Читать интересную книгу Новый Мир ( № 6 2007) - Новый Мир Новый Мир

Ты уверяешь меня, что на новых телефонах установлены якобы более качественные игры и разные “красивые мелодии”. Но скажи, пожалуйста, какой прок в этих играх, которыми в автобусах и кинотеатрах развлекают себя всякие переростки? Ты можешь мне ответить, что они вырабатывают реакцию и ловкость. Но скажи, пожалуйста, неужели для того, чтобы хватать с подоконника мух, требуется меньше ловкости? Поэтому настоятельно советую: когда у тебя выдается свободная минута, наблюдай лучше за тем, что происходит вокруг. Наблюдай за людьми: пытайся по одному только внешнему виду определить свойства характера, пристрастия и привычки. Наблюдай за вполне обыденными, казалось бы, вещами: старайся найти в них что-то необычное, какое-то совершенно новое качество, которое, может быть, когда-то прошло мимо твоего внимания. Все это внутренне тебя обогатит, сделает более проницательным и чутким. Ты можешь сказать, что в современном мире все эти качества ровно ничего не стоят: на них ничего не купишь и не приобретешь. Увы, это так. Но ответь, пожалуйста, что бы ты предпочел: жить скромно и умеренно, но при этом оставаться человеком — со всеми богатствами его чувств и мыслей, — или же быть выхоленной, спящей на перинах свиньей? Есть над чем задуматься, не правда ли?

Мой мальчик, я очень хочу, чтобы ты научился пользоваться телефоном только с одной целью: говорить с кем-то на дальнем расстоянии. Телефон создан только для этого, и только так и нужно относиться к этому, в общем-то, удобному техническому приспособлению. Игры же и то, что ты называешь “красивыми мелодиями”, оставь, пожалуйста, разносчикам газет и продавцам устриц: это как раз то, что необходимо их извращенному вкусу.

Далее. Ты пишешь мне, что кто-то из твоего класса на прошлой неделе обозвал тебя “придурком”. Признаюсь, что как только я об этом прочел, я тут же ужасно огорчился. Мне было больно: ведь ты — это, если можно так сказать, часть моего сердца. Но, вернувшись к тому, что ты мне писал, я вдруг нашел в твоем письме весьма и весьма неприятный портрет того, кто смеет разбрасываться такими оскорблениями. Ты пишешь мне, что это некто Влад Зябликов, отец которого давно уже не живет с семьей, покинул страну и работает где-то в Новой Зеландии докером; он шлет сыну всякие, как ты выражаешься, “крутые вещи” (штаны, футболки), Влад Зябликов во все это, как попугай, наряжается и идет в школу. То есть он идет туда не учиться, а поражать всех своим видом. Ты пишешь также, что 14 февраля девочки из вашего класса подарили этому мальчику целых двенадцать валентинок. Ты пишешь, что причина того, почему к Владу так неравнодушны одноклассницы, заключается в том, что они считают Влада “крутым”. И вот на чем, по твоим словам, основывается крутость этого человека: во-первых, твой Влад ужасно сквернословит; во-вторых, он просит всех, кто не сходится с ним во мнениях, “пояснить за базар”; и, в-третьих (и это, как ты говоришь, вызывает в вашем классе бурный восторг), — в-третьих, твой мерзопакостный Влад, когда учительница ругает его и когда она вдруг отвернется, — твой Влад корчит у учительницы за спиной самые отвратительные рожи и делает непристойные жесты.

Конечно, как взрослый и просвещенный человек, я могу только посочувствовать этому несчастному ребенку, жертве пагубного воспитания. Ведь что такое Влад Зябликов? Всего лишь податливый воск, на котором отпечаталась та среда, в которой ему пришлось расти. Поэтому, возможно, сорвать штаны и задать хорошую порку нужно было бы не только Владу, но и его неизвестно куда глядящим родителям, его старшим развращенным товарищам, его нерадивым учителям и так далее, и так далее — вплоть до самого гаранта законности и порядка в нашей стране. Но поскольку мой сын — ты, а не какой-то там Влад Зябликов, то мое внимание в первую очередь должно быть направлено на тебя. И вот что я хотел бы тебе в связи с этим сказать.

Во-первых, услышать от иного человека обвинения в том, что ты “придурок”, — это в некоторых случаях может быть даже своего рода комплиментом. Это кажется странным и парадоксальным, но присмотрись получше к тому, кто обзывается, и представь, что если бы он тебя хвалил, то это означало бы только то, что он считает тебя ровней. То есть добиться одобрения Влада Зябликова можно только одним путем: стоять за спиной у учителя и корчить рожи.

