Читать интересную книгу Христос пришел - Александр Викорук

Днем шум оживленной толпы, жадные взгляды людей, вопросы быстро заглушили страх, отвлекли, а сейчас за столом снова тоска сдавила грудь, сжимая холодом сердце. К горлу подступила тошнота, он прикрыл глаза, и перед взором возникла взбешенная толпа, обезумевшая от крови и злобы. Снова подкатили оцепенение и холод смерти, как в детстве, когда он оказался в толпе на месте казни. Перед ним билось в агонии окровавленное тело, жалкое и слабое, и ему казалось, что его пронзает боль этого несчастного и все вокруг должны были вопить от жуткой боли. Маленький Иошуа закричал, мать подхватила его и под смех соседей потащила прочь, а когда визг толпы затих, прижала к себе, стараясь своим теплом отогреть его, избавить от боли, которая мучила его.

- Я люблю тебя, - звала она его, - люблю, маленький мой, я с тобой. И ты любишь меня.

Иошуа видел близко ее глаза, полные до краев болью, его болью. Он испугался за нее, закричал: "Мама!" - и прижался к ее лицу, чувствуя, как уходит страх и боль...

- Дети мои, - проговорил хрипло Иошуа, оглядывая всех, - помните, любите друг друга... - Он помолчал и добавил: - Слух может подвести, глаза не все видят. Но если любите, то узнаете друг друга, найдете среди тьмы, как меня нашли.

- Ты назвал нас детьми? - с улыбкой спросил Иуда. - Но среди нас есть и с сединой в волосах.

- Как я - сын того, кто полюбил меня вечной любовью, так и вы - дети, которых моя любовь должна привести к радости.

- Как же нам доказать тебе любовь нашу? - спросил Иуда настороженно. - Может, как та неразумная женщина, которая вылила тебе на ноги дорогое масло?

- Она любила и потому не спрашивала, как быть. Потому имя ее уже нетленно.

- Научи и нас, - тихо попросил Иуда, видя, как все притихли, ловя их слова.

- Муж и жена любят друг друга, видя в детях продолжение себя в вечности, мать любит свое негодное дитя, надеясь любовью своей искупить его грехи, пророк несет слово истины мучителям своим, возлюбив постигшее его откровение... Только на одно не способна любовь - на предательство.

Иуда задумался и опустил глаза.

- Если погибну я, - с болью сказал Иошуа, - то убьет меня предательство, а воскресну я от любви.

Веки Иуды дрогнули, но он не посмотрел на Иошуа.

Страшная догадка ознобом окатила Иошуа, и он тут же торопливо сказал:

- И предаст меня один из вас!

Он окинул всех взглядом и уловил, как побледнели щеки Иуды и напряглись губы. Минуту висела тишина, потом долетел тихий ропот, послышалось:

- Кто же?.. Могу ли я? Или я?

- Не я ли? - тихо произнес Иуда и голос его дрогнул.

- Ты сказал, - ответил Иошуа.

Глаза Иуды широко раскрылись, он вздрогнул, и лицо его исказилось страхом и ненавистью. Он быстро наклонил голову.

Иошуа почувствовал прикосновение к руке, оглянулся и увидел близко лицо Иоанна.

- Ты терзаешь нас, - проговорил он с дрожью. - Кто же из нас? Не я ли?

- Кому подам хлеба, - ответил Иошуа.

Он отломил кусок, обмакнул в блюдо и вложил в руку Иуде. Пальцы того судорожно сжались, но он не посмел поднять глаза, поднес кусок ко рту и откусил.

- Иди же... что задумал, делай скорей, - проговорил тихо Иошуа.

Иуда медленно поднялся, не глядя ни на кого, и выбежал. Иошуа опустил голову и замер, казалось, все в нем умерло. Он ощущал ночь, поглотившую город, тьму, которая укрыла и злодейство, и добродетель - и только слабые лучи звезд тянутся к земле с немой надеждой... Бежать, укрыться, забыть этот злой, обезумевший мир? Вернуться в необъятный простор и сияние горы Фавор, где соединяется чистый блеск небес, голубая дымка моря и нежно-зеленый бархат земли. Дышать невидимой смесью дыхания тысяч цветов, слышать трепет крыльев стрекоз, в молчании угадывать никому неведомую радость вечности и совершенства, стремиться туда, где льется бесконечный поток счастья - и бояться сделать последний шаг. Цепляться за жалкое тепло слабого тела. Знать, что в грязных рубищах, в зловонии тонут слабые и беспомощные люди, упиваются своим гноем, топчут друг друга в слепом безумии. И предают, предают, и падают, падают в зловонную яму без надежды, в ужасе!

Иошуа поднял голову, оглядел возлежащих у стола. "Бросить их?" Он увидел близко лицо Петра, тот говорил что-то тихо...

- Он лучше, чем мы думаем, - наконец дошли слова Петра. Петр смутился и добавил: - Мне кажется, мы хуже о нем думаем, чем он есть. Скуповат, конечно, но вынужденно... Иуда носит деньги, а служить им нелегко.

