Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Задание было выполнено. Михаил стал подсчитывать своих — только половина эскадрона. Где остальные: убиты или отстали? Он послал связного к командиру полка, казакам приказал собрать немецкое оружие, а сам с Элвадзе принялся осматривать склад.
— Много пшеницы полито кровью, — грустно сказал он, шагая через трупы убитых.
Михаил подносил фонарь к павшим казакам. Зинченко, Беркутов… Герои одними из первых заскочили в склад. Честь им и слава.
Михаил посмотрел в сторону пленных немцев. Что делать с фрицами?
— Вывести и расстрелять! — зло сказал он.
— Не надо терять рассудок, — возразил Элвадзе.
Прибежал связной. Он козырнул и выпалил без передышки:
— Командир полка передал: ждать его приказаний, быть в боевой готовности; пленные пусть пока здесь останутся; в поселке полный порядок; немецкий гарнизон разбит.
— Что делает командир полка? — спросил Михаил.
— Допрашивает с командиром дивизии немецкого офицера.
— Санитарку не видели? — вдруг вспомнил Елизаров, беспокоясь о Вере.
— Нет.
— Позовите старшину.
Вскоре пришли старшина и Кондрат Карпович.
— Живы? — обнял одной рукой отец сына.
— Живы, да не все, — печально ответил Михаил, кивнув на убитых. — Старшина, раненые подобраны?
— Разрешите доложить, — сказал старшина. — Раненые все в помещении, идет перевязка.
Михаил сел на мешок с зерном, поставил перед собой «летучую мышь» и подозвал самого старшего из пленных — лейтенанта лет тридцати, того самого, который бросил в него гранату.
Медленно подбирая слова, сказал по-немецки:
— Предупреждаю, говорите только правду, иначе разговор будет коротким. Номер вашей дивизии?
— Семьсот тринадцатая, — ответил немец.
— Зи линг! — крикнул на весь склад Михаил. — Врете! Кто командир дивизии?
— Не знаю, — поежился лейтенант. — Я недавно прибыл.
— Вы не можете не знать. Расстрелять! — приказал Михаил на русском и немецком языках.
Элвадзе и два казака вывели лейтенанта из склада. Раздалось два выстрела, Элвадзе вернулся, козырнул и четко произнес:
— Ваше приказание выполнено.
— Ведите следующего.
Элвадзе привел высокого красивого немца, обросшего рыжей бородой.
— Как ваше имя? Кто командир дивизии? Сколько танков?
Красивый немец говорил невнятно, уклонялся от ответов, уверял, что он только недавно прибыл на фронт.
— Расстрелять, — приказал Михаил.
Немца вывели, раздались два выстрела, Элвадзе так же доложил об исполнении приказания и подвел третьего пленного, лет двадцати четырех, выбритого, но чумазого. Немец трясся от страха.
— Звание? Должность? — строго спросил Михаил.
— Рядовой, шофер, — ответил немец, дрожащей рукой протягивая замасленные бумажки.
Михаил проверил — документы подтверждали сказанное. Шофер, как на исповеди, говорил, что он по ночам возил в термосах обед, кофе на линию обороны, что езды всего туда семь минут при скорости шестьдесят километров в час, что командир батальона там Функу. Пленный без запинки подробно отвечал на вопросы командира эскадрона.
— Напишите, — тихо сказал Михаил, — какой сегодня пароль у вас.
Немец дрожащей рукой коряво вывел на протянутой бумаге: «Кюгель — Кенигсберг».
— А еще есть шоферы здесь? — спросил Михаил.
— Есть. Здесь много нестроевых, — подтвердил немец.
Михаил, довольный показаниями, велел пленному отойти в сторону. К столу вызвал еще двух немцев, у каждого спросил пароль. Те подтвердили сказанное.
Командир эскадрона приказал привести «расстрелянного» вначале лейтенанта, потом рыжебородого.
— А то, наверное, замерзли, паршивцы, — рассмеялся он. Выделив старшину и конвойных, отправил «помилованных» офицеров в штаб для допроса. Елизаров-старший стоял в сторонке, довольно пощипывая усы, гордый за своего сына. Он даже изменил своей старческой привычке поучать и наставлять молодого казака. Стоял и молчал, удивленный смекалкой сына, его хитрой выдумке с «расстрелянными» немцами.
Михаил между тем говорил Элвадзе:
— Пойду к Пермякову, доложу о показаниях. Знаешь, что хочу предложить? Посадить всех казаков на немецкие машины. За руль этих голубчиков, — он кивнул на пленных шоферов, — и на третьей скорости к переднему краю. Пароль знаем.
