Читать интересную книгу Слепой. Живая сталь - Андрей Воронин

Сам Чернышев предпочитал рок, преимущественно западный; что до его супруги, то она, судя по музыкальным пристрастиям, была блондинкой – если не по цвету волос, то по внутреннему содержанию. Поискав, пристав нашел семейную фотографию и убедился, что угадал: мадам Чернышева была вылитая кукла Барби.

Банка с кофе, по счастью, была запрятана неглубоко и оказалась почти полной. С учетом профессии хозяина, нюхать содержимое банки стоило едва ли, но пристав все же понюхал и был вознагражден: кофе оказался отменного качества. Зарядив кофеварку, которой, судя по коричневому налету на стенках колбы, пользовались довольно часто, он закурил и уселся за стол у окна.

За окном вовсю светило солнце, с пятнадцатого этажа открывался отличный вид на город, который сверху выглядел вполне себе пристойно. Мимо окна, сверкая в солнечных лучах, как бриллианты, одна за другой пролетали капли талой воды, и пристав вдруг задумался: интересно, а вырастают ли сосульки на небоскребах? Подумав, он пришел к выводу, что могут, но не должны, потому что упавшая с такой высоты сосулька способна пробить не только человеческий череп, но, наверное, даже и танковую броню.

Кофеварка астматически захрипела, плюясь горячими брызгами. Человек в синем подполковничьем кителе выключил ее, и в это время со стороны прихожей послышалось характерное царапанье вставляемого в замочную скважину ключа. Сделав два скользящих, бесшумных шага, пристав очутился около кухонной двери и прикрыл ее, оставив небольшую щелочку, чтобы посмотреть кто пришел. Он догадывался, кто это, но возможность случайного визита какого-нибудь не в меру ретивого сотрудника полиции, а то и возвращения хозяев тоже не исключалась. Возможны были и другие, куда менее приятные варианты; имея их в виду, пристав достал из-под форменного кителя пистолет и одним привычным круговым движением надел на ствол длинный вороненый глушитель заводской работы.

В прихожей стукнула закрывшаяся дверь, послышалось шарканье вытираемых о половичок ботинок, и чей-то голос осторожно позвал:

– Эй, хозяева! Есть кто дома?

Усмехнувшись, пристав поставил пистолет на предохранитель и снял глушитель со ствола.

– Значит, никого нет, – не дождавшись ответа, громко, на всю квартиру констатировал новый гость. – А кофе, тем не менее, пахнет. Домовой, что ли, кофейком в опечатанной квартире балуется? Давай уже, конспиратор, выбирай что-то одно: или выходи, или стреляй! Причем второй вариант предпочтительнее, – уже вполголоса ворчливо добавил он.

– Неужели все так плохо? – выйдя из кухни, сочувственно поинтересовался Глеб Сиверов.

– И даже чуточку хуже, чем ты можешь себе представить, – с явно преувеличенной стариковской медлительностью снимая пальто, заверил его генерал Потапчук.

* * *

Преодолев последний крутой подъем, джип покатился веселее. Колеса прогромыхали по бетонным плитам железнодорожного переезда. Проложенный в одну нитку рельсовый путь, лепясь к поросшему густым лесом крутому склону, спускался в ущелье и окончательно терялся из вида под маскировочной сетью, которая отсюда, сверху, создавала полную иллюзию того, что рельсы просто обрываются или зачем-то уходят под землю.

Майор Умберто Хорхе Суарес сидел за рулем, с таким вниманием и сосредоточенностью следя за дорогой, словно участвовал в финальном заезде престижного международного ралли. На самом деле ему было просто страшно повернуть голову и посмотреть направо, где на пассажирском сидении, прямой, как палка, сидел генерал Моралес с дымящейся сигарой в зубах. Русский механик-водитель Алехандро за несколько секунд до смерти назвал генерала Аморалесом. Благодаря тесному общению с экипажем «Черного орла» майор Суарес значительно улучшил свои познания в русском языке и теперь изучил его достаточно глубоко, чтобы оценить нехитрую игру слов. Впрочем, «мораль» – слово отнюдь не русское, но сочинить эту хохму, по мнению майора, мог только русский.

В зеркалах заднего вида маячила частично скрытая клубами серовато-желтой пыли оливково-зеленая морда армейского грузовика. Выгоревший и пропыленный брезентовый тент кузова хлопал, как парус корабля, рулевой которого по неопытности или по недосмотру взял не тот галс и потерял ветер, радужное от старости ветровое стекло сверкало ослепительными вспышками отраженного солнечного света. Солнце светило почти прямо в лицо, справа от машины, кривляясь и приседая на неровностях почвы, бежала короткая косая тень. Майор Суарес ее не видел, поскольку, как уже упоминалось, смотреть в ту сторону ему было боязно.

– Скажите-ка, майор, – нарушил молчание генерал Моралес, – как там ваши подопечные?

Майор Суарес подавил вздох: начиналось именно то, чего он надеялся как-то избежать. Знал, что избежать не удастся, но все равно надеялся – надежда, как известно, умирает последней. А зря.

