Много времени спустя, после того как гитлеровцы ворвались в город, им удалось захватить отважного комсомольского вожака. Судмалис погиб от пыток, но не выдал своих боевых друзей, оставшихся в либавском подполье. После войны ему посмертно присвоено звание Героя Советского Союза.
На одном из участков отрядом курсантов военно-морского училища ПВО командовал капитан В. А. Орлов. Горстка моряков огнем автоматов и винтовок, гранатами и бутылками с горючей смесью несколько дней отбивала атаки немецкой пехоты и танков. Моряки подпускали танки как можно ближе, а потом выскакивали из окопчиков и траншей, бросали под гусеницы связки гранат, поджигали вражеские машины горючей смесью.
Много безвестных героев сражалось у стен Либавы. Разные пути привели их в ряды защитников города. Старшина А. Просторов служил на гидроаэродроме авиационным механиком, обслуживал самолеты МБР-2. Но вот гитлеровцы подошли к озеру Дурбе, где базировалась гидроавиация. Самолеты, в последний раз обрушив свой бомбовый груз на вражеские колонны, были вынуждены
[151]
улететь на другой водоем. На гидроаэродроме остался старшина и с ним одиннадцать матросов. Просторов повел свой маленький отряд в Либаву. Моряки отличились в боях 26 июня, когда гитлеровцы с наибольшим ожесточением рвались вперед. Просторов сбросил китель. Его могучая фигура в тельняшке, с автоматом, высоко поднятым над головой, запомнилась всем.
— Матросы, за мной! — слышался голос командира. И моряки устремлялись в контратаку. Старшина 1-й статьи Худяков, краснофлотцы Марков, Пальченко ни на шаг не отставали от Просторова, увлекая своим порывом остальных бойцов.
В боях за Либаву принимали участие и женщины, и даже дети. Одни подносили боеприпасы, другие оказывали помощь раненым, работали в госпиталях.
27 июня, выполняя приказ Ставки, наши войска прорвали вражеское кольцо и ушли из Либавы. Но бои в городе продолжались и в первых числах июля. Очевидцы рассказывали, что в одном из домов дрались пять матросов. Они долго отбивали атаки гитлеровцев. Сражаясь до последней возможности, моряки погибли под обломками здания, взорванного фашистами. Уже после войны в этих развалинах были найдены останки героев и клочья старой флотской одежды.
Дежурный по связи сообщил, что меня вызывает Клевенский. Стремглав бросаюсь к телефону. В трубке послышался далекий неясный голос:
— Докладываю, прибыл на Эзель в штаб к генералу Елисееву…
Велю ему немедленно послать донесение по телеграфу, так как по телефону была очень плохая слышимость.
Через час донесение о последних часах Либавы лежало у меня на столе. В нем сообщалось, что части гарнизона, опрокинув вражеские заслоны, отходили на север двумя колоннами с целью пробиться к Виндаве и на рубеже реки Вента организовать новый рубеж обороны. Раненых, женщин и детей грузили на транспорты. Батареи и другие стационарные военные сооружения пришлось взорвать. Не обошлось без вражеских вылазок. Чья-то злодейская рука раньше времени подожгла топливный склад, и горящая нефть разлилась по поверхности гавани. Пришлось суда выводить в море, не дождавшись конца погрузки.
[152]
Командир базы, штаб и политотдел оставляли Либаву последними. Они уходили на трех торпедных катерах под командой командира отряда капитан-лейтенанта С. А. Осипова. У мыса Ужава на них напали шесть немецких торпедных катеров. Долго продолжался неравный бой. Один из наших катеров погиб. Подобрав с воды уцелевших людей, остальные дошли до своих.
Бои шли под Виндавой. Под натиском превосходящего противника наши части были вынуждены отходить. Враг шел по пятам. На берегу Западной Двины разгорелись жестокие схватки. Далеко не всем защитникам Либавы удалось вырваться из кольца. Многие остались во вражеском тылу, примкнули к партизанам и в их рядах самоотверженно боролись с захватчиками до освобождения Прибалтики нашими войсками.
Флот потерял крупную военно-морскую базу, имеющую важное стратегическое значение. С этой мыслью трудно было примириться.
А тут надвинулись новые заботы. 8-я армия, как выяснилось, отходила не на Ригу, а значительно восточнее — это подтверждали сводки из Москвы, хотя и сильно запоздалые.
Меня вызвал командующий флотом. Не успел я закрыть дверь, как адмирал мрачно произнес:
— Звонил нарком. Есть указание эвакуировать Рижскую базу.
В столице Латвии уже бушевали пожары, на улицах слышалась беспорядочная стрельба, когда дивизион эсминцев под флагом контр-адмирала В. П. Дрозда вернулся в базу после первой минной постановки. Отдых был позабыт. Моряки кораблей спешили принять мины. Работали все: и машинисты, и артиллеристы, и связисты. Валентин Петрович Дрозд рассказывал мне после:
— Представляете себе, пожары и стрельба все ближе к порту. Кто стреляет — не знаем. Почему в порту вспыхивают пожары — тоже не ведаю. Наших военных в городе уже нет… Нет и милиции. Какие-то личности распускают слухи, что вот-вот в город войдут немцы. Двух провокаторов мои матросы поймали у ворот, но кому их передать?.. Нет, в море спокойнее… Как только последняя мина вкатилась на палубу, мы немедленно отдали швартовы. На душе сразу стало легче.
Да, гитлеровцы были у Риги, а в Рижском заливе все
[153]
еще находились наш отряд легких сил во главе с крейсером «Киров» и большое число судов вспомогательного флота. Моонзундский пролив был минирован, и корабли оказались в ловушке. Есть еще там мелководный пролив Муху-Вяйн со старым заброшенным каналом, которому враг не придавал значения, зная, что осадка наших кораблей и транспортов, перегруженных эвакуируемым имуществом, не позволит пройти этим путем. Фашисты трубили по радио, что русский флот блокирован и ни один советский корабль из Рижского залива не вырвется.
Но рано они торжествовали. Моряки торгового флота с участием наших гидрографов, работая день и ночь без перерыва, за несколько суток углубили канал в проливе Муху-Вяйн. 30 июня крейсер «Киров» и остальные корабли благополучно покинули Рижский залив. Попытки фашистской авиации нанести удар по уходившим кораблям остались безуспешными. Когда 1 июля фашисты заняли Ригу, они застали пустой порт.
***
Вести одна другой тяжелее. Оставлен Псков, бои уже на территории Ленинградской области. Вражеские войска все ближе подступают к Таллину. Приходится принимать меры к укреплению обороны главной базы.
Фронтовые сводки мы получали ночью, к утру их обрабатывали, обстановку наносили на карту. Бывало, слушаем доклад оперативного дежурного по штабу, очень деятельного капитан-лейтенанта Лукьянчикова и молча следим за кончиком его карандаша. Линия фронта все ближе к Ленинграду.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});