Едва осела пыль, скрывавшая нашу малочисленность, как уже толпы неприятельских всадников начали показываться со всех сторон и сгущаться все более и более… Вскоре сплошные массы Хивинецев заняли и кишлаки, оставшиеся у нас в тылу, и узкую дорогу между ними, по которой мы только что вынеслись на поляну: мы окружены, и путь отступления отрезан…
Сотни спешились и открыли огонь, направляя его преимущественно на дорогу между кишлаками. Справа, из-за стенки одного сада, вдруг вылетел плотный клуб белого дыма, раздалось что-то в роде пушеченого выстрела, со свистом и визгом, потрясая воздух, пронеслось над нами ядро фальконета и [241] шлепнулось в противоположной стороне, в толпе хивинских же всадников.
— Ловко! произнес есаул, стоявший недалеко от меня на фланге сотни. — Жаль, что у них мало этих пукалок; они бы этак скорее перебили друг друга…
Перестрелка длилась уже четверть часа. Ожесточенные крики «аламан! аламан!», наполнявшие воздух, раздавались все ближе и ближе. Пули визжали со всех сторон. Пролетели еще два-три ядра. Вдруг Хивинцы с саблями наголо хлынули на поляну со стороны нашего лагеря… Минута была не из особенно приятных, но встреченные градом наших пуль, они понеслись мимо кишлаков вправо и влево подобно стаям испуганных зайцев. Дорога между кишлаками очистилась, и за нею, движимые точно ураганом, заклубились облака желтой пыли, из которых начала прорезываться масса мчавшихся к нам белых всадников… Наши!..
Оказалось, что фальконетные выстрелы Хивинцев, не причинив никакого вреда, оказали нам одну только услугу: они подняли в лагере тревогу, и вот на помощь к нам послали оттуда всю кавалерию. Вместе с нею мы пошли вперед, по следам Хивинцев, но последние точно канули в воду, — ни одного из них не было уже видно. Не доезжая трех верст до Хивы, мы вернулись назад и под вечер прибыли в лагерь. В авангарде снова остались две сотни кавалерии, к которым вечером [242] послали из лагеря еще по одной роте Апшеронского и Ширванского баталионов…
Сегодня на рассвете неожиданная тревога подняла на ноги весь лагерь. Когда я выскочил из кибитки, пехота уже стояла под ружьем, артиллеристы запрягали орудия, казаки седлали коней и, перегоняя друг друга, проносились к своим сотням. Вдали слышалась ружейная трескотня. В этой боевой обстановка священник в полном облачении служил молебен пред выстроившимися ротами Апшеронцев, у которых сегодня полковой праздник…
Дело вскоре разъяснилось и войска были распущены. Ночью, на левом фланге лагеря, далеко выдвинулись вперед верблюды Оренбургского отряда, Иомуты заметили это, и налетев врасплох, отхватили более 400 голов, но в то время, когда они возвращались с этою добычей, авангард Скобелева перерезал им дорогу, отбил обратно верблюдов и положил на месте до двухсот человек неприятелей. Говорят, что особенно отличилась при этом сотня Дагестанцев, которая хоть раз наконец настигла иомутов, но за то так, что рубила на выбор и вернулась с трофеями в виде иомутских лошадей и оружия…
Через несколько часов после тревоги, к генералу приехал подполковник Скобелев для доклада об утреннем нападении Хивинцев и на возвратном пути завернул ко мне в кибитку.
— А лихое было дело сегодня! — произнес он [243] между прочим с довольною улыбкой. — Жаль, что у нас мало конно-иррегулярцев. Ведь это золото!.. Они называют своего сотенного командира подполковника Квинитадзе, как принято у горцев, просто по имени, Иваном… Вот скачет Квинитадзе. Пред ним, в нескольких шагах, Лезгин настигает Иомута и одним ударом раскроил ему череп. Иомут полетел с коня, а Лезгин, догоняя следующего, оборачивается на всем скаку к своему командиру: «Иван!.. видел?» — Молодец! видел, — отвечает тот… Лезгин наносит новый удар и новый иомут валится с коня: «Иван!… видел?» — Молодчина! — повторяет командир… Лезгин не мог уже догнать третьего иомута на превосходной лошади и выхватил пистолет; раздался выстрел и новая жертва грохнулась на землю вместе с конем, тот же вопрос и тот же ответ… Да что вы тут коптите, поедемте в авангард. Там у меня по крайней мере развлечение… Кстати, мой Мишка собирается дать сегодня генеральный шашлык… Поедемте.
