— Всем и каждому из нас хотелось бы в чем-то быть лучше, чем мы есть. Я лично предпочел бы быть кварцем.
Но у Али-Бабы оставались еще вопросы насчет той странной эмоциональной подземной полости.
— Я уже слышал, что пещера оживила части моего брата и что она так, бывало, уродовала людей, что головы у них на плечах оказывались затылками вперед, а руки росли из ушей. Но какую власть имеют эти пещера и дворец над разбойниками?
Теперь был черед Гаруна отвечать.
— Над большинством из нас — никакой. Истинную власть она имеет лишь над первым среди разбойников.
— Значит, она наложила на него заклятие? — предположил Али-Баба. — Я помню одну историю, там сердце человека было заперто в башне, так что никто не мог убить его.
— Вообще-то это моя история, — сообщил один из разбойников.
Сперва Аладдин, потом Гарун аль-Рашид и Синдбад, теперь это. Али-Баба был поражен.
— Неужели у каждого из разбойников есть своя история? — спросил он.
— Как ни странно, да, — ответил другой разбойник. — В моей речь идет о волшебной рыбе, которую я выловил, трижды закинув невод в Мертвое море.
— А моя в значительной степени связана с волшебным ковром, — заметил еще один, — и тремя девами в потайном саду.
— Моя тоже имеет отношение к саду, — добавил следующий разбойник, — и к одному очень специфическому цветку. Не говоря уже о кольце, затейливой шкатулке и хитром змее.
Снова и снова звучали голоса разбойников, перечисляя истории, полные чудес и опасностей, пока Али-Баба не начал чувствовать себя слегка ущербным, ибо успешное похищение им золота из волшебной пещеры казалось таким пустяком в сравнении с драматизмом и многообразием судеб окружавших его людей.
— Да, — подвел итог Гарун, — у каждого своя история.
— По крайней мере, у каждого из сорока разбойников, — уточнил Ахмед.
— Как бы то ни было, — рассмеялся камень, — я прекрасно проведу время.
— Но ты говорил про предводителя разбойников, про то, как он оказался во власти этой заколдованной пещеры.
— Ах да, ты был почти прав в своих догадках насчет нашего главаря, ибо пещера хранит в себе часть его.
— Но ведь не сердце же.
— Гораздо хуже, — ответил Гарун. — Пещера завладела его печенью.
Али-Баба разинул рот в безмолвном изумлении.
— Древние греки, кажется, полагали, что печень — средоточие любви, — пояснил Гарун. — Или селезенка. А может, это были римляне. С другой стороны, кому дано понять истинные мотивы волшебной пещеры?
— Но как же он живет? — спросил Али-Баба.
— Он имеет брата, разрубленного на шесть кусков, — вставила голова Касима из меха для воды, — и еще спрашивает, как кто-то живет без такой мелочи, как печенка!
— Я вовсе не собираюсь прерывать вашу ученую беседу, о хозяин, — перебила Марджана, — но мне показалось, я должна упомянуть, что уже смеркается, и было бы разумным нам в ближайшее время поискать себе убежище.
Али-Баба подумал, что это куда больше похоже на ту Марджану, которую он знал многие годы: скромно, но в самую точку. Пожалуй, как бы дурно ни сказалось на ней пребывание в плену у главаря разбойников, со временем все это пройдет. И все же он до конца успокоится лишь после того, как найдет время поговорить с нею, а возможно даже, лишь после беседы с той, которая старше, мудрее ее, но от этого не менее привлекательна, — с женой Касима. Она, вероятно, сумеет взглянуть на все случившееся под верным углом зрения.
— Я понимаю твое беспокойство, юная госпожа, — заявил Ахмед, — поскольку уверен, что ты вела довольно замкнутый образ жизни и не слишком сведуща в вопросах вольного существования. Позволь заверить тебя, что здесь ты под моей защитой, моей и еще более чем тридцати мужчин, которые, будучи хорошими людьми, вынуждены были вести разбойничью жизнь на протяжении многих месяцев, а то и лет.
— Вынуждены, — согласился один из бывших разбойников. — Это точно.
— И теперь, избавившись от первого среди разбойников, мы никогда не станем грабить снова, — добавил другой.
— После того, конечно, — вставил третий, — как заберем золото из пещеры.
— Но это не грабеж, — возразил четвертый. — Вовсе нет. Я имею в виду: нельзя же украсть то, что ты уже украл, правда?
— Я понял твою мысль, — подхватил первый. — Ну, тогда вообще все замечательно.
