чуть легче, то ли от того, что выговорился, то ли ещё почему-то.
Медленно допиваю, отставляю стакан.
— Аня хочет перевестись на суточные дежурства, чтобы как можно реже встречаться на работе, — говорю тоскливо. — Я попросил её отложить это до конца месяца. Она согласилась. Сейчас она меня игнорирует, насколько это возможно. И я её понимаю, но… я не могу без неё! Просто не могу!
Соболевский смотрит на меня внимательно, молча. Делаю глубокий вдох.
— Герман Эдуардович, что мне делать?
Аня
Подслушивать нехорошо, я знаю.
И вообще, много проблем в моей жизни произошло именно потому, что я услышала что-то, не предназначенное для моих ушей. С другой стороны, польза от этого тоже неоспорима. Так что усилием воли затыкаю свою совесть и торможу возле входа в гостиную. Меня аж потряхивает от эмоций, пульс зашкаливает, я пытаюсь сконцентрироваться и слышу:
— Герман Эдуардович, что мне делать?
— А что вы уже сделали, Никита Сергеевич? — спокойный голос Германа.
— Помимо сказанного? Проще перечислить, чего я не делал, — Добрынин отпускает горький смешок. — Ни разу её толком не похвалил. Никогда не говорил ей ни одного приятного слова. Не сказал, что… — голос прерывается, я слышу судорожный вздох. — Я… до слёз её доводил…
Молчание, тягостное, тяжёлое — еле дышу от напряжения, которое скапливается в грудной клетке.
— Не смотрите на меня так, Герман Эдуардович, — продолжает Никита. — Вы не можете думать обо мне хуже, чем я сам о себе думаю. Не представляете, каким дерьмом я тогда себя чувствовал. Стоял под дверью, сжимал кулаки и слышал, как она всхлипывает — тихо, чтобы никто не догадался. И это я знаю только про один раз, сколько их на самом деле было — бог весть… А вот когда услышала мой разговор с Марго, она не плакала, — произносит глухо. — Просто ушла…
Опять тишина. Долгая, и никаких звуков. Я же сейчас вся изведусь, что там у них происходит?
— Она никогда меня не простит, — вдруг сдавленным голосом говорит Никита, и я слышу странный звук. Что это?.. Не успеваю задуматься, как опять раздаётся голос Германа:
— А вы её об этом просили?
— О чём?
— Вы просили её простить вас? — Герман Эдуардович говорит очень серьёзно. — Не стоит быть настолько категоричным. Да, вы вели себя… не лучшим образом.
— Это чересчур мягко сказано, — Добрынин измученно смеётся. — Точнее — как последний… я даже слов не знаю подходящих.
— Хорошо, допустим, — продолжает Герман, — Разумеется, обычным извинением вы ничего не добьётесь. И тут я не могу дать вам никаких советов. Вы эту кашу заварили, вам её и расхлёбывать. Но, может быть, есть какие-то обстоятельства, которые говорят в вашу пользу? Вы ведь добились её однажды.
— Я, по-моему, просто не оставил ей выбора, — в словах Никиты слышно смущение.
— Она не была бы с вами, если бы не хотела, — Герман явно веселится, — не стоит недооценивать силу её характера. Но для начала вы сами должны найти в себе то, за что вас можно полюбить и простить. Есть же что-то, благодаря чему Аннушка сможет посмотреть на вас по-другому, если вы ей, конечно, покажете?
— Я… не знаю, — голос Никиты звучит немного растерянно.
— Вам стоит подумать об этом.
В комнате начинается какое-то движение, и я максимально бесшумно отступаю обратно в коридор. Как же хорошо, что у Германа Эдуардовича квартира в старом доме — в новостройке они бы дыхание моё заметили, а тут слышимость совсем другая. Тихо, как мышь, приоткрываю входную дверь, выскальзываю на площадку и так же беззвучно закрываю, стараясь, чтобы не щёлкнул замок.
Отношу сумки с продуктами обратно в машину, пусть пока полежат, ничего с ними не сделается. Я говорила Герману, что приеду во второй половине дня, но точное время не называла. Интересно, он понимал, что я могу услышать их разговор?
С другой стороны, он точно не стал бы сталкивать нас лбами у себя в квартире. Значит, Никита скоро уйдёт.
Чтобы потянуть время, иду в кондитерскую с другой стороны дома. Заодно куплю Герману Эдуардовичу что-нибудь к чаю. Ему, конечно, не стоит сладкое есть, но если совсем чуть-чуть, то можно.
По дороге обратно задумываюсь об услышанном до такой степени, что ничего не вижу перед собой — и у подъезда врезаюсь в кого-то.
— Простите, — поднимаю голову… ну конечно, это Добрынин, придерживает меня за локоть. — Прошу прощения, Никита Сергеевич, — сразу делаю шаг назад, голос сам собой становится суше и холоднее. — Я задумалась.
— Не извиняйтесь, я сам виноват, — торопливо произносит мужчина, пытаясь поймать мой взгляд, но я гляжу на скамью, облетевшие кусты за ней, куда угодно, только не на него. — Вы к Герману Эдуардовичу? — спрашивает неловко, когда убеждается, что в глаза ему я не посмотрю.
Интересно, а к кому ещё я могу тут идти? Киваю молча и, обогнув его, иду к подъезду. Набираю код, но тут же мимо меня протягивается рука, помогая открыть тяжёлую металлическую створку. Опять киваю и прохожу внутрь. Поднявшись на полтора этажа, аккуратно сбоку выглядываю в небольшое подъездное окошко. Добрынин ещё не отошёл от подъезда, но козырёк его уже не закрывает, поэтому видно, что мужчина стоит неподвижно, глядя на входную дверь. Затем разворачивается, засовывает руки в карманы и медленно уходит, по дороге пнув какой-то камень.
Сама не знаю почему, но дальше я поднимаюсь с улыбкой, и так же с улыбкой звоню в нужную дверь.
— Аннушка! — Герман Эдуардович открывает мне. — Рад вас видеть, дорогая моя!
— И я… Ой, Герман Эдуардович, я же продукты в машине забыла! — всплёскиваю руками. — Вот, возьмите, здесь десерт, я сейчас вернусь, — протягиваю ему пакет.
— Что вас так сильно отвлекло? — улыбается, и я чувствую, как щёки у меня вспыхивают.
Взгляд мужчины становится весёлым.
— Вы прелесть, Аннушка. Не буду вас пытать, на сегодня мне хватило психологических бесед. Вам помочь с пакетами?
— Я сама, — смущённо машу рукой и сбегаю вниз по лестнице, слыша за спиной тихий смех.
А на следующее утро, когда я собираюсь на работу, в квартиру звонят. Ну и кого принесло в такую рань?
Глава 24
За дверью обнаруживается курьер. С цветами. Мне хочется закатить глаза от банальности огромного букета роз. Правда, не красных, а бледно-лиловых.
— Распишитесь, пожалуйста, — мне протягивают планшет с бумажкой, и я, быстро черкнув подпись, принимаю цветы.
— Ещё вот это, — молодой человек протягивает мне пакет, который я не сразу заметила.
— Спасибо.
Закрываю дверь, откладываю букет на комод, где его с любопытством начинает обнюхивать Дарси. А сама сую нос в плотную