Отправились.
Две сотни, составлявшие авангард, стояли попрежнему в четырех верстах от Хивы, на той самой поляне, на которой нас выручило вчера неожиданное появление кавалерии… До полудня время прошло в бесплодной перестрелке с мелкими неприятельскими партиями. Но к этому времени Хивинцы высыпали в столь значительных силах и начали наседать на нас так энергично, что пришлось дать знать в [244] лагерь… Не прошло и часа как оттуда снова прискакала кавалерия, а вслед за нею подошла и часть пехоты с генералом Веревкиным.
По обыкновенно, держась почти вне выстрелов, толпы неприятеля гарцовали до изнурения лошадей и скрылись из виду после нескольких выстрелов из наших орудий. После этого и генерал отвел войска в лагерь, обещав усилить нас на ночь двумя ротами…
Оставшись снова с двумя сотнями, мы расположились отдыхать под тенью фруктовой рощи, на берегу небольшого арыка. Но недолго продолжалось наше спокойсивие…
— Ну, Мишка, давай-ка теперь свой шашлык! крикнул Скобелев, опускаясь на бурку.
Но прежде чем он окончил свою фразу, жик! жжик! шлепнули две пули о ствол дерева над нашими головами, и толпа неприятельских всадников ринулась на поляну из ближайших садов с хивинской стороны.
— К коням!.. Садись!..
Едва мы вскочили на лошадей, Хивинцев и след простыл… Подобные выходки повторялись несколько раз и выводили всех из терпения…
— Ишь, проклятые, как разгулялись! слышалось между казаками. — Мало их потрепали сегодня утром… Надо бы еще маленько почесать…
— В самом деле, надо бы их еще раз [245] проучить, подхватил Скобелев, — но ведь не подойдут, канальи…
В это время солнце уже скрывалось за хивинскими садами, и со стороны лагеря показались две роты с орудием, который шли к нам на подкрепление.
— Теперь, если хотите, мы можем и проучить хивинских наездников, обратился я к начальнику авангарда. — Стоит только заложить эти роты за арык, а какому-нибудь взводу казаков выехать вперед в виде разъезда и затем обратиться во мнимое бегство по направлению засады. Наверно партия Хивинцев бросится преследовать и нарвется.
Предложение было принято. Роты залегли за арыком, по обеим сторонам орудия, а кавалерия, оставив на месте один взвод, начала медленно удаляться назад. Оставшись вести «приманку», я объяснил казакам цель движения и мы тронулись.
Пред арыком широкая полоса равнины была затоплена водой, выпущенной Хивинцами для затруденсния нашего движения. Далее через четверть версты дорога пошла между глиняными станками садов и вскоре выбежала на новую небольшую поляну. Как только мы доехали до ее средины, изо всех окружающих садов вылетели дымки, завизжали пули и начали выскакивать толпы всадников… Сделать залп изо всех ружей и повернуть назад было для казаков делом одного мгновения. Мы помчались что есть мочи. Вся масса Хивинцев, выхватывая сабли, с торжествующими криками ринулась за нами… Вот мы [246] уже на равнине пред нашим арыком… уже под ногами лошадей расплескалась и забрызгала вода затопленной местности. Послышалось отрывистое «пли». Насыпь арыка точно дохнула дымом и треснул залп… Теперь Хивинцы повернули в свою очередь и помчались назад во весь дух, но не все некоторые из них барахтались в воде вместе с лошадьми, другие корчились на сухой поляне…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});