— Да брешет она, твоя Борисовна. — Фролов потянулся к бутылке с вином, но Сашка Саранцев убрал ее из-под самого его носа. — Лучше бы за своим дедом глядела, чтоб ширинку по утрам застегивал. Михаил один стаканчик выпил и в дорогу засобирался. Я с перемета по-темному приехал. Его не было уже. Я весла в сарайчик кинул и на дежурство заступил.
Плетнев насторожился: речь шла о том самом дне, когда пропал Михаил.
— А Борисовна сказала, у тебя ночью свет в хате горел. Уже после того, как кино по телевизору закончилось. И вроде кто-то приходил — Дозор сильно гавкал.
— Слушай больше эту старую сплетницу! — разозлился Фролов.
— Твое дело по ночам нефтебазу стеречь, а ты черт знает где болтаешься, — вмешался в разговор Сашка Саранцев. — Я, между прочим, видел, как ты в тот вечер с перемета шел. Без рыбы.
— Его в тот день катер порвал, чтоб его черти…
Плетнев обратил внимание, что Лиза не спускает глаз с Сашки Саранцева. Небось и для нее новость, что он ту злополучную ночь в райцентре провел.
Зазвонил телефон.
— Новости у меня для вас, — услышал Плетнев в трубке возбужденный голос Ермакова. — Понимаете, наши пострелята повадились с яра нырять возле нефтебазы. И внучек мой, Колька, с ними. Он у них вроде командира по всяким шкодным делам. Сколько им, стервятам, наказывал — там и железо, и коряги на дне, так они еще приладились с масками дно обследовать. Вот и выудили двустволку. Незаряженная. Двенадцатого калибра. Я подумал, так просто двустволка на дне не окажется.
— Я сейчас к вам приеду, — решительно сказал Плетнев.
— Можно и до завтра отложить. До завтра ничего не изменится. Тем более у вас поминки.
— Буду минут через тридцать.
— Ну, добре, Сергей Михайлович. Я возле школы живу. Вам любой пацан мой дом покажет.
«Может, у меня в кармане окончательный приговор брату, — думал Плетнев, разворачиваясь с трудом в узком, заросшем лебедой проулке. — Вдруг окажется, что ружье принадлежало ему. Наверное, это не так уж и сложно установить. А вдруг и пуля, найденная в комнате у Ларисы Фоминичны, вылетела из него?.. Чего проще: совершил преступление, ужаснулся содеянному, попытался залить раскаяние вином. Пьяный же с любого яра свалиться может…»
Плетнев обернулся и увидел, что на крыльце появилась Марьяна. За ней вышел Шурка Фролов, обул не спеша кирзовые сапоги. Плетневу показалось, что где-то он уже видел эти или такие же сапоги с разрезами по бокам, чтоб не жали икры.
— Эге-ге, нас не забудьте! — крикнул Шурка, сбегая с крыльца. — Нам тоже домой пора. Помянули доброго человека и, как говорится, пора и честь знать.
Марьяна молча села рядом с Плетневым, даже не глянув в его сторону.
«Надо бы Лизе сказать, зачем в райцентр еду, — подумал Плетнев. — А то волноваться будет. И хорошо бы побыстрее обернуться — она одна дома осталась… Э, да ладно, потом скажу. Только бы дотемна вернуться. Марьяна куда-то собралась на ночь глядя. Саранцев под яром бродить будет… Похоже, я ревную Лизу к Саранцеву — вот уж не ожидал от себя! Потому и подозреваю Сашку во всех смертных грехах. Но почему она все время за него заступается?»
— Саранец снова с Зинкой снюхался, — вдруг заговорил Фролов. — Иначе чего бы ему до крестной чуть ли не каждый день мотаться? Надо бы Валентине за одно место его привязать.
— У Сашки тоже есть ружье? — спросил Плетнев у Марьяны.
