этом оружии ровно ничего, а губошлепым лохом в магазине выглядеть не хочет.
Лева высказался, что ему было бы по фиг.
Саша в ответ пожал плечами и развел руками, сожалея о неизжитых комплексах.
А Путято произнесла: «Не дрейфь, Пастухов. С этой проблемой мы справимся влегкую».
Интернет-поисковик предложил им на выбор с десяток подходящих точек, и они остановились на ближайшей, расквартировавшейся на первом этаже крупного ТЦ.
Войдя в стеклянные двери оружейной лавки под пафосным названием «Все для эльфийского спецназа», со стенами, увешанными образцами стрелковых луков и арбалетов, и витринами с ножами, стрелами, дротиками, тетивами, крагами, Саша остался у входа, а Марьяна с непосредственностью неофита двинулась осматривать товар.
Продавец, фактурный парень лет двадцати двух, поначалу не обратил на вошедших никакого внимания и заинтересовался ими лишь после нескольких ходок дамочки к своему мужчине, терпеливо ее поджидающему. Дамочка подносила спутнику тот или иной лук, выслушивала комментарий, возвращала оружие на место.
Продавец оторвался от стула и ленивой походкой приблизился к покупательнице, чтобы задать дежурный вопрос, не нужна ли ей помощь.
Та дружелюбно ему улыбнулась и сообщила, что выбор сделан. В подарок на день рождения она хочет вот это. И указала на лук, имеющий размах дуги в полтора метра и окрашенный в армейский полевой камуфляж.
– Ну, что вы, девушка, – со снисходительной интонацией возразил продавец, на нагрудном бейджике которого значилось, что он Олег Давыдов. – Для вас он велик, не справитесь. У его дуги сила в пятьдесят кило.
Сняв с крюка вышеназванный товар, он натянул тетиву, демонстрируя, насколько Марьяне будет нелегко с оружием управляться.
– Возьмите другой, – вкрадчиво посоветовал парень, намереваясь вернуть лук на стену. – Хотя бы на двадцать три кило.
– Нет, – упрямо замотала головой Марианна, потянув оружие на себя. – Мне нужен этот.
– Но почему? – не сдавался Олег Давыдов.
– Мне цвет понравился, – важным тоном заявила она и заметила, как продавец бросил сочувствующий взгляд на Пастухова, а тот со вздохом развел руками.
Артист. А Марианна и не подозревала в нем таких талантов.
Возражать продавец больше не стал, зато принялся обучать начинающую лучницу, как правильно держать оружие, как укладывать стрелу, а заодно показал, какую стойку следует принять Марианне, прежде чем тетиву натянуть и прицелиться.
На этом моменте Пастухов издал приглушенный кашель, похожий на рык, и Олег Давыдов, отдернув пятерню от ее талии, продолжил инструктировать устно.
– Я предложил ему партейку в шахматы, а он отказался, – отвлек Марьяну от воспоминаний голос Льва Алексеича. – Тогда решили поколупать будильник. Вещь с советских времен осталась, должна ремонту поддаться. А тут ты, Вадимовна, подоспела. Другим разом починим, правильно я говорю, Саша Михалыч?
– Ну, – буркнул, подтверждая, Пастухов.
– У тебя есть доска? И шахматы? – удивилась Путято.
– Он их вчера прикупил. После работы, – подал голос Скоморохов, и Марианна краем глаза заметила, как Пастухов показал Левке кулак.
Ее сердце тихонечко ойкнуло и несмело улыбнулось.
– Значит, получше тебе, – проговорила Марьяна и встала. – Это хорошо, – добавила она, подойдя к тахте.
Пастухов тоже встал. Безо всякого выражения глядел на начальницу и лицо больше не прятал.
Увидев, во что превратилась его физиономия, Марианна стиснула зубы, а сердце, вот только что улыбавшееся, заныло.
Непривычное ощущение. Оно никогда так не болело.
