— А кто позаботится о Шуги? — поинтересовалась я, делая последнюю попытку убедить его.
— Шарлотта. Верджил охотно поможет ей. Кажется, собаке он приглянулся.
Я раздраженно выдохнула, но затем смягчилась. Отлично, он мог поехать со мной и увидеть своими глазами, почему я была готова выйти за него замуж, чем просить что-то у моего отца в этой жизни или же в любой другой. Он увидит, кем я являлась на самом деле. И это меня пугало. Но почему? А затем я поняла — потому что я хотела, чтобы Дракон уважал меня. Я не хотела, чтобы он видел во мне испорченную наследницу, он определенно точно осуждал меня в тот день, когда я впервые зашла в его офис, когда все, что он смог проявить ко мне — холодное презрение. Я не хотела, чтобы он видел всю ту роскошь, в которой я жила, и думал, что это была часть меня, что это то, что я желала получить от жизни. Я вышла замуж за этого человека, но в то же самое время, я никогда не хотела впускать его в мою личную жизнь, посвящать его в мои планы. Я расценивала эту договоренность, как деловую сделку. И теперь обнаружила, что это внезапно переросло в нечто большее — по крайней мере, для меня. И это ужасно пугало.
И, вероятно, это было очень, очень глупо.
Сглатывая свое внезапное ощущение замешательства, я опустила окно, когда мы выехали за ворота, вдыхая глоток свежего воздуха, который все еще был наполнен сладковатым ароматом позднего лета.
— Где ты планируешь остановиться? — спросил Грейсон, когда мы повернули на скоростную автомагистраль.
— В отеле, — просто проговорила я.
— Не у Кимберли?
Я покачала головой.
— Теперь у меня есть деньги для того, чтобы остановиться в приличном отеле, я не хочу им навязываться. Их квартира крайне скромных размеров.
Грейсон кивнул.
— Кажется, она твоя лучшая подруга.
— Так и есть. Она лучшая подруга. — Я улыбнулась, откидывая голову назад на сидение. — Мы выросли вместе. Ее мама пришла к нам работать, когда нам обеим было по пять лет. Она мне даже больше не как подруга, а как сестра. В то время моя мама как раз умерла, — я прикусила губу. — Произошел несчастный случай на лыжах, и… мама Кимберли, Роза Мария, как бы взяла меня под свое крыло в то время. — Я улыбнулась, возвращаясь мыслями к более приятным воспоминаниям, чем тем, которые были связаны с отцом и моей свадьбой. — У Кимберли было день рождение через пару дней после того, как ее мама устроилась к нам работать, и Роза Мария по этому случаю устроила небольшую вечеринку, куда пригласила детей всех людей, кто работал у нас. Я так отчаянно хотела пойти, умоляла моего отца свозить меня в магазин, чтобы я могла купить подарок, но мой отец проговорил: «Тебе не нужно покупать ей подарок, потому как ты не пойдешь туда. Дэллэйеры не общаются с такими безродными людьми». — Я понизила свой голос, делая его более грубым, чтобы подражать голосу моего отца и улыбнулась Грейсону. Он немного нахмурился и не улыбнулся в ответ. — Ну, и как ты можешь догадаться, — я сверкнула в него еще одной улыбкой, выпрямляя спину. — Я не собиралась спрашивать разрешения, поэтому я взяла цепочку, которую мне подарила моя мама, с небольшим кулоном в виде сердечка и попросила нашего садовника, Джорджа, разделить его пополам. Я повесила его на нитку, затем пробралась на вечеринку по случаю дня рождения Кимберли, подарила ей самодельный подарок, и объяснила ей, что он означает, что мы будем друзьями навсегда. — Мое сердце наполнилось теплом от того воспоминания. — И она до сих пор моя подруга.
Грейсон сохранял молчание, лишь прикусил губу, не смотря на меня. Я уставилась вперед, чувствуя себя неловко, и на протяжении пары мгновений ощущала на своем лице его пристальный взгляд.
— Ты до сих пор близко общаешься с Розой Марией?
