ранние млекопитающие и синапсиды все же были менее привязаны к родителям, но, скорее, все же еще менее совершенные конструкции не позволяли вольностей с морфологией, и как только должный уровень свободы был достигнут, тут-то и понеслось.
Уточню: я не говорю, что все мало-мальски развитые синапсиды и все представители того направления эволюции, которое привело к современным млекопитающим, вынашивали яйца на своем теле, тем более не говорю о том, что так поступали древнейшие наши предки. Представьте, что крупный «пеликозавр», снабженный огромным и довольно скверно гнущимся парусом, закрепляет что-то на собственном брюхе… По реалистичности этот образ будет соперничать со стадом слонов, отплясывающим джигу. Гипотеза палеохудожника Майка Кизи о крайне раннем появлении молочного выкармливания и внешних покровов (еще у тех же «пеликозавров») не лишена очарования, но она остается пока только предположением, и даже если молочное выкармливание ими практиковалось, это еще ничего не говорит о закреплении кладки на теле. Более того, если возвращаться к идее Кизи, то нужно сказать: мы знаем, что более поздние горгонопсы, по крайней мере некоторые, если не все время, то часть жизни точно мехом покрыты не были или не были им покрыты полностью (до нас дошли фрагменты отпечатков их кожи). В общем, специально «удревнять» черты, характерные для млекопитающих, не стоит. Речь не о том, что наши предки поголовно были ужас как чадолюбивы. Я пишу лишь, что в эволюционном направлении, приведшем в конце концов к нам с вами, с самых ранних пор существовала тенденция к развитию специфических форм заботы о потомстве. Именно они постепенно привели к появлению молочного выкармливания, закреплению кладки и вынашиванию потомства на теле родителя (хотя, повторю, и возможность тенденции к закреплению детенышей уже у очень ранних амфибийных предков не невероятна).
То же можно сказать и о примитивных мезозойских млекопитающих (в том числе и поздних) — их таз был весьма узким: они либо рождали слабо развитых детенышей, о которых им приходилось какое-то время заботиться (донашивать в сумках, подобно современным сумчатым), либо все-таки откладывали яйца. Что касается кладки яиц этими млекопитающими, это кажется мне маловероятным, но не невозможным.
Если о времени, когда млекопитающие на путях эволюции разошлись с яйцами, можно только гадать, то с молочной диетой и креплением детенышей все более понятно.
Татаринцев Л. П. писал, что уже в процессе маммализации триасовых териодонтов как минимум у двух их групп независимо вырабатывается такая полезная и интересная штука, как мускулистые губы (у амфибий, черепах и современных нам лепидо- и архозавров чего-то подобного мы не наблюдаем). А губы, особенно в сочетании с наличествующими на родительском теле молочными сосцами, — идеальное средство крепежа детеныша к телу родителя. Вероятно, эту функцию у первых млекопитающих губы и выполняли. В триасе же у цинодонтов редуцируются ребра в задней части туловища и появляется брюшная полость, делающая их, а вслед за ними и их потомков (нас с вами), уязвимыми, но и более гибкая и более чувствительная и удобная для закрепления на ней сначала яиц, а потом и вылупившихся детенышей (хотя только этим ее функция не ограничивается). Если потомство само отлично крепится к организму и, главное, получает питание непосредственно «по месту прикрепления», то тратить время на кладку яиц и их «обслуживание» становится все менее выгодным.
И все же отрицать возможность регрессивного развития и возврата к более архаичным способам размножения и детского питания на некоторых маршрутах эволюции нельзя. Детеныши предков ехидн, проехидн и утконосов не были обделены умением сосать молоко (что установил палеонтолог и анатом Альфред Кромптон вместе со своими коллегами). Умели это даже уже некоторые примитивные тритилодонтиды (Tritylodontydae), но позже пращуры однопроходных полностью утратили этот кажущийся столь полезным в нашей млекопитающей жизни навык: эволюция, как обычно, не ищет простых путей; а также бразилитериумы (Brasilitherium riograndensis)[137], а они отстоят от млекопитающих еще дальше, чем кайентатерии. Так что уже кайентатериевые матери-героини выкармливали своих детенышей молоком, хотя они, скорее всего, еще не могли закрепляться на ее теле, при таком количестве отпрысков чуть ли не все ее тело должно было сочиться молоком.
Небольшое, но важное отступление. Параллельно с формированием у млекопитающих губ происходят изменения в устройстве их черепа — «излишние» кости нижней челюсти превращаются в косточки слухового аппарата, формируется современное маммальное ухо и вторичный челюстной сустав. Эти изменения, я предполагаю, были отчасти спровоцированы именно формированием подвижных губ и сосцов, то есть «сумчатой» крепежной системы, потребовавшей более надежных челюстей с меньшим числом костей. Хотя все-таки новорожденные сумчатые имеют еще слабо развитые челюсти с несформировавшимся челюстным суставом, это не мешает им успешно сосать и закрепляться на сосцах матери[138], а строение же челюстей меняется по мере роста животных. Прикрепление к матери и сосание было лишь одной из возможных причин перехода к современному строению уха и челюсти млекопитающего: как я уже сказал, эксперименты со строением зубов — это то, чем синапсиды занимались с момента своего появления на планете. И занимались не зря: само по себе формирование окклюзии (смыкания) зубов в щечной области, и вторичного челюстного сустава, и всех челюстных «хитростей» позволяет нам лучше пережевывать пищу.
Хотя на путь освоения жевания наши предки встали, видимо, рано, по-настоящему они с этой задачей научились справляться только уже накануне или даже после превращения в млекопитающих. Миниатюрным и очень горячим существам более сложные челюсти и более интенсивная переработка пищи во рту были нужнее, чем крупным созданиям, имевшим достаточно времени для неторопливого пищеварения. Кроме того, изменения челюстей были взаимосвязаны и с изменением черепной коробки, которая увеличивалась для помещения в ней большего мозга.
Наши с вами челюсти (челюсти большинства млекопитающих) отличаются от челюстей всех прочих организмов характерной особенностью: они в задней части загибаются резко вверх, что, собственно, и создает вторичный челюстной сустав. У животных, не тратящих усилий на разжевывание пищи, например у современных ящериц, нижняя челюсть будто прислонена к черепу — никаких отростков вверх у них не наблюдается. Но как только появляется необходимость что-нибудь хорошенько разжевать, сразу же возникают и всякие «устремленные вверх ответвления» от нижних челюстей — достаточно взглянуть на челюсти гадрозавров или цератопсов и сравнить с челюстями в жизни ничего не жевавших тероподов, чтобы убедиться в нехитрой этой истине.
Крылья — ноги — мозги. Секреты наших поражений
Помимо мореплавания с завоеванием неба у млекопитающих и их предков также возникли проблемы. Как