в главную квартиру М.И. Кутузова в Красной Пахре. Вот оно:
«Всемилостивейший государь!
На дороге узнал я, что армии под начальством князя Кутузова отступили от Можайска к Москве. Предполагая однако же, что непременно еще воспоследует большое сражение впереди сей столицы, поспешал я как можно скорее к главной квартире. По приезду моему в Тверь рано поутру 4-го числа сего месяца, совершенная безызвестность в сем городе о движениях армий принудила меня следовать по дороге к Москве с весьма большою осторожностию. Когда я проехал Клин, сильное зарево и испуганные бегущие жители известили меня о плачевной участи древней столицы и о приближении французских партий. Тогда принял я влево по проселочным дорогам (по собственным своим соображениям, поелику никто нигде не знал ничего положительного о армии нашей) и направился на Дмитров, Троицу, Киржач, Покров, Хотеичи, Коломну, Каширу и Серпухов. В сем последнем городе узнал я, наконец, что армия находится в Красной Пахре, селе в 16 верстах от Подольска по Калужской дороге, куда я с великим трудом и большими опасностями от повсюду бродящих партий и мародеров французской армии прибыл благополучно 8-го числа.
Тут вручил я исправно светлейшему князю все пакеты, мне порученные, и вследствие повеления Вашего Императорского Величества испросил у господина фельдмаршала дозволение прочесть ему бумаги, мною привезенные. Князь, выслушав все оное со вниманием, сказал мне, что он совершенно признается в пользе и в выгоде, могущих воспоследовать от исполнения сего важного и общего операционного плана, но что, к сожалению, 6-го числа сего месяца было от него послано предписание генералу Чичагову, немного не сходственное с предполагаемым действием».
Далее Чернышев доложил императору о том, что ему приказали сделать «подробный и полный экстракт на французском языке содержанию всех бумаг» для генерала Беннигсена, а также о том, что Кутузов в своих повелениях прибавил к каждой дате пять суток.
Далее он сообщил, что теперь направляется искать Чичагова и Тормасова, надеясь найти их вместе близ Луцка.
В завершение своего донесения Чернышев писал:
«Движение нашей армии к Можайской дороге, обходя правый фланг неприятеля и угрожая тылу его, могло бы иметь счастливейшие последствия, ежели бы его производили решительнее.
Непристойно мне доводить до сведения Вашего Величества все рассуждения о прошедшем и при оных собственные мои мысли о состоянии нашей армии и неприятельской, и потому ограничусь сказать только то, что хотя взятие Москвы и произвело везде и во всех большое впечатление, однако же оно взятыми предварительно мерами о вывозе почти всего из города не столь улучшило бедственное положение неприятеля, чтобы он мог здесь держаться долго, и отнять у нас надежду его уничтожить, ежели не сделают еще здесь важных ошибок до соединения сил наших в его тылу. Большая армия наша хотя и претерпела важную потерю в людях, но она еще остается, ежели не превосходнее, то верно в ровных регулярных силах с неприятелем: при всей храбрости и духа в подчиненных, ежели в ней чего недостает, так это деятельности, отважности и порядка!
Все благомыслящие люди всякого состояния, даже поселяне, с коими я встречался, страшатся теперь, чтобы нынешнее положение дел не произвело наклонности к миру, который, несомненно, основан бы был на бесчестии России. Зная совершенно мнение Вашего Императорского Величества на сей счет, я старался успокаивать их, утверждая, что образ мыслей, твердое намерение и характер вашего величества должны служить залогом всем верным сынам отечества о употреблении еще больших усилий к уничтожению теперь коварного врага, уже ослабевшего и столь далеко зашедшего».
Рейд в герцогство Варшавское
Еще в начале июля 1812 года в письме к своей сестре Чернышев писал:
«Я полагаю, что у меня будет собственное подразделение, в начале оно не будет значительным по размеру, так как наши казаки находятся до сих пор в глубоком тылу, но впоследствии оно увеличится, я постараюсь восполнить недостаток численности активностью и рвением. Я очень бы хотел служить на передовой».
Все-таки Чернышев был офицером, и ему очень хотелось принять участие в боевых действиях против французов. И вот удобный случай предоставился ему. Он предложил, что может возглавить небольшой отряд для проведения рекогносцировки, а затем поддержать наступление армии Чичагова в тылу противника. Командование не возражало.
Для осуществления этого плана требовались мобильные, способные на молниеносный маневр подразделения. Казаки подходили для этого как нельзя лучше.
И вот, вскоре после прибытия в Дунайскую армию, Чернышев получил приказ от адмирала П.В. Чичагова: перейти вброд через Буг, затем по сигналу из пушек овладеть городом Тересполем (Тирасполем), сжечь плотины, в случае отступления противника — преследовать его.
Отряд Чернышева состоял из четырех батальонов, четырех эскадронов и двух полков казаков с 8 орудиями. Как и было условлено, Чернышев со своими людьми остановился в пяти верстах от города и стал ждать сигнальных выстрелов. Но вскоре разведчики донесли ему, что в Тересполе никого нет — австрийцы ушли.
В результате Чернышев занял Тересполь, вошел в Брест, а потом опять соединился с Чичаговым.
Позже выяснилось, что князь Шварценберг (тот самый, кстати, на пожаре у которого в Париже отличился в 1810 году наш герой), сбитый с толку отрядом Чернышева, решил, что перед ним значительные части русских, и предпочел отступить.
Не успели перевести дух — новый приказ от адмирала П.В. Чичагова: идти с легким конным отрядом в герцогство Варшавское, созданное Наполеоном,