Командир полка отклонил предложение Елизарова, назвав его поспешным и необдуманным решением. Михаил горячился:
— Неправильно действуем. Надо с ходу броситься на высоту сто тринадцать. А тут тормоз дали, коням хвосты чешем. Чего ждем? Чтобы немцы наперли на нас с двух сторон?
— Сверху виднее, брат. Перед нами одна высота, а перед командованием — двадцать одна. Может, не мы будем брать.
— В военном деле «может» не бывает.
Спор продолжился с Элвадзе.
— Не горячись, — успокаивал тот.
— Я не горячусь. Но ты подумай. Немцы наверняка знают, что изрубили их рыцарей в Лихоборе. Конечно, наземные силы фрицев не пройдут — наши конники закроют путь. А «юнкерсов», «хейнкелей» кто задержит? Пойду к генералу, скажу свое мнение.
— Не надо. Ты не имеешь права оставлять эскадрон. Вдруг команда «по коням»?
Михаил остался, но то и дело посматривал на светящийся циферблат часов, Наконец где-то у высоты разорвались бомбы — одна, другая, третья. Грохнул тяжеленный снаряд. Казалось, что земля качнулась.
— Это хорошо, даже очень хорошо, — сказал Михаил. — Сандро, иди выбери три машины с броневыми бортами, посади за руль тех шоферов и, как будет команда «вперед», повезешь немцам обед, а то не уснут без горячей пищи.
— Брось шутки.
— Насчет машин серьезно говорю. Чувствую — получится. Сам я побегу к командиру полка. Будешь за меня.
Михаил по пути осмотрел трофейные машины, обстукал кулаками броневые борта. В середине одного кузова обнаружили четырехствольный зенитный пулемет: преступно не воспользоваться.
Пермяков строго отчитал Михаила за то, что второй раз тот заговорил о машинах. Елизаров не стал настаивать.
— Разрешите обратиться к командиру дивизии? — спросил он.
— Пожалуйста. Можете идти.
Михаил побежал к командиру дивизии. Тот, выслушав лейтенанта, сначала задумался, потом решил:
— Вариант неоригинальный, бывали такие наезды, иногда проваливались. Но рискнуть есть смысл. Действуйте.
Михаил действовал молниеносно. Через несколько минут машины с казаками неслись к высоте сто тринадцать. На полпути встретилось боевое охранение врага. Немецкий шофер, в бок которого упиралось дуло русского пистолета, не сбавляя скорости, покорно произнес пароль. Боевое охранение осталось позади.
Вдруг раздались выстрелы, треск автоматов. Немецкое боевое охранение обнаружило казаков, ехавших на второй машине. Элвадзе, сидевший в кабине, прозевал. Он слишком доверился пленному шоферу, не заметил, как тот повернул ручку двери. Когда машина поравнялась с боевым охранением, водитель выбросился и крикнул:
— В машине русские!
Началась перепалка. Михаил догадался о случившемся. Возвращаться на помощь — немцы в спину ударят. Только вперед. На задних двух машинах два взвода казаков справятся против одного немецкого, если не растеряются. «Прав Пермяков, назвав выступление на машинах поспешным решением» — с раскаянием думал Михаил. — Через три-четыре минуты машина прикатит к дотам. Что там ждет казаков? Может, не доехав до обороны, они встретят смерть?
Сгущались сумерки, ветер усиливался.
Михаил отчаивался.
— Тахав, как быть? — нервно спросил он башкира, сидевшего в кабине третьим.
— Назад нельзя — каюк будет.
— Правильно. Рисковать до конца, — решительно сказал Михаил, стараясь не показывать своей растерянности.
Как же встретиться с врагом? Может, сейчас же соскочить с машины и жать по-пластунски или, как советовал генерал, с ходу броситься в блиндажи? Рискованно. Подъедут машины — немцы начнут резать из пулеметов. Тогда конец всем казакам. Виновником неудачи будет Михаил.
«Почему не бьют наши самолеты? — мучительно соображал он. — Мало их. Артиллерия почему замолчала?» Лейтенант посмотрел на часы: «Понятно — время атаки». Михаил напомнил Тахаву пароль, тот, высунувшись из кабины, спросил казаков — помнят ли они? Кто шепотом, кто про себя повторил волшебные, спасительные слова: «Кюгель — Кенигсберг».
Вот уже видны доты. Вон она, злополучная высота, которая стоит стольких жертв, сил и страданий. Вот человек двадцать немецких солдат прогуливаются с автоматами в нескольких метрах от железобетонного подземелья. Наверное, ждут обеда. Михаил пригрозил шоферу дулом пистолета, лихорадочно размышляя: «Может, действительно немцы ждут обеда? Если даже они знают о падении Лихо-бора, то подумают, что машины могли вырваться».