Поль рассказал ей все без утайки, ничего не пропустив; Тереза слушала, затаив дыхание. Естественно, она уловила в его рассказе некоторые известные ей подробности, о которых он и не догадывался. Несколько раз во время того, как Поль рассказывал о своем страхе за жизнь ребенка, об отчаянии и надежде, о попытках спасти девочку, Тереза склонялась над спящей Суавитой и нежно, по-матерински целовала ее в лоб. Ее взгляд был также полон материнской любви, но вместе с тем выдавал и ее беспокойство. Мысли ее витали далеко отсюда; она сосредоточенно о чем-то думала.
Поль Лабр упомянул и о письме от своего брата, которое прочитал только в шесть утра. Но он не стал подробно рассказывать об его содержании, считая, что письмо к делу отношение не имеет.
– Я назвал ее Блондеттой, – продолжал он, – во всяком случае я буду ее так называть, пока не узнаю ее настоящего имени; а я обязательно его узнаю, даже если для этого мне понадобится перевернуть весь Париж! Не правда ли, ей идет имя Блондетта? Она пришла в себя только утром, часов в восемь, и очень испугалась, увидев меня, но потом улыбнулась. И тут… Матушка Сула, я не знаю, как вам сказать… как объяснить… Дело в том, что у нее очень странная улыбка, какая-то неестественная, ее лицо искажается болезненной гримасой, кажется безумным. Я очень испугался, боюсь, что она потеряла рассудок. Вы и сами скоро увидите.
Тереза внимательно посмотрела на молодого человека.
Вместо того, чтобы ответить, она отошла в дальний угол комнаты и тихо прошептала:
– Я никогда не поверю, что маленькая мадемуазель де Шанма дурочка или сумасшедшая: генерал сказал бы мне об этом. И разве тогда адресовал бы ей свое, вернее, мое письмо, как и ее сестре? Нет, если одна из них безумна, не станешь писать: «Изоль, Суавита! Дорогие мои девочки!»
Имя Суавиты всплыло в памяти. Мадам Сула вздрогнула, внимательно посмотрела на девочку и вдруг подумала: «А действительно ли это Суавита?» Неожиданно для себя Тереза вскричала:
– Это не она, я уверена, что это не она! Это не может быть она!
– О ком это вы, матушка? – спросил Поль.
– О ней, – ответила Тереза. – Бедное дитя!
– Как это печально, не правда ли? Но я расскажу вам конец этой истории, а он того печальнее. Когда Рено вернулась и принесла наш завтрак, я спросил у Блондетты, хочет ли она есть. Девочка отрицательно покачала головой… Тогда я предложил ей попить, и она опять молча кивнула. Я не удивился, так как до этого она не проявляла практически никаких признаков разума. Это был прогресс, и я надеялся, что скоро рассудок ее полностью восстановится.
Я долил в вино воды, добавил сахара и подал ей. Она медленно выпила все до последней капли. Потом она посмотрела на меня с благодарностью и улыбнулась. Ее губы приоткрылись, и я подумал, что сейчас она заговорит. Я был счастлив при мысли, что вот-вот услышу ее голосок, но меня постигло страшное разочарование. Она сделала усилие, от которого лицо ее напряглось, глаза округлились, но вместо слов, которые я надеялся услышать, она издала лишь хриплый звук!
– Она немая! – воскликнула мадам Сула.
Поль обескураженно посмотрел на нее. В этом восклицании женщины послышались торжествующие нотки.
– Да, она немая! – с болью в голосе повторил Поль.
– Бедное, бедное дитя! – прошептала Тереза и прижалась губами к маленькой ручке Блондетты.
Она думала:
«Это говорит само за себя! Это не может не говорить само за себя! Я так часто расспрашивала о ней, мне бы сказали, что она немая. А генерал? Передавая мне записку, он сказал бы: Суавита немая. Значит, это не она, это не Суавита!»
– Вы добрая женщин, матушка Сула, – сказал Поль, внимательно наблюдавший за тем, с какой нежностью Тереза склоняется над ребенком. – Но сегодня утром с вами происходит что-то странное. Когда вы воскликнули: «Она немая!», я готов был поклясться, что вы рады!
– Я? – сказала Тереза. – Милое маленькое создание! Месье Поль, боюсь, вы не сумеете как следует заботиться об этом ангеле. Я сама буду ухаживать за девочкой! Я заменю ей мать!
– Я очень на это рассчитываю, – признался Поль и сложил руки в благодарном порыве, – тем более, что мне придется теперь найти работу. Как только эта малышка появилась здесь, я решил, что могу работать в какой-нибудь мастерской или на фабрике, как и многие другие.
– Вам? Работать? – удивилась Тереза. – С вашими руками, не привыкшими к труду?
– Ну, если только с неба не свалится вдруг какое-нибудь наследство, – засмеялся Поль. – Давайте, матушка Сула, поговорим обо мне. Я уже сказал вам, что у меня появилось несколько причин, чтобы жить. Сам бы я не решился вот так взять и пойти работать. Мне необходима поддержка, необходим друг и наставник. И вот приезжает мой брат Жан!
– Какое счастье! – воскликнула мадам Сула. – Вот это действительно хорошая новость! Когда же мы увидим, наконец, вашего славного братца? Ведь он барон, вы знаете об этом?
Поль рассеянно разглядывал адрес на конверте.
– Меня немного беспокоит, что его до сих пор нет, – ответил юноша. – Конечно, я не волнуюсь, дорога от Гавра до Парижа вполне безопасна; но все же письмо было отправлено позавчера и в нем написано: «Завтра вечером я смогу тебя обнять».
– «Завтра» означает вчера, – заметила гостья. – Должно быть, он уже приехал.
– Должно быть… – задумчиво протянул Поль.
– Он появится в конце концов, – успокаивающе произнесла мадам Тереза.
– О, разумеется! Хотите, я прочту вам письмо, матушка Сула? – предложил Поль.
– С удовольствием, – сказала добрая женщина, – я вся внимание.
Поль развернул письмо, громко шуршавшее в его руках после купания и последующей сушки.
Из-за длительного пребывания этой ночью в воде чернила размылись; письмо напоминало теперь древнее послание, изъеденное временем.
Внешний вид вещей значит очень много, и Поль сказал:
– Мне трудно выразить то, что я чувствую. Я знаю, когда и где это было написано; это случилось вчера и совсем недалеко отсюда. Однако мне кажется, что это было в незапамятные времена, а Гавр находится где-то на краю света. Я понимаю, это лишь иллюзия, но… Итак, слушайте.
И он начал:
«Мой милый Поль, когда ты получишь это «Настоящим уведомляю», как пишут высоким стилем рекруты да миллионеры, ты подумаешь, глядя на марку:
Мэтр Жан – человек аккуратный и экономный. Чтобы не платить почте за доставку письма из Монтевидео, он передал это послание с каким-нибудь месье, отправлявшимся из Уругвая в Сирию или в Понтуаз. Мэтр Жан сказал этому человеку: дорогой месье, во имя Родины, не будете ли вы столь любезны бросить это письмецо в почтовый ящик где-нибудь в Гавре, городе, стоящем в устье Сены; я буду вечно вам признателен.