успокоиться лишь после чашки кофе с солидным количеством коньяка и пары сигарет. Компанию мне составили Алла и её отец — он смотрел на наше курение с неодобрением, но вслух ничего не говорил. Но я не знал, был ли Александр Васильевич в курсе, что его дочь курит, так что эта ситуация лишь ненадолго отвлекла меня от действительно важных переживаний.
— Ты чего завелся? — спросила Алла, когда я вернулся за стол с новой порцией бодрящего напитка.
— Не знаю, Ал… Вот это его «завтра будет информация» — ну это же, блин… даже не знаю, как назвать. Ему на блюдечке преподнесли убийцу, а он нос воротит.
— Вообще-то он не должен отчитываться перед тобой о ходе следствия, — напомнил Александр Васильевич очевидный факт. — И, возможно, он прямо сейчас проверяет сведения, которые ты ему сообщил.
— Хорошо, если так, — чуть более грубо, чем хотел, ответил я. — И я, конечно, всё понимаю — на дворе государственный переворот, а тут какой-то левый пацан напоминает про какое-то убийство. Наверное, я бы тоже послал… вежливо, но далеко.
— Ну вот, — примирительно сказал он. — А он тебя почти и не послал, как ты выразился. Думаю, даже «спасибо» сказал?
— Сказал, куда бы он делся…
— Вот и хорошо. Ну а завтра будет новый день, может, какие-то новости появятся.
— Да какие сейчас могут быть новости? — я бросил быстрый взгляд на телевизор, где уже в который раз пустили «Лебединое озеро».
Телевидение сегодня, конечно, было в ударе — свою задачу об информировании граждан оно не выполняло совершенно. Но скоро по программе должно было начаться «Время», и я надеялся, что хоть там что-то скажут про происходящее в стране. С другой стороны, стабильность в том, что показывало Центральное телевидение говорило о том, что переворот явно шел по плану или очень близко к задуманному, и его организаторы не считали нужным менять своё отношение к средствам массовой информации. Хорошо хоть газеты распространили с утра со своей программой.
— Один мой знакомый был уверен, что отсутствие новостей — тоже хорошая новость, — философски заметил Александр Васильевич. — Я тут, кстати, подумал над твоими словами про то, что за тобой придут, если всё провалится…
— И как?
— Да никак… просто это может быть что-то типа датчика неудачи этого… хмм… мероприятия.
— В смысле? — мне не удалось переключиться достаточно быстро, чтобы понять, что он хочет сказать.
— В прямом. Если за тобой ещё не пришли, то твоим… не знаю, как их назвать… коллегам?..
— Я их считаю кураторами, — пояснил я.
— Кураторы… — Александр Васильевич покатал это слово на языке. — Хорошее определение, достаточно точное. Пусть будут кураторы. Так вот — если за тобой ещё не пришли, то твоим кураторам сопутствует удача.
— Мне не нравится в этом предложении только уточнение «ещё», — улыбнулся я. — А в целом я и сам об этом только что подумал — правда, из-за телевизора. Пока там показывают балет, всё идет по плану. Если победит другая сторона, она обязательно что-то скажет…
Балет внезапно прервался, на экране появилась настроечная таблица — и моё сердце едва не рухнуло в пятки. Но заставка быстро сменилась студией с дикторшей, которая снова начала зачитывать заявления ГКЧП — женщина, кажется, была не той, что с утра, а вот текст повторялся. Моё сердце вернулось на место.
— Ненавижу эту страну, — пробормотал я. — Так и до инфаркта доведут.
— Эти могут… — согласился со мной Александр Васильевич. — Так чего ты на самом деле боишься, Егор? Что твои кураторы проиграют и за тобой придут?
Я немного подумал, спрятав паузу за новой сигаретой.
— Пожалуй, нет. Я почему-то верю, что у них всё получится… вот смотрите — я сегодня прокатился туда и обратно, потом мы с Аллой ещё попутешествовали по Москве. И если бы не этот Боб, всё бы закончилось более чем благополучно. У меня даже документы ни разу не попросили, да и вообще я не видел, чтобы кого-то задерживали, в кого-то стреляли…
Словно в ответ на мои слова где-то улице раздалась недолгий треск, хорошо мне знакомый по всяким боевикам и другим фильмам со стрельбой. Я, разумеется, знал, что в кино используют звуковые спецэффекты, но и со звуком выстрелов я был хорошо знаком — в девяностые иногда случалось услышать. Мы все трое прислушались, но снаружи доносился лишь обычный шум этого тихого уголка вечерней Москвы.
— Надеюсь, это они случайно, — попытался я пошутить. — Но страшно. Впрочем, днем ничего подобного не было. А так ведут себя победители — они не нервничают, не суетятся, не делают того, что нельзя исправить. Так что я верю в успех… кураторов.
— Тогда что тебя беспокоит?
Отвечать на этот вопрос оказалось легко и приятно.
— Честно? Очень простая и страшная вещь. Я представляю, как Боб ночью выбивает нашу дверь, входит в квартиру и начинает нас убивать. А я ничего не успеваю сделать, потому что устал за день как собака, и, скорее всего, буду спать совершенно богатырским сном… Вот это меня пугает больше всего.
Александр Васильевич переглянулся с дочерью, и они оба рассмеялись. Я надулся — мне было обидно, что мои страхи не воспринимают всерьез.
— Егор, тебе не стоит об этом думать, — сказал он. — И беспокоиться об этом. Я сплю чутко, да и буду находиться почти рядом с дверью. Если кто-то попробует к нам вломиться, я его встречу. Думаю, я ещё на что-то способен. В молодости, помню, несколько лет ходил в секцию самбо.
Его обещание ничуть меня не успокоило. Я был уверен, что он не знает, с кем может столкнуться в нашей тесной прихожей.
* * *
Александр Васильевич стоял, сложив руки, в дверях комнаты Аллы и внимательно смотрел на то, чем я занимаюсь. Мне было неимоверно стыдно, но я продолжал творить самую натуральную херню — пытаться так подпереть стулом входную дверь, чтобы он не падал при ударе, а стопорил ручку и предотвращал возможность распахнуть эту дверь. Этот прием я подсмотрел когда-то на буржуйском видеосайте, но не применял ни разу — с металлическими дверями, которые к тому же открывались наружу, это было не нужно. Ну а здесь всё было устроено по правилам пожарной безопасности, и я надеялся, что стул сработает — но столкнулся с тем, что выбранный мною предмет мебели не подходил по габаритам. Других типоразмеров стульев в квартире не имелось, а ходить по соседям и попрошайничать я не хотел.
— Не получится, Егор, — наконец сказал отец Аллы. — Я понял, что ты задумал, но в данном случае твоя идея не