За нее ответил Фролов:
— А как же — они тут все при огнестрельном оружии. Прямо как на заставе. А Сашка осенью на кабана ходил. Старый Саранец сам из свинца пули катает — об чугунную сковородку. Говорит, лучше покупных срабатывают. Вот ушлый какой, полицай…
Марьяна повернулась к Плетневу вполоборота, спросила тихо, как бы приличия ради:
— У вас какое-то срочное дело в райцентре?
— Нужно повидать Ермакова. Все в связи с тем же делом.
— Но ведь оно, насколько мне известно, закрыто, — как-то уж слишком равнодушно сказала Марьяна. — Я поняла так из разговора со следователем. Пусть мертвые спокойно лежат в могиле.
— Ну да, а на живых пусть наезжают моторками, травят их цепными собаками, вламываются среди ночи в их дома! — с неожиданной горячностью возразил Плетнев. — И делают все это от имени моего безответного брата. Если вам безразлично, какая память останется о Михаиле, то мне… — Он осекся, заметив, как вдруг потускнело лицо Марьяны. — Простите. Вы тут ни при чем. Вам спасибо за хлопоты, за любовь… к Михаилу.
— А Сашка Саранцев позавчерашней ночью опять у Зинки был, — бубнил за их спинами Шурка. — Я встретил его, когда на дежурство шел. На ногах едва стоит, а сам еще грозится. Ну, я его послал к такой-то матери на быстром катере.
«Что-то здесь не сходится, — думал Плетнев об обнаруженном на дне ружье. — Со слов Лизы, Михаил приходил за своей двустволкой за десять минут до выстрела, потом пошел к Саранцевым, где провел ночь. На другой день доехал с Марьяной на моторке до нефтебазы. Даниловна видела, как он в моторку садился. Она бы наверняка сказала, была ли при нем двустволка. Глаз у нее острый, если она что-то рассказывает, то обстоятельно, не упуская ни одной детали. Потом Михаил спал пьяный возле яра, неподалеку от дома Фролова, как тот говорит. Может, там и свалился? Ну да, берег там крутой, высокий. И течение очень сильное. Двустволку нашли возле нефтебазы. Это совсем рядом с домом Фролова».
— Михаил с ружьем был, когда вы его на моторке подвозили? — спросил Плетнев у Марьяны.
Она скользнула по нему растерянным взглядом.
— Он ко мне без двустволки пришел, — отозвался с заднего сиденья Фролов. — Я хорошо это помню.
— Он мог ее в кустах спрятать, на берегу, — тихо сказала Марьяна.
— Значит, при нем была?
— Не помню…
«Странно, что не помнит, — подумал Плетнев. — И пуля почему-то нашлась сразу после того таинственного ночного визита. Хотя, я помню, Георгий Кузьмич и его коллега обследовали комнату самым тщательным образом. Сперва Саранцев выловил возле острова тело Михаила, потом нашлась пуля, а теперь и ружье. Странно…»
* * *
— Ну вот, постепенно и складывается узор, — рассуждал Георгий Кузьмич, расхаживая по маленькой веранде своего дома. — Что называется, камешек к камешку. Как в детской мозаике. Ребенок долго возится, пытаясь выложить узор из груды разноцветных треугольничков, а взрослый возьми и вмешайся нетерпеливой рукой… — Ермаков взял со стола лежавшую на клеенке пулю. — Двенадцатый калибр. И двустволка того же калибра. Разумеется, мы пошлем все это хозяйство на экспертизу в город, хотя я почти уверен, что пуля вылетела именно из этого ружья. Так вы говорите, кто-то ходил по дому Царьковых ночью, потом тарахтела моторка, а утром вы заметили на порожке следы резиновых сапог. — Ермаков присел на корточки и старательно ввинтил окурок в кадку с фикусом. — Пока жена не видит. А ему удобрение хорошее. А то чахнет что-то, несмотря на заботы моей благоверной.