Во-вторых, вспомни едкую сатиру господина Свифта. Вспомни отвратительный образ йеху, который он вывел на страницах своего романа. Скажу тебе по секрету, сын: среди этих йеху тебе придется жить. Тебе придется постоянно сталкиваться с ними и слышать в свой адрес обвинения еще похуже того, которое ты услышал на днях. И если герой романа, войдя в общество лошадей, таким образом оградил себя от слишком тесных столкновений с этими мерзкими тварями, то наши лошади, к сожалению, пока не способны предоставить нам столь же надежного приюта. Вся наша беда, мой мальчик, заключается в том, что мы как две капли воды похожи на йеху строением наших тел; но в то же время мысли йеху, их привычки и то, к чему они ежеминутно стремятся, — все это чуждо нам, и мы вынуждены испытывать постоянную внутреннюю боль и сомнения от того, что йеху слишком много, а нас всего лишь десятки и даже, возможно, единицы, мы затеряны среди йеху, мы разрозненны, и поэтому наш образ мыслей, наши стремления постоянно заглушаются и подавляются громкой и пустой болтовней, на которую йеху так скоры; и вот, когда мы ищем для себя единомышленников и собеседников, когда мы жаждем поделиться хоть с кем-нибудь чистыми порывами нашей души, мы, за неимением выбора, вынуждены обращаться к йеху. И что же мы слышим в ответ? Мы слышим в свой адрес только обвинения и насмешки: нам говорят, что мы сами “придурки”, что наши мысли “придурошные” и что дети, которые у нас родятся, — что они тоже обязательно будут “придурками”. Вот для этого, мой сын, я и стараюсь как можно чаще писать тебе письма. Я протягиваю тебе во тьме руку и говорю: ты не один, многие из нас по ошибке оказались в этом дурдоме, и теперь для того, чтобы считаться “нормальными”, нам всего лишь навсего нужно перенять привычки сумасшедших. Но не дай тебе бог идти на поводу у психов!

Что же касается Влада Зябликова, то я думаю, что он и ему подобные прибились к стаду йеху не в результате каких-то врожденных склонностей, но скорее это произошло из-за того, что их отцы писали из Новой Зеландии слишком мало писем и вместо дружеской руки протягивали им из темноты посылки с кроссовками. И теперь, раз уж наш разговор снова этого коснулся, — теперь то, что касается “крутых футболок” Влада Зябликова и твоей простой, но вполне опрятной и приличной, на мой взгляд, одежды. Вспомни, пожалуйста, Гая Юлия Цезаря, который в своих походах умел обходиться всего лишь двумя чесночными лепешками в день и одной шерстяной накидкой; вспомни послания мудрого Сенеки (у которого, впрочем, слова иногда расходятся с делом, но финал его жизни, на мой взгляд, достоин всякого уважения); вспомни благородного Катона, вспомни Эпикура, образ которого, к сожалению, стараниями всяческих недотеп исказился почти до неузнаваемости. Вот, сын, те люди, которые наравне со мной протягивают тебе во тьме руки. Вот те характеры, которым ты должен подражать, если хочешь быть прославленным и добрым, а ведь это единственный путь, который, как мне кажется, способен привести к счастью. Подумай над этим и…

Прощай.

 

ПИСЬМО ТРЕТЬЕ

Мой милый мальчик,

коль скоро ты хочешь, чтобы тебя называли полиглотом, надеюсь, ты постараешься заслужить право на это имя, а для этого надо быть внимательным и прилежным. Должен тебе сказать, что слово “олух” звучит не столь уж благородно, но помни также, что нет ничего смешнее, чем когда человека называют благородным именем, а люди вокруг знают, что он этого не заслужил. Например, было бы неприкрытой иронией называть какого-нибудь безобразного парня Адонисом, труса — Александром, а невежду — полиглотом, ибо всякий легко догадается, что это всего лишь насмешка. И мистер Поуп, мой добрый знакомый, очень верно замечает, что: “Мы хвалим дураков лишь смеха ради…”

Теперь перейду к следующей части моего письма. Скажу откровенно, что в твоем последнем послании я обнаружил одну не то чтобы оскорбительную, но, будем так говорить, немного обидную для меня вещь. Ты пишешь, что когда твои одноклассники получают из дому письма, они, нисколько не стыдясь, зачитывают их всем остальным. Ты пишешь, что мои письма, в отличие от чужих, как будто бы совсем не предназначены для чтения вслух. Ты передаешь мне содержание одного из таких писем. Я внимательно с этим ознакомился, и вот что я тебе скажу: все содержание этого письма сводится к следующему: “Здравствуй, милый дружок! У нас все хорошо! А как дела у тебя? Думаем, что тоже хорошо! Здоровье у нас отличное, погода стоит отличная, надеемся, что и у тебя тоже все отлично!..” Надеюсь, ты понимаешь, с какой целью и в каком умонастроении пишутся подобные послания? Если бы ты был моей хрустальной игрушкой, я бы, пожалуй, завернул тебя в несколько слоев бархата, поместил бы в лакированный ящичек и вынимал бы только перед сном — для того чтобы поцеловать тебя в лоб, пожелать спокойной ночи и снова замотать в кусок бархата. Но скажи, разве может моя любовь, мои чувства выражаться в столь пошлой и уродливой форме?