Читать интересную книгу Генетическая одиссея человека - Спенсер Уэллс

Хотя генетические данные и подтверждают родство между некоторыми западными популяциями дене-кавказской семьи, очевидной связи между ними и говорящими на дене-кавказских языках восточными популяциями нет. Однако языки, относящиеся к сино-тибетской семье и на-дене, имеют собственную генетическую связь. Она представлена в виде маркера M130, с которым мы впервые столкнулись, когда отслеживали прибрежную миграцию в Австралию. В предыдущей главе мы видели, что M130 был найден и у популяции Восточной Азии, включая Китай, и отметили его распространение из Юго-Восточной Азии в северном направлении. Интересно то, что этот маркер есть также у популяций Северной Америки, говорящих на на-дене. Но в Южной Америке язык на-дене не встречается. Это говорит об уникальной генетической связи между жителями Восточной Азии и некоторыми индейскими племенами, которая возникла благодаря второй миграции в Америку 5000–10 000 лет назад. В данном случае генетика подтверждает лингвистическую связь и дает приблизительную дату дивергенции языков.

Успех в выявлении общих черт в языках, разделенных десятками тысяч лет, побудил некоторых лингвистов еще дальше проникнуть в лингвистические тайны в поисках самых глубинных связей — общего происхождения всех языков. Меррит Рулен, один из самых верных сторонников этой точки зрения, считает, что дене-кавказская семья отражает древнее распространение современных людей из Африки, в то время как евразийская семья указывает на более позднее распространение из Ближнего Востока. Как мы видели, нет четких генетических данных в поддержку этой гипотезы. Одна из альтернативных версий гласит, что эти языковые семьи распространились, по крайней мере частично, через культуру, не оставив ясно различимых генетических следов. Например, так произошло с некоторыми из индоевропейских языков. Другая версия состоит в том, что евразийской и дене-кавказской языковых семей на самом деле не существует — и вероятно, это просто совокупности неродственных языков, имеющих случайное сходство. Или, возможно, подгруппы действительно существуют, в частности те, что поддерживаются генетическими данными (например, сино-тибетский и на-дене), в то время как многие из этих языков не являются родственными. Рулену явно придется еще много потрудиться.

Похоже, что эволюция языка шла теми же путями, что и миграция современных людей, зародившись в Африке и распространившись в отдаленные уголки земного шара. Однако это утверждение основано на косвенных доказательствах — на универсальности языка во всех человеческих популяциях, на экстраполяции краткосрочных языковых изменений в признанных языковых семьях, таких как индоевропейская, и на предполагаемой роли языка в развитии современной человеческой культуры. Почти все сигналы о происхождении человеческого языка — если они и существовали — утеряны, а мы остались с разрозненными фрагментами Вавилонской башни. Подобно английскому языку, распавшемуся на большое количество диалектов, которые за последние 500 лет стали различаться еще больше, и другие языки с течением времени стали более разнородными. В конце концов они потеряли все, что свидетельствовало бы об их общем происхождении. Неясно, сколько для этого потребовалось времени. Некоторые лингвисты считают, что 6000 лет вполне достаточно, в то время как Рулен и другие утверждают, что нашли черты сходства, которым более 20 000 лет. Поиск языка Адама и Евы в ближайшие несколько лет обещает быть спорным и захватывающим, и генетика может внести в него свой вклад.

Предостережение

Распространение языков — это частный случай культурной диффузии, или изменения. К сожалению, попытка связать культурные трансформации с миграцией людей в настоящее время во многих археологических кругах рассматривается как устаревшая. Вместо этого современные археологи делают упор на внутренние причины развития атрибутов культуры или их заимствование из других культур. Старая школа диффузионизма[32], пытавшаяся проследить распространение конкретной культуры из места своего происхождения, впала в немилость. Тем не менее генетические результаты показывают, что в некоторых случаях именно это и произошло. Если генетические и культурные модели частично совпадают, как в случае восточных дене-кавказских языков, вполне вероятно, что имело место древнее переселение людей, несущих с собой и свою культуру. Тем не менее вполне возможно распространение культуры без сопутствующего переселения людей. Это могло произойти с распространением сельского хозяйства в северо-западной Европе.