– Работают, сеньор генерал, – ответил он. – Мне показалось, что сразу после… э… инцидента между ними возникли некоторые разногласия, возможно, даже ссора, но сейчас все нормально – по крайней мере, общаются они ровно, и их взаимоотношения никак не отражаются на работе.

– Разногласия, – с иронической интонацией повторил генерал. – Могу себе представить эти разногласия. Очевидно, одному из них хотелось посмотреть, что у вас внутри, а другой, более благоразумный и осмотрительный, против этого возражал… Не так ли?

– Совершенно верно. – Суарес заставил себя кивнуть. Ощущение в шее было такое, словно вместо нее пристроили обрубок бревна. – Но прибытие специалистов, которые привели в порядок бортовой компьютер, отвлекло их от посторонних мыслей, и теперь и машина, и они готовы начать обучение наших людей, как только прибудет новый механик-водитель.

– И вы действительно считаете, что нам необходим именно русский механик-водитель?

– Увы, сеньор генерал, – по-прежнему глядя прямо перед собой, вздохнул Суарес, – это так. И не просто русский, а знакомый с данной конкретной моделью. На этом настаивают члены экипажа, но дело не столько в них, сколько в том, что это представляется действительно необходимым. Танкистов хватает и у нас, но без специальной подготовки управлять этой машиной – то же самое, что, получив лицензию на пилотирование легкомоторного самолета, сесть за штурвал современного сверхзвукового истребителя.

– На этом тоже настаивает экипаж?

– Увы, нет. – Майор снова горестно вздохнул. – Я понимаю, что вы имеете в виду. Меня первым делом посетила та же мысль: что они просто хотят максимально усложнить нам жизнь в отместку за… за все. Поэтому, не вняв их предупреждениям, я взял на себя смелость доставить на полигон один из наших лучших экипажей – разумеется, взяв подписку о неразглашении и предупредив о наказании, которое ждет их, если они распустят языки. Полагаю, они не проронили бы ни словечка даже без моего предупреждения: боюсь, похвастаться перед приятелями у себя в гарнизоне им нечем. Этот эксперимент стоил нам порванной гусеницы, поврежденного катка и довольно серьезного ремонта подвески. О раздавленной и перемешанной с землей палатке, в которой хранился недельный запас продовольствия и питьевой воды, я уже не говорю.

– Превосходно, – сказал генерал. – Результаты вашей деятельности просто поражают воображение, Умберто. Признайтесь, амиго, как давно вы начали работать на ЦРУ? Вам хотя бы хорошо платят? Если да, я, пожалуй, подумаю о том, чтобы присоединиться. Получать деньги сразу от двух хозяев только за то, что с важным видом валяешь дурака у всех на виду и портишь все, к чему ни прикоснешься – это, должно быть, не только легко и приятно, но еще и довольно весело.

– Сеньор генерал, я…

– Молчать, – ровным голосом приказал Моралес, и майор послушно умолк на полуслове. – Мне не нужны ваши оправдания, тем более что я отлично знаю все, что вы можете сказать. Вы неплохо выучили русский язык, но не потрудились хотя бы поверхностно изучить русских. Среди них встречаются экземпляры, и притом нередко, которые реагируют на предложения, подобные сделанному вами, именно так, как отреагировал этот танкист: ударом в зубы. Это следовало знать, и нужно было, как минимум, держаться подальше – там, где он не смог бы достать вас кулаком. Да еще в присутствии нижних чинов! Но все это чепуха по сравнению с тем, во что вылилась ваша оплошность. Черт вас подери, майор, вы даже не представляете, во что меня втравили! И не просто меня – страну, которой служите.

– Я…

– Молчать! Русский механик-водитель, знакомый с данной моделью – вы понимаете, кто это? Верно, амиго, это всего-навсего еще один испытатель с Уральского вагоностроительного завода – того самого, который мы так ловко оставили с носом. И что прикажете делать в этой ситуации? Отправить запрос в официальном порядке, через посольство, или как-то иначе попросить русских прислать нам недостающего члена экипажа мы не можем – положение и так балансирует на грани серьезного международного скандала, а тут еще возникшая благодаря вам необходимость объяснять, куда подевался механик-водитель. И что нам остается? Не знаете? Не скрипите мозгами, следите лучше за дорогой. Могу вас немного утешить: все необходимые шаги уже сделаны, нужный нам человек прибудет со дня на день. Я обратился к серьезным, проверенным людям, которые зарабатывают себе на хлеб с маслом как раз тем, что устраивают подобные дела. Повторяю, эти люди заслуживают доверия, но они работают не в вакууме. Даже им не под силу сделать механика-водителя, хотя бы издалека видевшего эту машину, из собственного ребра или за неделю вырастить его в пробирке. Русские сейчас наверняка ломают голову, пытаясь придумать способ тихо и незаметно свести с нами счеты. И я уверен, что они постараются использовать шанс, который вы им дали, просто позволив какому-то трактористу разбить себе лицо. Поэтому человек, который вскоре прибудет из России, почти наверняка окажется вовсе не механиком-водителем. Или, как минимум, не только механиком-водителем. Кем же еще, спросите вы, и я с легкостью вам отвечу: шпионом.