— О, перестань, — ответил джинн. — Возьми себя в руки. Не понимаю я порой вас, людей. Я вижу здесь множество пустых бурдюков для воды. Кругом столько мужчин с крепкими спинами, они, конечно же, смогут нести тебя.
«И это, — подумалось Али-Бабе, — говорит покорный джинн?» Он слышал прежде немало историй про этих духов и про то, как они восставали против своих хозяев, требовавших слишком многого, или попадали под влияние жестокосердных людей.
— Пожалуй, — сказал он поэтому, — пора дать нашему волшебному покровителю отдых, о котором он так настойчиво просит.
Темное создание одобрительно кивнуло.
— Это и в лучшие времена сложное заклинание, оно скорее по силам кому-нибудь из моих старших собратьев. Ну, вы знаете, вроде того типа из лампы. Хотя соединить живую плоть с живой плотью — всегда задача трудная, особенно после того, как он столько прополз по песку.
— Но разве ты не можешь просто щелкнуть пальцами и повелеть: «Стань единым целым!»?
— Все не так просто, — ответил джинн довольно раздраженно. — Пожалуй, вам лучше было бы прибегнуть к услугам слепого портного. А я для колдовства слишком устал. Пожалуйста, обращайтесь утром.
И с этими словами он исчез.
Аладдин взглянул на далекие деревья.
— Думаю, нам пора в путь.
Словно в ответ на его слова откуда-то из пустыни донесся слабый крик. Без сомнения, это был голос одного из их обессилевших, но продолжающих погоню врагов.
— И предлагаю поторапливаться, — добавил Аладдин.
Книга третья
История всех
Глава двадцать пятая,
в которой кое-что забирают, хотя денег за это не платят
— Но где мы? — спросил Али-Баба, ибо даже его, дровосека, хорошо ориентирующегося на местности, сбил с толку устроенный джинном перелет.
— Я уже бывал здесь, — заметил Гарун. — Когда поживешь с разбойниками с мое, везде побываешь. Я думаю, мы неподалеку от пещеры, где хранится все наше золото.
— И что нам теперь делать? — спросил Ахмед у остальных. — Мы могли бы оставить эту жизнь в прошлом, сбрить бороды и сменить черные халаты на приличную одежду. — Он взглянул на Марджану, которая по какой-то причине бо́льшую часть времени проводила в его обществе. — У нас нашлись бы причины начать жизнь заново.
— Но как же золото? — возразил один из разбойников. — Не то чтобы всем нам хотелось остаться членом этой шайки навеки, но раз уж это золото здесь, кто более достоин владеть им, чем те, которые столько трудились, чтобы добыть его?
— Есть среди нас и такие, — сказал разбойник, которого когда-то звали Синдбадом (и возможно, теперь снова станут называть этим именем), — кто не уверен, что хочет слишком долго засиживаться на одном месте.
— Но не можешь же ты, — начал Ахмед, — до сих пор бояться…
— Королева обезьян повсюду! — заявил Синдбад, и глаза его расширились от страха.
— О, перестань, — укорил его Ахмед. — Я был рядом с тобой в бегах все те долгие месяцы, пока нас не схватили разбойники. За все это время королеве обезьян удалось поймать тебя всего шесть раз. — Он задумался. — Или семь?
Но Синдбад не успокаивался:
— Тебе легко говорить! Тебе не доводилось чувствовать на себе эти лапищи! А эти жуткие поцелуи! — У Синдбада был такой вид, словно он слишком много времени провел на солнце. — И потом, когда она наваливается на тебя всем своим весом! — По выражению его лица было ясно, что он не в силах заставить себя добавить еще что-нибудь.
Тогда Ахмед спросил:
— Но если королева обезьян так настроена заполучить тебя, почему она ни разу не нашла тебя за все это время?
— Тут, — пояснил Синдбад, — меня спасли разбойники. Думаю, ее спугнуло то, что нас так много.
— Но мы просто обязаны продолжать путь, — настаивал Ахмед. — Не должны все наши странствия, все, чего мы достигли, окончиться вот так!
«Вот опять, — подумал Али-Баба, — этот разговор про странствия». Он уже спрашивал насчет этого раньше и получил какой-то уклончивый ответ. Но теперь, когда они избавились от своего ужасного главаря, он не мог больше таить вопросы в себе, ибо теперь доверял этим людям как собственному брату, на самом деле — даже больше, учитывая, что братом его был Касим.
— Так, значит, — спросил он у Синдбада, который был вообще-то довольно тощий и совсем не походил на процветающего торговца, какими представлял их себе Али-Баба, — ты и есть тот самый легендарный Синдбад?
