Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Никто не отпускал руку товарища.
Когда от костра остался только черный уголь с бегающими синими огоньками, волхв радостно объявил:
— Души воинов попали в рай!
Хоровод остановился. Люди стали выстраиваться в колонну, впреди бояре.
Волхвы осторожно сгребли деревянными скребками остатки костра в одну кучу. Образовался небольшой холмик.
Когда они закончили работу и почтительно отошли, Гостомыслу кто-то дал в руку комок земли и сказал:
— Иди!
Гостомысл подошел к холмику. Он едва заметно дымился. Приятно пахло смолой. Гостомысл некоторое время смотрел на холмик молча.
Волхв тронул его за локоть. Гостомысл вздронул, и удивленно посмотрел на волхва.
— Пора, — сказал волхв.
— Да, — сказал Гостомысл, положил комок земли на вершину холмика и, отойдя на три шага, повернулся, поклонился и сказал:
— Прощай, отец.
Его взяли под руки и провели к поминальному столу.
Остальные также стали подходить к холмику и класть на него свою долю земли. Вскоре холмик заметно вырос.
Положив землю на холм, бояре встали рядом с Гостомыслом.
Народ попроще выстраивался в очередь около бочек с пивом и телег с мясом, пирогами и прочей едой.
Немного в стороне на траве устроились скоморохи с гуслями, дудками и бубнами.
Когда холм был закончен, слуги налили Гостомыслу вино в чашу, и он брызнул в жертву богам немного вина на восток, потом на запад, на юг и на север.
Слуги снова налили вина. Гостомысл поднял чашу и выпил до дна.
Гостомысл сел. Сели бояре.
Это был сигнал — тризна началась! И скоморохи грянули веселой музыкой и, корча смешные рожи, пустились в пляс.
Однако Гостомыслу совсем было не смешно: он был несчастным, потому что чувствовал себя брошенным маленьким ребенком, и по его щекам невольно текли слезы.
Слезы заметил боярин Стоум, нахмурился и наклонился к уху Гостомысла и крикнул прямо ему в ухо:
— Князь, не гневи богов, потому что жизнь продолжается!
Глава 42
В лицо Гостомысла дунул аромат цветов, раздался легкий девичий смех.
— Гостомысл! А Гостомысл! — снова пропел нежный девичий голосок, и юноша открыл глаза — он лежал в траве, было приятное утро: солнце ласково гладило лучами тело; едва слышно, точно рассказывали тихую сказку, шумели листья. Над ним склонились огромные смеющиеся зеленые глаза.
— Девана! — выдохнул Гостомысл.
Сочные губы Деваны тронула улыбка.
— Так ты еще не забыл меня?
Гостомысл попытался обнять девушку, и она как всегда змейкой ускользнула из его объятий.
— Девана, ты опять убегаешь от меня? — обиженно проговорил Гостомысл.
Девана рассыпалась серебряным колокольчиком и погрозила изящным пальчиком.
— Гостомысл, дружок, я же говорили тебе, что обнять меня можно только, когда я этого захочу.
Гостомысл сел.
— Но я же тебя люблю. А ты? Ведь мы минуту назад были одним целым...
Девана села перед ним на колени, и положила руки на его плечи.
— Дружок, я тебя люблю не меньше, чем ты меня. Но богиням не разрешается любить смертных.
— Для настоящей любви нет запретов, — проговорил серьезно Гостомысл.
Девана взглянула в его глаза, затем легко поцеловала его в губы.
Прикосновение девичьих губ было приятно, он обнял Девану, и на этот раз она не ускользнула от него.
«А ведь все это уже было»! — внезапно осознал Гостомысл, и почувствовал в груди странную тоску, и ему показалось, что он что-то потерял очень важное и нужное, без чего он не может жить на свете.
Гостомысл отстранил от себя девушку и, глядя ей прямо в глаза, проговорил:
— Но ведь это сон.
— Почему сон?
— Потому что все это уже было в прошлом.
— Прошлое... будущее... сон... явь... важно то, что ты чувствуешь.
— Это сон! — уже уверенно сказал Гостомысл. — Ты еще сказала тогда, что больше я тебя не увижу, так зачем же ты пришла сейчас?
— Ты это должен сам знать, — проговорила Девана. Встала и пошла в сторону деревьев.
— Погоди, — сказал Гостомысл.
Однако Девана вошла в лес, даже не оглянувшись.
Больше о ней ничего не напоминало. Слабо шумели листья. Где-то яростно стучал дятел.
Глава 43
Гостомысл проснулся от громкого возгласа за дверью. Возглас захлебнулся шепотом, и княжич приоткрыл глаза.
Окно слабо брезжило утренним рассветом, и ночная тьма еще окутывала углы.
В комнате кроме неширокой кровати было кресло у стола с книгами, — юный княжич в свободную минуту любил почитать книги с сочинениями греческих философов.
У стен стояли лавки.
На стенах висело оружие, — красиво и подчеркивало воинскую принадлежность обитателя комнаты.
