11.4
Присев на край постели, я коснулась тонкой ручки ребенка. Малыш вздрогнув, распахнул огромные глаза и, увидев меня, нахмурился:
- Ичить?
- Да, малыш, я буду лечить тебя,- негромко проговорила я. – Твой папа рядом, все будет хорошо.
Он перевел взгляд на отца и жалобно прошептал:
- Не хочу. Больно.
Я обернулась на замершего ректора:
- Больно?
- Я приглашал специалистов из храма,- хмуро произнес он. – Они делали временную блокаду.
- Блокаду?
Ректор Айервилль подошел к сыну и, откинув одеяло, расстегнул пижамную курточку. На груди ребенка мерцало клеймо:
- Это ставят опасным преступникам, чтобы они не могли использовать магию. И в случаях с проклятьями это тоже срабатывает. Но процесс… Процесс болезненный. Сейчас я сниму печать, а вы… Умоляю…
Его голос сорвался и он, мотнув головой, замолчал. А после, коснувшись кончиками пальцев клейма, снял его с кожи ребенка как пленку.
Ректор Айервилль проворно отошел в сторону, а я, не мешкая, положила ладонь на горло малыша. Призвав свое пламя, поманила проклятье к себе. На себя.
Проклятье, оголодавшее, озлобленное, почти овеществленное, рванулось к моему Пламени. Влилось в мое тело так, будто только этого и ждало. Прикрыв глаза, я провалилась внутрь себя, внутрь своей силы. Я хотела познать суть этого проклятья.
- Ваша супруга ничем не заслужила этой тьмы,- выдохнула я.
Не открывая глаз, я чутко вслушивалась в то, что сейчас сгорало в моем Пламени.
- И проклинающая об этом знала. Она влила в свою силу столько ненависти, злости и зависти, что проклятье вырвалось из-под контроля.
- Она мертва? – хрипло уточнил ректор.
- Она умерла раньше, чем ваша супруга. И часть проклинающей оказалась запечатана в пожирающей вашу супругу тьме. Именно поэтому проклятье зацепилось за ребенка – темная страшно хотела жить. Хотя можно ли это назвать жизнью?
- Что теперь будет с моим сыном?
Открыв глаза я посмотрела на ребенка:
- Ему нужна жизнь. Яркая и веселая. Найдите ему друзей.
- Где? – ахнул ректор,- где я…
- В далеких деревнях детей в лес выводят и там бросают,- я хмуро посмотрела на ректора,- а вы и сыну поможете, и чужие жизни спасете. Дело в том, что… Все уже в порядке. Но причиненный вред нужно исправить. Нужно расцветить жизнь мальчика, показать, что кошмары ушли и не вернуться. Что мир прекрасен. Купите ребенку собаку, шумную, веселую и лишенную агрессии. Кстати, Ликорис-гран…
- Кора,- поправила меня тихо улыбающаяся подруга,- или ты думаешь, что я не знаю как ты сократила мое имя? А что касается собаки, то да, я сама поработаю со щенком. И прослежу, чтобы ты не избаловал ребенка. Ноэль?!
А я, покачнувшись, чуть не прилегла рядом с уснувшим малышом.
- Все в порядке,- я помахала ладонью, будто разгоняя перед собой воздух,- все в порядке. С детьми работать сложнее – приходится контролировать и себя, и проклятье. Со взрослыми можно не церемониться, у взрослых энергоканалы крепче. Мне бы на воздух.
Ректор Айервилль что-то рявкнул, и вокруг засуетились слуги. Меня аккуратно вывели в сад, усадили подле деревянного резного столика. Рядом устроили Кору. А через пару мгновений столик чуть не сломался под гнетом яств, натащенных из глубин дома – Ликорис пришлось кастовать укрепление на витую ножку.
- Никто не сможет передать, насколько я вам благодарен,- с другой стороны присел ректор. – Мое имя Кельш. Кельш Айервилль и я горд принять вас в свою семью.
Мне протянули обтянутый кожей тубус.
- Благодарю,- я склонила голову.
- Зови меня дядюшка Кель,- ректор усмехнулся,- а я буду звать тебя малышка Эль. И это… Это, конечно, оплата. Но это искренняя оплата. Я так счастлив, что мне, признаться, отказало красноречие.
- У тебя его никогда не было,- фыркнула Ликорис,- все речи на открытие учебного года были написаны мной.
Кельш махнул на нее рукой и, подхватив мою ладонь, четко произнес:
- Мой дом навсегда открыт для тебя, малышка Эль. То, как я любил свою жену… Мне никогда не полюбить другой женщины. Мой сын – все, что осталось от моей супруги. Мой сын – смысл моей жизни.
Отпустив мою руку, он поднялся, чуть помялся и добавил:
- В тубусе так же лежит чек на предъявителя. Не… Не отказывайся.
Я встала и, подобрав юбку, присела в глубоком реверансе.
- Отдыхай. Я распоряжусь заложить карету.
- Я хотела пройтись по городу,- негромко сказала я. – По лавкам.
Эта мысль посетила меня внезапно, но… Я просто напросто загорелась идеей купить что-нибудь детям.
- Это прекрасная мысль,- кивнул Кельш. – Слуги принесут тебе кошелек с мелкими монетами.
- Я не могу…
- Можешь,- оборвал он мой лепет, а после добавил,- поверь, ты не в силах меня разорить.
Круто развернувшись, он ушел в дом.
- Ты сделала его счастливым,- тихо сказала Кора.
- Но кто проклял его жену?
- Ее сестра,- Ликорис скривилась,- отвратительная история. Лайрин и Кельш были влюблены несколько лет, но… Удивительно, какими недогадливыми могут быть взрослые и, казалось бы, умные люди. Они ходили вокруг да около и никак не решались объясниться. Рядом с Лайрин всегда крутилась младшая сестра, Кайрия. Кайрия родилась слабой и лет до пяти никто не мог дать гарантии, что ребенок выживет. И, как часто бывает, родители ее избаловали. Девочка получала все – новые вещи, подарки, любовь и внимание родителей. Если Кайрии нравилось что-то из вещей Лайрин… Сама понимаешь.
Я кивнула, понимаю.
- Кайрия влюбилась в Кельша, а Кельш, наконец, нашел в себе силы объясниться с Лайрин. Лайрин, вне себя от счастья, согласилась стать его женой. А дома ей приказали оставить Кельша и дать Кайрии дорогу.
- А мнение самого Келя? – оторопела я.
Ликорис развела руками:
- Это не ко мне вопрос. Главное, что Лайрин впервые в жизни дала родителям и сестре отпор. И вышла замуж, навсегда покинув отчий дом. Она никогда не приходила на праздники, не писала и не принимала присланных писем. Они были счастливы несколько лет, а потом… На свою беду Лайрин все же согласилась встретиться с матерью. Та убедила дочь, что Кайрия изменилась, встретила любимого и сейчас очень переживает, что некрасивая история выйдет наружу и любимый от нее отвернется.