Но поскольку Синдбад, похоже, все еще был всецело поглощен жуткими воспоминаниями о королеве обезьян, за него ответил Ахмед:
— О нет, нет, тот был куда старше и имел обыкновение считать себя моим хозяином. Мы отправились в то путешествие, ну, ты знаешь…
— Похоже, — сказал камень, лежащий среди вещей Аладдина, — тут многим есть что порассказать!
И вот, пока они все вместе выходили из пустыни, Ахмед начал рассказывать историю про поразительное восьмое путешествие Синдбада-морехода, и про то, как были наконец исправлены все бесчисленные ошибки, совершенные во время предыдущих семи путешествий, и про пленение одного чрезвычайно надоедливого джинна по имени Оззи.
И на этот раз Синдбад присоединился к рассказу, поведав о женщине в паланкине, той самой женщине, в которую он влюбился. Ее звали Фатима. И что ему было известно о ней? Ее смех, возможно, и звучание ее голоса, и изящный взмах ее руки. Что еще нужно мужчине, чтобы влюбиться? Но потом, во время великих потрясений, где были замешаны магия и сверхъестественные существа, он потерял ее при очень загадочных обстоятельствах, а на ее месте оказалась королева обезьян.
— С тех пор королева следит за каждым моим шагом, — завершил свой рассказ Синдбад. Он помолчал немного, прежде чем добавить: — То есть она делала это вплоть до последнего года или около того, который я провел среди разбойников.
— Это воистину удивительная история, — признал Али-Баба. — Но мы прошли уже немало, а куда именно мы идем?
— Я веду вас к той магической пещере, — откликнулся Гарун, шагавший во главе их отряда, — ибо, хоть мы никогда не оставались там дольше, чем на несколько часов кряду, все же это ближайшее из мест, которое мы можем назвать своим домом. — Он умолк и издал деликатное покашливание, как, Али-Баба был уверен, имел обыкновение делать, когда жил во дворцах. — К тому же я надеюсь получить свою справедливую долю добычи.
— Именно туда мы должны идти, — согласился Синдбад, — поскольку как раз там я и видел лампу Аладдина.
— Она там?! — изумленно и недоверчиво воскликнул Аладдин. — Значит, вот и причина появления этого ужасного колдуна, поскольку главной задачей своей жизни он считал заполучить волшебную лампу. Странно, как все наши истории сплетаются воедино.
— Но это очень хорошо, — добавил камень, лежащий у него в сумке. — Все происходящее оказалось куда занятнее, чем я представлял.
Так, значит, они вернутся туда, где начались приключения Али-Бабы. Много раз за время бесконечной тряски на конской спине ему хотелось проклясть тот день, когда он впервые стал подглядывать за этими разбойниками, положив начало событиям, навеки изменившим его судьбу. Однако теперь, если задуматься, все оказалось не так уж и плохо, да к тому же еще у него под кухней припрятано довольно приличное количество золота.
— И еще там рукой подать до Дворца Красавиц, — тихо добавила Марджана, идущая рядом с Ахмедом, — который, судя по словам вашего бывшего атамана, находится в самой глубокой части пещеры.
— Значит, в пещере полно золота и красивых женщин? — недоверчиво спросил Али-Баба. — Но зачем?
Он услышал вздох из сумки с пожитками Аладдина.
— Увы. Эта пещера всегда была такой. Хоть и огромная, она, боюсь, всегда считала себя хуже других. И подобным образом она пытается приукрасить себя.
— Прости, если я что-то неправильно расслышал. — Али-Баба был просто поражен подобным откровением. — Ты сказал, что у этой пещеры есть чувства?
— Пещеры ничем не отличаются от людей, — ответил камень. — Ну, разве что они немного похитрее. И у них много недостатков. Однако, если говорить о чувствах, пещерам хочется того же, чего и всякому мыслящему существу: внимания, чувства собственной значимости, возможно даже любви.
— Но с чего бы той пещере чувствовать свою ущербность? Я был внутри нее, она воистину грандиозна.
— Все, что ты говоришь, верно, но она лишена лучших черт подземных гротов. У нее нет высоких сводчатых потолков, например, а ее сталагмиты в общем и целом довольно посредственного качества.
Камень снова вздохнул, приводя Али-Бабу в замешательство. То, что эта штука разговаривает, уже достаточно скверно, но как может вздыхать то, что вообще не дышит? Однако камень продолжал:
— Всем и каждому из нас хотелось бы в чем-то быть лучше, чем мы есть. Я лично предпочел бы быть кварцем.