любую сумму, которую он сможет выручить за целое произведение искусства.
Итак, арт-дилер собрал рабочих с кувалдами, подвел их к скульптуре Венеры и скомандовал: “Разбейте ее. Разбейте ее на тысячи маленьких кусочков”. Он поднял руку, чтобы подать сигнал, и когда рука уже начала опускаться, она вдруг отвалилась, словно отрубленная невидимым мечом. Одновременно отвалилась противоположная рука Венеры Милосской. Обе руки упали на пол, одна из плоти, другая из камня, и образовали крест, который рабочие восприняли как знак свыше, что Венеру нельзя уничтожать. Вскоре после этого инцидента Венера Милосская была приобретена Лувром, где хранится по сей день, чтобы эту красоту могли созерцать все желающие».
Я на мгновение остановился. В зале по-прежнему стояла тишина. Лица присутствующих были каменными, как у самой Венеры. «Эта долина — не просто рукотворное творение человека, — продолжил я. — Эта долина — произведение искусства, созданное Богом. Многие путешественники считают этот край величественных гор и девственных озер самой красивой долиной в мире. И эта долина в ваших руках, как когда-то Венера Милосская была в руках алчного арт-дилера».
Я ушел с трибуны. Аплодисментов не последовало. Зал безмолвствовал. После конференции со мной никто не разговаривал. Я считал, что моя речь была ужасной ошибкой, жалкой, постыдной блажью, пока через несколько дней не повстречал в магазине местного риелтора.
— На днях вы выступали с речью, — заговорил со мной он.
— Подозреваю, что ее не очень хорошо приняли, — сказал я.
— Насчет этого не знаю. У меня было два участка вниз по реке, которые я планировал разделить. Я их вчера продал, но с оговоркой, что эту землю нельзя перекраивать. Не хотелось бы вместе с участком потерять и руку. — Он рассмеялся. И я рассмеялся.
В другой раз меня пригласили выступить на национальной пресс-конференции. Я как раз закончил тяжбу по иску Мисс Вайоминг против журнала Penthouse. Журнал опубликовал юмористическую, по утверждению редактора, статью, в которой Мисс Вайоминг была изображена такой искусительницей и гуру фелляции, что мужчины просто теряли голову от ее «искусства». Эта статья настолько унизила мою клиентку и растоптала ее способность жить нормальной жизнью, что в конце концов ей пришлось уйти из университета. Помыкавшись в поисках работы, она в итоге отправилась в армию в качестве помощника капеллана. Суд вознаградил ее страдания компенсацией в размере 25 миллионов долларов.
СМИ, как и все мы, — ярые поборники Первой поправки. Ассоциация средств массовой информации преподнесла мой иск против Penthouse как нарушение Первой поправки, и аудитория была настроена враждебно. Представляя меня, председатель просто сказал: «Сейчас перед вами выступит самый что ни на есть настоящий враг свободы слова, тот самый адвокат, который сумел громогласными речами уговорить присяжных попрать наше священное право на свободу слова и присудить его клиенту компенсацию за якобы причиненный моральный ущерб в размере 25 миллионов долларов. Это и есть правосудие? Что ж, дамы и господа, вот человек, который знает, как исковеркать Первую поправку, — господин Джерри Спенс».
Я подошел к кафедре и обвел взглядом молчаливую, недоброжелательную толпу. Складывалось ощущение, что меня собираются линчевать за изнасилование Красной Шапочки. Я подождал. Ничего. Я подождал еще немного. Ничего.
Тогда я сказал: «Да пошли вы». Все рухнули от смеха, некоторые зааплодировали, и лед тронулся. Я прямым текстом озвучил свои чувства — сказал правду. Моя откровенность позволила установить контакт и взаимопонимание с аудиторией, после чего она пришла к заключению, что я не замахивался на святая святых — Первую поправку, а, наоборот, хотел добиться справедливости за противоправное применение Первой поправки изданием Penthouse в корыстных целях.
Вспоминаю еще один случай, когда меня спасло то, что я просто говорил правду. Я проводил собеседование с кандидатами в присяжные для своего дела, чтобы определить их непредвзятость и компетентность. В Вайоминге этот процесс отбора жюри, известный как voir dire, проходит в виде общего собрания в зале суда, где около сотни членов коллегии присяжных слушают вопросы адвокатов и ответы своих коллег.
Я много лет проработал в суде в маленьком городке Ривертон в штате Вайоминг, где был избран прокурором. Как результат, я вел непопулярные дела и отправлял в тюрьму чьих-то детей. Позже я занялся частной адвокатской практикой и яро отстаивал интересы своих клиентов, вследствие чего нажил себе еще врагов в этой небольшой, связанной тесными узами общине. Осознавая такое положение дел, я хотел убедиться — насколько это было возможно, — что в жюри не окажутся мои недоброжелатели. Чтобы прощупать почву, я стал задавать наводящие вопросы.
— Есть ли среди вас те, кто знает меня или что-нибудь обо мне?
Почти все подняли руки.
— Есть ли среди вас те, кому эти знания могут помешать справедливо, объективно подойти к данному делу и выслушать нашу сторону?
Молодой человек в старой ковбойской рубашке и выцветших джинсах Levi’s поднял руку.
— Ну, я знаю о вас кое-что. — И прежде чем я успел ему предложить пройти в комнату судьи для конфиденциального разговора, он во всеуслышание выдал следующее: — Мой батя говорит, что однажды вы его защищали и подвели.
Я остолбенел. Я не знал, кто отец этого молодого человека. Я не знал, что ответить. А вся коллегия нас слушала и наверняка уже прониклась ко мне неприязнью — вот адвокат, который подвел отца этого парня.
С большим трудом, но все же я взял себя в руки и сказал:
— Я знаю, что я просил вас говорить правду, но должен признаться, такое публичное заявление, да еще перед всеми этими уважаемыми людьми, повергло меня в замешательство. Я действительно не знаю, что сказать. — И я не знал. Должно быть, вид у меня был очень растерянный.
— Да ничего страшного, господин Спенс, — ответил молодой человек. — Мой отец обо всех так говорит.
Внезапно меня спас тот же присяжный, который едва не загубил мне репутацию и все дело, потому что я был собой, открытым и искренним, и не стеснялся показать, что меня задели и унизили. В итоге эта словесная перепалка послужила мостом к взаимопониманию с остальными присяжными.
ИТАК. Чтобы открыть Другого для своей аргументации, говорите правду. Будьте собой. Этого достаточно.
10
Как вести успешный спор
Высвобождаем звук и ярость
Инструмент, который мы называем голосом. Мы говорим с помощью инструмента, который называется голос. Не будь мы так оснащены, то, возможно, общались бы с помощью скрипок, или труб, или барабанов. Все инструменты такого рода, включая голос, предназначены для исполнения музыки. Мы об этом забываем. Если бы можно было усилить звуки, которые издают дождевые черви,