На полках стояла посуда, а также стеклянные штофчики с квасом, вином и медовухой.
За ширмой из тяжелой парчовой ткани висела одежда. Княжич обязан иметь наряды на разные случаи: парадную — на пир и собрание дружины; доспехи — на войну; кожаный жилет и штаны — на охоту.
За дверью развязывался спор: кто-то густым басом требовал, чтобы его пустили к князю.
В княжескую спальню никто не имел права входить без разрешения князя, поэтому у дверей в спальню дежурили двое отроков из набранной Ратишей молодой дружины.
Ратиша тоже был на посту. Слышно было, как он довольно громко отрезал:
— Без разрешения князя не пущу!
— Так спроси разрешение!
— Рано еще, он спит!
— Так разбуди!
— Нечего тревожить его по пустякам! — кричал Ратиша.
— Сопляк! Щенок, забываешь свое место, — возмутился густой бас. — Как вмажу тебе по уху, так сразу вспомнишь.
«Дружина старого князя всегда не любит дружину нового князя, — пришло в голову Гостомыслу, и он с негодованием подумал: — И чего им неймется? Князь всегда привечает своего дружинника, — будь он стар, или млад, — лишь бы служил князю исправно».
— Я тебе вмажу, —- смело, точно молодой волчонок, огрызался Ратиша. — Вот кольну-то мечом в зад...
Гостомыслу не хотелось вставать, он чувствовал себя усталым, словно всю ночь делал какую-то тяжелую работу.
Но за дверью угрожающе звякнуло железо, и Гостомысл понял, что пора ему вмешиваться спор.
Он спрыгнул с постели и подошел к двери.
— Ратиша, кто там? — хмуро спросил он, приоткрывая дверь.
— Воеводы пришли, — сказал Ратиша.
Гостомысл открыл дверь.
По сторонам двери стояли двое отроков с наклоненными вперед копьями.
Посредине Ратиша с обнаженным мечом и заслоняя вход в княжескую спальню.
Перед ними — Храбр, весь багровый от злости. А за ним Вячко и Стоум.
Вячко ухмылялся до ушей.
Стоум сохранял на лице серьезное выражение, но по уголкам дрожащих губ было заметно, что делал он это с трудом.
— Здравы будьте, господа бояре, — сказал Гостомысл.
И бояре поклонились:
— И ты будь здрав, князь!
— В чем дело, господа? Кто вас обижает? — спросил Гостомысл.
Храбр сердито проговорил:
— Да вот эти огрызки не пущают к тебе.
Стоум осторожно плечом отодвинул Храбра в сторону и осторожно хихикнул:
— Боярин воин ярый, и обиделся, что его не пущают к тебе.
Ратиша возмутился:
— Так рано же еще! Ты спал князь.
— Я уже не сплю, — сказал Гостомысл и обратился к воеводам: — Господа бояре, не обижайтесь на Ратишу: он мой верный слуга и охраняет меня так, как каждый бы из вас охранял своего князя на его месте. Но я думаю, вы не зря пришли в этот ранний час ко мне. Я всегда, в любое время рад видеть вас. Но только из уважения к вам мне не хотелось бы представать перед вами в неприглядном виде, прошу...
Ратиша даже раскрыл рот, удивляясь необычной учтивости молодого князя.
Гостомысл продолжал:
— Поэтому, если вас не обидит ожидание, дайте мне немного времени, чтобы одеться.
— Нас твоя одежда, князь, не смущает, настоящего воина украшает любой вид, — сказал Храбр.
Умный Стоум перебил своего товарища:
— Господа, дело у нас срочное, но князю действительно надо бы одеться.
— Спасибо, господа, —- проговорил Гостомысл и спрятался в комнате.
Пока одевался, размышлял над тем, зачем так срочно пришли бояре. В голову приходила мысль о неожиданной вылазке разбойников. Поэтому Гостомысл оделся быстро.
Взглянув на себя в зеркало, Гостомысл громко проговорил:
— Ратиша, пригласи господ бояр в комнату.
Храбр, Вячко и Стоум вошли в комнату.
Гостомысл стоял у окна, одетый в парадный наряд и румяный.
— Присаживайтесь, господа, — пригласил он и сел в кресло у стола.
Бояре сели на лавки. Ратиша стоял у двери, взъерошенный точно воробей после драки, ожидая дальнейших распоряжений.
— Ратиша, присядь с нами, — сказал Гостомысл и пояснил боярам: — Ратиша — мой лучший друг, он возглавляет молодую дружину.
- Автограф под облаками - Валентин Пикуль - Историческая проза
- Наполеон: Жизнь после смерти - Эдвард Радзинский - Историческая проза
- Когда цветут реки - Лев Рубинштейн - Историческая проза
- Иван Грозный. Книга 1. Москва в походе - Валентин Костылев - Историческая проза
- Поляне(Роман-легенда) - Хотимский Борис Исаакович - Историческая проза