Когда Марианна хоронила свою семью – не в счет. Странно, что тогда она не умерла.
С тех пор кожуркой поросло ее сердечко, а иначе не выжила бы Анка, не продержалась бы одна столько лет, пока не повзрослела.
– Больно? – спросила она.
Очень хотелось прикоснуться к его щеке, изуродованной отвратительным кровоподтеком, к широкой ссадине на виске с подсыхающей сукровицей. Провести кончиками пальцев, совсем легонько, а большего и не надо.
Она плотнее засунула руки в карманы.
Губы Пастухова шевельнулись в кривоватой улыбке.
– Терпимо.
– А перевязать тебя медики не догадались? – резко спросила она, отступая.
– Да ну, – ответил Сашка. – Повязки дурацкие. Я их снял. На воздухе скорее заживет. Или не надо было?
– Твое дело. Как хочешь. Что с диагнозом? Причину твоей… аномалии установили?
– Отлично сказано, Вадимовна! – со своего места включился в разговор Скоморохов. – Аномалия! Оно именно так и называется. Значит, как возникла, так и рассосется.
– Один из возможных – онкология, – спокойно проговорил Саша. – Рак головного мозга. Нужно уточнять.
– Какая еще онкология! – зачастил Скоморохов. – Ты же сам говорил: было бы что сотрясать. Нету мозгов, нету и онкологии!
– Цыц, – машинально одернула его Путято.
Повисло молчание.
Взглянув на Пастухова, она несчастным голосом спросила:
– Этот приступ сволочной колдун спровоцировал?
Саша неопределенно пожал плечами.
– Хотя вопрос не к тебе. Извини, Саш. Не к тебе, не к тебе, не к тебе… – заговорила она, нервно потирая переносицу. – Где твой смартфон? Лев, забери его смартфон. Цыц, Пастухов. Будешь принимать звонки на домашний. В квартире имеется стационарный телефон? Лев, запиши его номер. Я эту старую сволочь голыми руками порву, я под суд пойду, но он у меня…
Последние слова она почти выкрикнула.
Саша ее обнял, и она притихла. Нет, конечно, не обнял. Какое же это объятие, если просто взял ее за плечи, успокаивая. И тут же руки опустил. Спросил: «Я прилягу?» Не дожидаясь ответа, вытянулся на тахте. Левка подтащил оба стула, они с Марианной сели.
– Все логично и закономерно, – закинув руки за голову, произнес Пастухов после небольшой паузы. – Будильник мамин. Который мы с Левой починяли. Я давно собираюсь, но как-то руки не дошли. Перед мамой я виноват. И не исправить. Потому и огребаю.
– Ты все о том же? – возмутилась Марианна. – Обидел маму, не отремонтировав ее будильник, и теперь тебе, как ты изволил выразиться, прилетело?
– Она меня прокляла. Я ее не простил.
Все было почти нормально, пока Саше не исполнилось восемнадцать. Точнее, семнадцать лет и восемь месяцев.
Отец оставил семью, дождавшись выпускного в школе. Ушел к другой женщине, чтобы на ней жениться, разведясь предварительно с Сашиной матерью.
Для Зои Викторовны это был сильный удар. Потому что и в мыслях у нее не мелькало подобной возможности. Ее муж и Сашин отец был во всех отношениях положительный мужчина. Можно даже сказать – образцовый.
Но он ушел, оставив обручальное кольцо в вазочке для конфет. Через пару деньков позвонил сыну, вызвал посидеть в кафе, проникновенным голосом поведал, что жизнь – сложная штука, что маму он уважает, а его, то есть Сашу, любит, никогда не бросит его, и пригласил в итоге в гости, чтобы сын познакомился с мачехой.
«Мачех при живой матери не бывает», – хотел ему ответить Саша, но не стал. Не меньше маминого он переживал шок от катастрофы и к тому же не знал, какие чувства