, которая настигнет в любой момент и ударит сзади. Снова закралась подозрение: уж не лазутчик ли этот русский? Ишь взволновался! Но Тишенков стоял на своём и, поразмыслив, хан невольно заразился его уверенностью. Да, манёвр неожиданный, возможно, нелепый, но хан был опытный полководец, и знал, что именно такие неожиданные решения сулят успех, ибо они ставят в тупик противника, а растерявшийся противник — это уже не противник, а жертва. Всё будет зависеть от того как поведёт себя царь с опричниками. Если выстоит хотя бы сутки до подхода земской армии, то орда окажется между двух огней. Ну а если дрогнет, то победа обеспечена. Старый хан всё ещё любил риск, и он решился.
5.
Третий день русские разъезды кружили возле Тулы в ожидании орды. Приподнимаясь на стременах, вглядывались вдаль, но трепещущий маревом горизонт был пуст, татары не появлялись. Эта неизвестность всё больше