Читать интересную книгу Нарбоннский вепрь - Борис Толчинский

— Что ты с собой сделала?

— Я? Ничего…

— Тогда кто? Говори!

— Прости, — Доротея всхлипнула и убрала руку. — Но иначе бы меня к тебе не пропустили!

У Варга закружилась голова — от стыда, гнева… и благодарности! Он все понял.

— Ты голодала, да?

— Да… — прошептала Доротея. — Как только узнала, что ты в темнице… на одной воде! Я пришла к твоему отцу и сказала: буду пить воду, как он, и все тут! Пока моего мужа не начнут кормить и пока меня к нему не пропустят… Отец твой разозлился, а она…

— Кримхильда?

— Да, она посоветовала ему посадить меня под домашний арест и кормить насильно. Они пытались… — девушка через силу улыбнулась, — но я выплевывала пищу! И сегодня они сдались…

Варг до крови закусил губу, чтобы не заплакать и не зарычать. Вот оно как получилось! Родные отец и сестра морят его голодом в сыром подземелье, а эта хрупкая девчушка, аморийка, сенаторская дочка, нашла в себе силы для недельной голодовки… и все это ради него, ради Варга!

— Ты не должна была так поступать, Дора, — проговорил он. — Ведь наш ребенок…

— С ним ничего не случится, — быстро сказала она. — Мои соки питают его. Наш ребенок появится на свет здоровым и красивым. Как ты, любимый!

— Сегодня же… сейчас… ты прекратишь голодовку! Я требую!

— Хорошо. Мы победили, можно и поесть, — вновь улыбнулась она, и принц вдруг почувствовал себя счастливым…

— Погоди, мы еще не победили. Скажи, что в городе творится?

— О-о, тут такое было! Народ ходил к дворцу и требовал от герцога освободить тебя.

— Ходил?

— Прости… Отец твой приказал разогнать толпу. И разогнали. Я слышала, десятки человек убиты, а заводилы арестованы, и завтра их казнят…

"Я так и знал! — с горечью подумал Варг. — О, разве это справедливо: я ничего еще не сделал для народа моего, а люди уже гибнут за меня?!".

— …Но есть и новости хорошие, — продолжала Доротея. — Ромуальд и с ним еще пятеро твоих друзей… они сбежали из Нарбонны. И правильно сделали, потому что Кримхильда советовала герцогу арестовать и их… я слышала. Еще я видела, как барон Видар и барон Старкад вместе ходили к герцогу просить за тебя… и я подумала, что если эти двое решились действовать совместно, то и другие бароны… во всяком случае, большинство… тоже за тебя!

Гордость за жену проникла в сердце принца, и он подумал: "Какая умница моя Дора! Так и есть. Видар и Старкад друг друга ненавидят, потому что дед Видара когда-то изнасиловал мать Старкада. Но оба барона — честные рыцари, и оба за меня, и оба ненавидят пришлых амореев. Действительно, хороший признак, если они к отцу ходили вместе!".

— А что отец?

Доротея виновато вздохнула.

— Не знаю.

— А что ты думаешь сама?

Девушка изумленно воззрилась на него. Никогда прежде муж не спрашивал ее мнения, а тем более по вопросу, касающемуся политики. Однако он касался не только политики, но и самой жизни принца, поэтому Доротея бестрепетно ответила:

— Я думаю, по доброй воле герцог не выпустит тебя. Прости…

Варг усмехнулся.

— Тебе незачем извиняться. Ты поступила, как верная жена. Могла схитрить, могла слукавить, могла сказать, мол, ты скоро из темницы выйдешь, — но ты сказала правду. И вот я думаю… ты ведь понимаешь, у меня полно времени для раздумий… откуда ты взялась такая? Не могу понять!

— А что тут понимать? — с болью и надеждой воскликнула Доротея. — Я люблю тебя, это ты пойми, люблю!

Принц отвернулся.

— Не знаю… А вдруг через тебя отец твой Марцеллин готовит мне ловушку?

Следующие слова девушки изумили его и заставили задуматься. Она сказала:

— Может быть… Отец — это отец. Тебе ли этого не знать, каков отец бывает для детей своих? Но я… я люблю тебя! И мне неважно, что замышляет мой отец! Хочешь — верь мне, а хочешь — не верь, но я скажу: тебя, любимый, не оставлю… никогда! Что бы ни сотворил Корнелий… он больше мне не господин! Ты — господин моей души, мой муж!

Дверь отворилась снова, и фигура в проеме произнесла голосом барона Фальдра:

— Свидание окончено, принц. А вы, княжна…

— Барон, постойте! — воскликнула Доротея. — Минутку дайте мне, всего одну минутку!

