– Бульвар Распай… – мечтательно протянула она. – Я не отказалась бы жить на бульваре Распай! А где тот дом, где живет твоя мать? Какой он?
– Самый обыкновенный, серый… – ответил он, явно думая о другом.
– А напротив что? Почему так шумно?
– Напротив – дискотека.
– Бедная старушка! – воскликнула Олеся. – Она живет на первом этаже?!
– Как на первом? – опомнился Борис. – На четвертом, на первом – кафе. Боже мой, нельзя ли поговорить о чем-нибудь другом? Моя мама надоела мне уже вчера.
– Почему?
– У Жермен был выходной, и она звонила мне четыре раза… Нет, пять, один раз она разговаривала с женой.
«Сегодня среда, значит, у горничной был выходной во вторник, – быстро соображала Олеся. – Интересно, всегда ли она отдыхает в этот день?»
Но тему пришлось переменить. Если бы она продолжала расспрашивать его о матери и Жермен, Борис мог бы что-то заподозрить, на это у него хватило бы ума. Олеся мило улыбнулась, погладила его по руке, и Борис размяк, вытянул губы. Пришлось его поцеловать. «Ничего, это если не последний раз, то один из последних… – утешала она себя. – Теперь все будет по-другому». И она решилась.
– Милый, ты помнишь наш разговор, – задумчиво и в то же время небрежно спросила она, стараясь, чтобы голос не выдал ее волнения. – Ну, когда ты рассказывал мне про ту квартиру в Москве, на Покровском бульваре?
– Конечно… – Он внимательно посмотрел на нее. Она предпочла бы другой взгляд. Этот был слишком деловым, слишком настороженным. – Почему ты спрашиваешь?
– Так просто… – Она внутренне поежилась, но решила продолжать: – Знаешь, мне все-таки не верится, что это правда. Такие прелестные украшения! Ты еще показывал мне фотографии… Неужели они до сих пор там?!
– Ну, не думаю… – вздохнул он. – Сколько лет прошло, почти целый век…
– Когда уехала твоя семья?
– В самом начале двадцатых годов. – Он поморщился. – Боже мой, я никогда не вдавался в эти подробности. Надо было расспросить маму, она все знает.
– Разве она помнит, как их прятали? – удивилась Олеся. – Сколько же ей было лет? Года три-четыре?
– Наверное. Она родилась в год революции.
– Значит, она сама ничего не помнит… – разочарованно протянула Олеся. – Жаль.
– Почему жаль? – Он фыркнул. – Я предпочел бы, чтобы она вообще все забыла! Ее рассказам просто нет конца, она обожает выдумывать и может болтать часами о том, чего никогда не было!
– Но драгоценности были?
– Да, это факт, – подтвердил он. – Своей бабке я верю, они была очень серьезная женщина. Собственноручно собрала все, уложила в тайник вообще все ценности, которые у них были. Боялась обыска. А потом им пришлось спешно уходить из квартиры. Бабку остановил на улице один ее знакомый, сказал, что уже выписан ордер на арест всей семьи. Бабка как раз гуляла с моей матерью, тогда она была младенцем. Она не пошла домой, дождалась мужа на улице – он тоже в тот день где-то ходил… И втроем они спрятались у знакомых. В квартире в это время орудовала ЧК. Бабка надеялась, что им еще удастся войти туда, забрать драгоценности… Но не удалось – там поставили людей, на тот случай, если кто-то вернется. И они уехали – нелегально, через Прибалтику, перешли границу… Думаю, что тайник в тот же день был вскрыт. Нет никакой надежды, что драгоценности сохранились. Конечно, страшно жаль. Когда я поеду в Москву, я сам туда схожу, посмотрю. Не на тайник, нет! – Он засмеялся. – Просто увижу квартиру, где жила когда-то моя семья.
Олеся похолодела. Она не верила своим ушам.
– Ты… собираешься в Москву? – едва смогла вымолвить она.
– Да, наверное, через месяц-другой поеду. Все боюсь почему-то! – признался он. – Никогда не думал, что я сентиментален… Страшно! И очень хочется увидеть Кремль.
– Почему Кремль? – тупо спросила она.
– А почему нет? – Он встал, подошел к ней, обогнув стол, обнял ее за плечи, поцеловал в склоненную голову. Она даже пошевельнуться не могла. «Еще один сюрприз! Мне надо очень поторопиться, очень-очень… – Ей выть хотелось от злости. – Саша просто болван! Я еще ему позвоню! Сегодня же, сейчас же!»
– Скажи… – тихо спросила она, не поднимая головы, – ты рассказывал эту историю кому-нибудь, кроме меня?
– Что? – удивился он. – Да нет. Знаешь, мои приятели не охотники до таких россказней. Что им тайник в Москве! Они не представляют себе, что там тогда творилось. Вот если бы я рассказал им, как укрыл доходы от налоговой инспекции!
– Конечно, они ведь французы, – понимающе кивнула она. – Русские проблемы их не касаются.
– Ты называешь это русской проблемой? – засмеялся он. – Это просто чепуха. Там давно ничего нет. Из квартиры бог знает что сделали, я слышал, что из больших квартир делали коммунальные, читал какой-то роман про это… Могу себе представить, что там с паркетом!
– У нас в Москве, – отчетливо произнесла она, – очень любят старинный паркет. А насчет коммуналки можешь быть спокоен – там этот паркет просто обожали. Никому бы и в голову не пришло его менять. Куда хуже, если там сейчас поселились новые русские… Ведь сейчас происходит совсем обратный процесс – коммуналки исчезают, снова появляются большие квартиры в центре.
– Да плевал я на это! – резко ответил он, обнимая ее еще крепче, начиная поглаживать ее плоскую грудь. – Малышка, у нас еще есть время… Может быть…
– Ах нет!
Она сделала попытку встать, но он не пустил ее. Глядел прямо в глаза, шумно дышал, взгляд его стал жадным и умоляющим.
– Малышка, всего один раз… Я ведь не увижу тебя несколько дней.
– А твоя жена не подозревает, что встречаешься с кем-то? – спросила она.
– Это ее не касается.
– И про меня она ничего не знает?
– Знаешь, малышка, я вообще предпочитаю не откровенничать с женой. Это только портит отношения.
– Вот интересно…. – Она немного подалась к нему, прижалась, он радостно водил по ее шее горячими губами. – Ты вообще ей ничего не рассказываешь?
– Вообще ничего… – бормотал он, начиная залезать к ней под юбку. – Ну давай! Прошу тебя!
– Нет времени… – Ей хотелось его помучить, хотя она уже знала, что просто так он ее не выпустит. – Дай мне еще выпить.
Он дрожащей рукой налил ей вина, выпил сам. Глаза у него стали красные, и он показался Олесе еще более отвратительным. Она не опустила подол платья, сидела, положив ногу на ногу, позволяя ему любоваться своими мальчишескими бедрами, которые пересекали черные подвязки.
– Малышка, ты меня сводишь с ума… – проговорил он, немного придя в себя. – Никто меня так не волновал!
– Да? – лениво спросила она. Пила из бокала медленно, оттягивая момент, когда спросит его о главном. А спрашивать было трудно. Вопрос мог выдать ее с головой, если ее уже не выдали все остальные вопросы. Но надо было рисковать, иначе вся затея не имела смысла. Она решилась.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});