— Я так рада слышать, что все вы готовы защитить меня, — сказала Марджана. Она глядела на Ахмеда, и глаза ее казались теперь просто огромными. — Зная это, я чувствую себя в полной безопасности.
«Нет, — решил Али-Баба, — с его юной служанкой что-то не так. Какие ужасные пытки могли вызвать в ней столь пугающие перемены?»
— И все же, — задумчиво проговорил Аладдин, — мысль насчет того, чтобы поискать местечко для ночного отдыха, не так уж плоха. — Он умолк и огляделся, поскольку они шли уже достаточно долго, чтобы оказаться теперь среди деревьев. — Мы ведь приближаемся к пещере, верно?
— Думаю, что она совсем рядом, — ответил Гарун.
— Тогда, пожалуй, как только найдем какую-нибудь подходящую рощицу, там и остановимся, — решил Аладдин, — чтобы войти в пещеру с новыми силами и в хорошем расположении духа.
— Ты прав, — согласился Гарун. — Нам придется вступить в борьбу не только с пещерой.
— Значит, ты ожидаешь встретить там нашего атамана? — спросил Али-Баба, внезапно пораженный этой мыслью. — И мага?
— Все мы так долго были разбойниками, — ответил Гарун, — что нам некуда больше идти.
— Не совсем так! — воскликнул другой голос, голос, который отождествлялся теперь у Али-Бабы со всяческим злом.
Небо озарилось жутким зеленым светом, еще более ярким на фоне наступающих сумерек.
— Пусть у вас нет золота, — прокричал первый среди разбойников, восседая на спине мага, — зато у вас есть женщины! — Он расхохотался. — Вернее, мне следовало сказать, что у вас были женщины, поскольку теперь они наши!
Глава двадцать шестая,
в которой мы разговариваем с деревьями и они нас слушают
Али-Баба огляделся и понял, что их бывший главарь совершенно прав. Женщины исчезли. «Марджана! — подумал он. — И жена Касима!» Он даже не осознавал, насколько рад был обществу этих женщин, пока они не пропали.
— Еще семеро войдут во врата дворца! — хихикал Разбойник Номер Один. — Моя печень будет в безопасности еще день!
«Значит, — сообразил Али-Баба, — то, что говорили другие разбойники, — правда». И хотя он не мог сказать, что по-настоящему сочувствует этому отвратительному извергу, теперь, во всяком случае, дровосек начинал понимать его. Однако как это возможно, чтобы у человека не было печени, но при этом было столько желчи?
И тут разбойник и маг исчезли.
— Марджана! — вскричал Ахмед.
— Жена Ка… — Али-Баба заставил себя умолкнуть.
Пусть он считает супругу брата прекраснейшей из красавиц, пусть она всячески старается показать, что отвечает ему взаимностью, пусть даже муж ее разрезан на шесть частей, но все же всему свое время и место, а теперь — и ни то, и ни другое! Кроме того, дома у него есть собственная жена, которую он, возможно, конечно, никогда больше не увидит, учитывая всякие неприятные обстоятельства в виде мечей, и магов, и волшебных пещер, но об этом ему не хотелось думать. О, где те дни, когда в его жизни были лишь деревья да топор!
— Моей жене там понравится, — пренебрежительно бросил Касим. — Ее вкусы всегда были слишком дорогими.
— Как нам теперь быть? — спросил Ахмед, в его обычно спокойном юном голосе звучала паника.
— Мы могли бы обратиться к джинну кольца, — предложил Гарун. — Наверняка он должен знать, что делать.
Али-Бабе вновь вспомнились всякие слышанные им истории.
— Но когда мы вызывали джинна в последний раз, — попытался возразить дровосек, — он, кажется, был не очень доволен.
Его поддержал Синдбад:
— У меня, например, с джиннами связано немало самых неприятных воспоминаний.
С полдюжины разбойников поддержали их, утверждая, что, будь у них время, они тоже могли бы порассказать всякие невеселые истории про джиннов.
— Но Марджана! — взмолился Ахмед.
Аладдин ласково взглянул на самого юного из разбойников.
— Я знаю, что ты сейчас чувствуешь, ибо сам испытывал, да и теперь в глубине души продолжаю испытывать те же чувства к царевне Будур. Поэтому я призову джинна. Несомненно, он не станет гневаться, когда узнает, что мы обратились к нему во имя любви.
«Любви?» — удивился Али-Баба, в то время как Аладдин принялся тереть свое кольцо. Неужели именно это чувство так удивительно подействовало кое на кого из его окружения? Видя, насколько странным стало их поведение, дровосек мог только порадоваться, что сам он женат и все эти дела его не касаются.