Фальдр заколебался, но, уловив выражение лица принца, кивнул и скрылся за дверью. "По-моему, этот тоже в душе сочувствует мне, — подумалось Варгу. — Лишь авторитет герцога сдерживает их. Бароны присягали моему отцу… и они остаются ему верны, хотя отец уже другой, не тот, кому бароны присягали…".

Доротея поманила его к решетке. Их руки снова встретились. От радости, или от волнения, или по какой иной причине руки жены больше не казались Варгу холодными. Нет! Они были теплыми, ласковыми. Они были руками друга. И принц крепко сжал пальчики жены в своих ладонях: спасибо!

— Мне нужно кое-что еще тебе сказать, — прошептала Доротея. — Я подслушала разговор твоей сестры с Луцием Руфином, послом Империи в Нарбонне. И вот что я узнала. Большой фрегат "Пантикапей" спешит сюда…

— Проклятие! У нас же мир!

— Нет, нет, не то, что ты подумал! Фрегат везет высокого вельможу, генерального инспектора министерства колоний. Его ждут завтра вечером. И знаешь, кто этот инспектор?..

Она ему сказала, кто, и храбрый принц не смог сдержать стона:

— Худо наше дело!.. Послушай, Дора, если б ты могла…

Жена внимательно выслушала его просьбу, а затем ушла, счастливая и гордая оказанным ей доверием.

Принцу вскоре принесли поесть, но ел он без особого аппетита. Мысли его витали далеко отсюда. Сама жизнь его была в руках амореев, людей малознакомых и, в сущности, чужих: загадочных еретиков Ульпинов и дочери лукавого сенатора Империи…

Глава двенадцатая,

в которой высокий гость из метрополии пытается распутать нарбоннский "гордиев узел"

148-й Год Кракена (1786), 14 апреля, Галлия, Нарбонна и ее окрестности

Как и большинство имперских кораблей класса фрегат, "Пантикапей" имел три мачты с трапециевидными парусами и гребной винт на корме. Винт приводился в действие силовой установкой, которую, в свою очередь, питала энергия Эфира. В прибрежных аморийских водах излучение Эфира было достаточным для достижения скорости в двадцать герм в час. Специальная энергетическая рамка, уже знакомая читателю по мобилю Софии Юстины, позволяла умножить поступление эфира и увеличить скорость фрегата до сорока-пятидесяти герм в час. Однако на приличных расстояниях от Эфира, например, в Британском море или в Персидском заливе, фрегату приходилось включать запасные эфиритовые батареи, чей ресурс, естественно, ограничен, либо просто поднимать паруса. Здесь, у южных берегов Галлии, с помощью винта, энергетической рамки и эфиритовых батарей фрегат "Пантикапей" мог развивать скорость до сорока пяти герм в час.

Вооружение фрегата составляли десять пушек среднего калибра и две пружинные баллисты. Пушки размещались по бортам судна, а баллисты — на носу и на корме соответственно. Поскольку "ханьский огонь", то есть порох, был официально запрещен Святой Курией как "богопротивное вещество", пневматические пушки стреляли особыми разрывными снарядами, начиненными горючей смесью. Дальность полета разрывного снаряда из такой пушки не превышала одну герму, но это все равно было больше, чем у любого орудия нарбоннской армии. Пружинные баллисты метали ядра и разрывные снаряда на расстояние до трех герм. На носу фрегата размещалось самое грозное его оружие — тепловой излучатель на эфиритовых кристаллах. Кристаллы-эфириты, добытые в Хрустальной Горе Мемнона, образовывали сложную систему линз, которая позволяла получать невидимый направленный луч, раскаленный настолько, что в трех гермах от излучателя этот луч плавил железо. В принципе тепловой луч эфиритовой пушки не имел ограничения по дальности, однако чем дальше, тем ниже становилась его температура, и, если говорить конкретно об излучателе фрегата "Пантикапей", то уже на расстоянии в двадцать герм его тепловой луч "палил" не жарче июльского солнца.

Здесь стоит обратить внимание читателя на другое важное обстоятельство: столица нарбоннских галлов стояла в семи гермах от береговой линии. Ее построили в те далекие времена, когда аморийцы еще не научились устанавливать на своих кораблях эфиритовые излучатели.

Впрочем, для случаев, когда вражеская цитадель скрывалась вдали от берега, у аморийцев находились орудия помощнее; так, недавно введенный в строй линейный корабль "Хатхор" обладал излучателем, который плавил железо на расстоянии в пятьдесят герм… К счастью для мятежников, излучатели всех типов были слишком прожорливы на эфир, весьма громоздки, сложны и опасны в применении. В дальних колониях от них было мало толку, и даже здесь, в Нарбоннской Галлии, практичные и осмотрительные аморийцы никогда не пытались перемещать свое чудо-оружие по суше; на просторах же Океана, как уже, наверное, понял читатель, имперский флот господствовал безраздельно…