— Нет, — проговорила я печально. — Мой отец уволил ее год назад. Это все было очень неловко и болезненно для нее, потому что у них были отношения, так же он заменил ее на новую, более молодую девушку модельной внешности, чтобы та выполняла два занятия одновременно — была его домработницей и любовницей. Роза Мария не ответила согласием ни на одну мою попытку встретиться с ней. — Я махнула рукой, стараясь отмахнуться от предмета разговора и боли, связанной с ним. Впрочем, как обычно, когда я обсуждала это.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Она винит тебя? — проговорил Грейсон, со странным надрывом в голосе.
— Кимберли говорит, что она не обижается и не держит зла, но для нее достаточно болезненно поддерживать общение с теми, кто напоминает ей о том, что сделал мой отец. Уверена, что она любила его. В то время как он… что тут скажешь, он видел в ней лишь удобного человека, который содержал его дом в порядке и его постель в тепле.
— Понятно, — проговорил он жестким голосом. Я взглянула на него, понимая, что каким-то образом, он осознавал, по какой причине я делюсь этими воспоминаниями с ним.
Хмурясь, я покачала головой.
— Так, о чем вы беседовали с Кимберли вчера утром, когда я спустилась вниз? — спросила я осторожно, потому что у меня не было возможности узнать у нее, о чем был разговор, так как наше общение было прервано ссорой Грейсона и Шарлотты.
Он улыбнулся, прогоняя прочь мрачное настроение, которое повисло в машине после моего рассказа о Розе Марии и моем отце. Послеобеденное солнце лениво светило через окно и освещало лицо Грейсона, подчеркивая его насыщенный карий цвет глаз и оттеняя жесткую линию его небритой челюсти. Я отвела взгляд в сторону, прикусывая губу.
Игнорируй его яркие чешуйки, которые являются красивыми чертами его лица. Драконам свойственно иметь красивые чешуйки.
— О тебе, — проговорил он, вырывая меня из моих размышлений, и когда я перевела взгляд на него, его улыбка стала шире. — Она рассказывала мне занимательные истории о том, как ей приходилось вытаскивать тебя из разного рода неприятностей на протяжении всех этих лет.
Я фыркнула.
— Она милая девушка, но имеет свойство преувеличивать. Это один из ее самых худших недостатков.
Грейсон хрипло и тепло рассмеялся.
— Ну, даже и не знаю. Почему-то мне с трудом верится, что она преувеличивает. — Он вновь перевел взгляд на дорогу, и на его губах растянулась улыбка. — Она говорила, что у тебя всегда в голове были… идеи
— Они всего-навсего забавные, — попыталась защититься я. — Они совершенно безвредны.
— Мне кажется, что это слово очень четко описывает твои идеи — забавные. — Я смерила его сердитым взглядом, но моргнула, когда заметила улыбку на его лице — полную очарования и любви.
Я вновь отвернулась к окну.
— Я приложила все усилия, чтобы сдерживать все эти «идеи», которые переполняют мою голову, с того момента как стала жить с тобой.
— Господи помилуй, — издал стон Грейсон. — Я просто вздрагиваю от мысли, что происходит, когда ты НЕ пытаешься их сдерживать.
Я вздохнула, хмурясь.
— В таком случае, просто поинтересуйся насчет этого у моего отца, — проговорила я, тайно уповая на то, что он все-таки не додумается сделать этого. — Он обязательно посвятит тебя, какой обузой я являюсь, когда вы встретитесь. Даже не сомневаюсь в этом. — Прикусывая губу вновь, я повернула голову к окну, чтобы наблюдать за пейзажем, который проносился мимо нас.
— Эй, — произнес Грейсон, и я почувствовала, как его теплая ладонь накрыла мою, что покоилась на кресле рядом со мной. Я посмотрела вниз на наши соединенные руки, затем подняла взгляд, чтобы посмотреть ему в глаза, потом вновь перевела взгляд на дорогу. — Все пройдет хорошо, ведь так?
Я кивнула, но каким-то образом, я знала наперед, что он был совершенно неправ, потому что я могла видеть наперед ситуацию, где буду полностью унижена перед Грейсоном.
Нет, ничего не пройдет хорошо. Все будет ужасно.
***
Нежно-желтое и ярко-оранжевое свечение становились все ближе во мгле, в которую был полностью погружен итальянский особняк в стиле ренессанс, который располагался на вершине холма, в роскошном районе Пасифик-Хайтс Сан-Франциско, наряду с самыми шикарными особняками в этом городе, возможно, даже в стране. Особняк Дэллэйеров.