Как генетики мы ограничены тем, что мы изучаем. Хотя для интерпретации полученных нами результатов мы и принимаем во внимание историю, археологию и лингвистику, нашим уникальным вкладом является способность проследить генеалогию — фактические биологические взаимоотношения. Таким образом, мы можем или найти доказательства в поддержку миграции людей, как в случае M17 и степной культуры, или опровергнуть ее. Язык служит подходящим для изучения атрибутом культуры, поскольку сохранилось много памятников письменности. И даже когда их нет, отношения между языками могут быть исследованы систематично. С большинством культурных процессов все обстоит иначе, что делает их интерпретацию неоднозначной.

Суть одной из концепций расы, популярной до середины XX века, заключалась в том, что разный цвет кожи отражает глубинные биологические различия между людьми. Это был аргумент Карлтона Куна, и он использовал его (как и форму черепа и некоторые другие признаки) для того, чтобы разделить людей на разрозненные популяционные единицы. Более ранние классификации использовали в качестве расовых признаков атрибуты культуры, на что указал антрополог Джонатан Маркс. Линней, например, включил в свое описание американского подвида Homo sapiens такие характеристики: «упрямый, довольный, свободный; разрисовывает себя красными линиями». Очевидно, что в этом не было биологической основы, в противном случае каждый из живущих сегодня коренных американцев чувствовал бы себя генетически обязанным раскрасить свое лицо в красный цвет. Это архаичное смешение расы и культуры имело ужасные последствия, наиболее очевидные в период расцвета евгеники. Но, как мы уже видели в случае распространения языков, иногда существует корреляция между культурой и генетикой. Придерживающиеся старых взглядов евгенисты могут воспринять это как доказательство генетической причины атрибутов культуры, но на самом деле, как показывают недавние исследования, вероятно, все наоборот.

Сексуальная политика

Карены, живущие на севере Таиланда и в Бирме, возможно, не так известны, как их соседи падаунги с их вытянутыми с помощью медных колец шеями. Но для этнографов они интересны по той причине, что их социальная система идет вразрез с общей картиной, наблюдаемой на большей части Земли. Более 70 % обществ практикуют то, что называется патрилокальностью. В этом типе общества материальные ценности контролируются мужчинами. Наследство — и членство в группах — передается по мужской линии. После свадьбы жена уходит жить к мужу и получает в его клане новое имя. Европейский обычай, когда жена берет фамилию мужа, ведет свое происхождение от этого типа патрилокального поведения.

Одно из последствий патрилокального поведения состоит в том, что мужчины обычно остаются на одном месте, в то время как женщины постоянно переселяются в новую семью или клан. Это может показаться неестественным (в конце концов, разве мужчины не больше женщин склонны к загулам?), но это правило справедливо для большинства обществ. Карены же действуют по-другому, в их обществе все перевернуто с ног на голову. Женщины заботятся о материальном благополучии, и групповая идентичность передается от них дочерям. В браках каренов мужчины переселяются в деревню своей жены, беря на себя заботу о ее полях. Их общество антропологи называют матрилокальным, здесь женщины остаются на месте, а мужчины переезжают к ним. Хотя может показаться, что карены — это этнографический курьез, они помогли выявить влияние культуры на человеческое генетическое разнообразие. Они словно специально представляют социальный контраст модели, преобладающей в человеческих популяциях по всему миру.

В большинстве наших исследований человеческих миграций мы использовали Y-хромосому, так как она демонстрирует больше различий между популяциями, чем другие генетические маркеры. Как показало исследование Дика Левонтина, большая часть генетического разнообразия человеческого рода найдено в пределах одной популяции, различия же между популяциями составляют всего 10–15 %. Для Y-хромосомы различия между популяциями составляют от 30 до 40 %. Большее генетическое различие обеспечивает лучшее разрешение, поэтому Y-хромосома настолько хороша для отслеживания миграций.