- Значит, ты уверен - он не предаст? - спросил Иошуа.

- Ни за что, - взволнованно сказал Петр.

- Ни по расчету, ни по недомыслию?

- Никогда.

- Человек слаб, - проговорил глухо Иошуа. - Он боится боли, боится осуждения, ограничен в мыслях, ошибается... - он всматривался в лицо Петра, - тороплив в клятвах.

- Не может он, - Петр смутился от прямого взгляда.

- Переменчив, - добавил Иошуа. - Ты! - выпалил он. - Не истает ночь предашь меня!

Петр отшатнулся, лицо его задрожало, он немо хватал воздух открытым ртом. На глазах его блестели слезы.

- Убиваешь меня, - прохрипел он.

Иошуа притянул его голову к груди, чувствуя, как сердце сдавила жалость и боль:

- Прости меня... верю тебе, знаю, знаю, не способен ты, сердце твое потрясено любовью ко мне... А если суждено будет споткнуться, то искупишь, смоешь грязь с колен. А душа чиста будет. - Иошуа почувствовал радость и невыносимую скорбь. - Я сделаю этот шаг. - Он огляделся. - Дети мои! - воскликнул он, все еще прижимая к груди голову Петра. - Заповедаю вам, любите друг друга! Ваша любовь воскресит меня. По ней найду я вас и узнаю, буду радоваться вместе с вами, горевать. Ваше счастье будет со мной. А я вечно пребуду с вами.

***

В середине марта весна взяла свое. С юга принесло влажный теплый воздух. Солнце нестерпимо засияло в разрывах белоснежных туч. Снег стал оседать, темнее от воды и копоти машин.

В полдень Елисей брел от дома в сторону своей службы, где предстояло задать детям урок рисования весны, мартовского снега, яркого солнца, голубого неба. На полпути воздух сгустился и наполнился белоснежной мутью, из которой хлопьями повалил снег. Звуки города приглохли, и все пространство вокруг заполнилось сияющей метелью, и, казалось, это солнечный свет яростно крутился, свивался вихрями. Елисей остановился у обочины дороги, наслаждаясь снежным головокружением.

Он вертел головой, стараясь впитать глазами солнечную карусель, насытиться светом после долгой холодной и сумрачной зимы.

Тут он заметил вдали два до боли знакомых силуэта. Две женщины в легких пальто и ботиках, пожилая женщина в темном платке, девушка с открытой головой. На ее распущенные волосы падал снег, а она со смехом пыталась прикрыть голову сумочкой. Елисей всматривался, пытаясь узнать их, но они свернули за угол дома. Тут же его осенило, что пожилая женщина похожа на его маму, и пальто точно такое, узкие плечи, подчеркнуто прямая спина. "Как может быть? - мелькнула мысль. - А что за девушка?" Он тоже хорошо знал ее.

Он сделал шаг, чтобы догнать их, но остановился, с грустью укоряя себя в ошибке и поспешности. Но радость не исчезала, Елисей стоял, подставив лицо несущемуся навстречу снегу и улыбался. Не раз так бывало, когда он, захваченный посторонними делами, приходил домой, мельком здоровался, садился за стол, отодвигая книги, что-то торопился делать. А потом спохватывался, ловил себя на том, что помнит краем глаза замеченный поворот головы матери, ее оживленное лицо, и тут же понимал, что она сейчас сидит за стеной, думает о нем, непременно хорошее, и чувствует его добрые мысли. И не надо слов, только молча пройти рядом, молча быть...

Елисей заторопился, шлепая ботинками по раскисшему снегу, почти добежал до угла дома... Но за ним тянулась пустая улица, ровные ряды окон, хаос голых ветвей деревьев. Его стала терзать мысль, что это могла быть она, но надо было сразу догнать, увидеть, убедиться. В чем?.. В том, что ошибся? Или в том, что в снежной круговерти, в вихрях света нашла, узнала его тоска и любовь и возродила ее, маму, а рядом с ней, может, Галина-Юля или другая... Елисей повернулся и побрел дальше, загребая ботинками снег.

В этот момент, разбрызгивая снежную жижу, возле него затормозила машина. Он увидел тестообразное лицо Есипова, на переднем кресле сидела бледная Настя. Есипов что-то сказал, и из машины вышли шофер и Настя. Она молча кивнула ему и отступила в сторону, Есипов помахал рукой, приглашая Елисея.

Он оглянулся в сторону Насти, но она отвела глаза. Ее мрачное лицо не предвещало легкого разговора. Елисей забрался на переднее сидение. Перед глазами крутилась снежная метель. Настя и шофер отошли шагов на десять и отвернулись. Сзади слышалось тяжелое задавленное дыхание. Елисей глянул в зеркальце и увидел обморочно бледное лицо, покрытое каплями пота. Ему показалось, что Есипов не может сказать ни слова.

Он ждал, наблюдая, как снег валит на капот, на лобовое стекло, как щетки раздвигают мокрую кашу в стороны, тут же чистое стекло покрывается кисеей новых снежинок, и снова взмах щеток, водяные струйки, вспышка света в чистом стекле.