С сомнением, но все же вынимаю из контейнера «Искусство войны» Сунь Цзы. Я ее не читала, но, судя по названию, в ней найдется пара советов, что делать с тем, кто отключает замороженных. Засовываю ее под блокнот, надеясь, что Старший не заметил названия. Меня не отпускает мысль, что Старейшина, его ментор, все-таки каким-то образом причастен ко всему этому, и, боюсь, может случиться так, что мне придется идти против него в одиночку.
И тут я вижу ее.
Моя любимая игрушка — плюшевый мишка.
Беру ее в руки. Большой зеленый бант на шее сбился на сторону, войлок на носу истерся. С правой лапы слезла почти вся шерсть — когда я была совсем маленькая, я сосала ее вместо большого пальца.
Прижимаю Эмбер к груди в отчаянной попытке почувствовать что-то такое, что искусственный мех и набивка не способны дать.
— Последний, — говорит Старший, подталкивая ко мне третий контейнер, пока я закрываю папин.
Делаю глубокий вдох и изо всех сил стискиваю Эмбер.
Но в контейнере пусто.
— А где твои вещи? — спрашивает Харли, заглядывая мне через плечо.
Глаза щиплет от нахлынувших слез.
— Папа думал, что я не полечу. Он не собрал мои вещи, потому что думал, я откажусь лететь с ними.
38
Старший
— Ничего, — говорю я. — На корабле есть все, что нужно. Об одежде и всем остальном можешь не волноваться.
Харли тычет меня кулаком в плечо.
— Что?
Не выпуская из объятий игрушечного зверя, Эми собирает карандаши, блокнот, книгу и фотографию — больше ничего из родительских вещей она не взяла.
— Все, идемте, — глухо произносит она.
Харли помогает мне загрузить контейнеры обратно в шкафчик. В процессе он то и дело смотрит на меня и указывает бровями на Эми, но что он хочет этим сказать — для меня загадка.
Щелк. Пшшш. Бум.
Эми роняет игрушку и книги, карандаши со стуком катятся по полу, фотография медленно планирует вниз.
— Я знаю этот звук, — шепчет она и в следующую секунду уже несется по проходу к криокамерам.
— Эми, подожди! — кричит Харли, а я просто устремляюсь за ней. Около номера шестьдесят она поворачивает и скрывается из виду.
— Быстрее! — слышу я ее голос.
Заворачиваю за угол. Посреди прохода стоит криоконтейнер, от него поднимается пар.
— Это ты сделала? — спрашиваю я, хотя заранее знаю ответ.
— Нет, конечно! — голос Эми дрожит, словно она пытается сказать все одновременно. — Она проснется, как я?
Окидываю взглядом контейнер — внутри лежит женщина, она выше Эми и массивнее, у нее черные курчавые волосы, а кожа еще темнее моей. На контейнере мигает красный огонек. Выключатель в черном ящике повернут.
Стучу по кнопке вай-кома.
— Исходящий вызов: Док. Срочно!
— Что случилось? — у меня в ухе раздается голос Дока.
— Док! Еще одна! Еще один контейнер вытащили! Скорее!
— Постой, что?
— На криоуровне. Еще одна из замороженных. Ее вытащили из камеры. Горит красная лампочка!
— Сейчас буду.
Док отключается. Надеюсь, он недалеко. Если в Больнице, то придет через минуту… но если в Городе или на уровне корабельщиков, то ждать придется дольше.
— Что случилось? — спрашивает Харли.
— Кто-то сделал с этой женщиной то же, что со мной, — отвечает Эми. — Отсоединил, оставил тут умирать.
— Так она что, проснется?
— Не знаю. Может, если повернуть выключатель, засунуть ее обратно… не знаю. Я боюсь ее трогать. Техника вроде несложная, но…
— Не давайте ей проснуться, — тихо произносит Эми. — Во льду плохо, но все же лучше, чем проснуться одной.
Мое сердце падает. Она все еще чувствует себя одинокой.
— Старший? — слышу я вдруг.
— Сюда! Номер… — бросаю взгляд на открытую дверцу. — Шестьдесят три!
Док бежит к нам по проходу. Оттолкнув Харли, склоняется над контейнером. Вытирает запотевшее стекло.
— Она недолго здесь, — говорит он наконец. — Почти не оттаяла.
— Это хорошо? Да? — Эми впивается пальцами в крышку, словно пытается проникнуть сквозь стекло и взять женщину за руку.
— Хорошо, — отвечает Док. Я мешаюсь ему, поэтому отступаю назад. Наклонившись над крышкой, он разглядывает черный ящик. Потом подключает к свисающему с нее проводу пленку и изучает появляющиеся на экране цифры. Хмыкает, но непонятно — хорошо это или плохо. Пишет на экране еще цифры, потом отключает соединение и поворачивает выключатель. Красный огонек сменяется зеленым.
Засунув контейнер обратно в криокамеру, он захлопывает дверцу и запирает ее. Нас окутывает облако холодного воздуха — единственный след того, что номер шестьдесят три только что был открыт.
— С ней все будет хорошо, — успокаивающе произносит Док. — Вы вовремя ее нашли.
— Народ! — зовет Харли. Я удивленно оглядываюсь — Харли отошел от нас и исчез по другую сторону ряда.
— Как вы узнали, что ее вынули? — спрашивает Док.
— Я услышала, — отвечает Эми.
Док сосредоточенно хмурится.
— Значит, тот, кто это сделал, был тут одновременно с вами. А вы вообще зачем спустились?
— Я хотел показать Эми багаж ее родителей, — отвечаю я, не давая ей времени сказать, что мы пришли посмотреть на них самих. По какой-то необъяснимой причине мне кажется, лучше не признаваться, что мы шли сюда ковыряться в криооборудовании.
— Эээ… народ? — слышится голос Харли где-то в паре рядов от нас.
— Не нравится мне это, — говорит Док. — Тот, кто это сделал, знал, что вы здесь, знал, что вы услышите. Кроме вас троих тут кто-нибудь еще был?
Мы с Эми обмениваемся взглядами.
— Я не видела, — отвечает она.
— Я тоже.
— Народ! — кричит Харли.
— Что?! — кричу я в ответ.
— Давайте к двадцаткам. Бегом!
Док поворачивается, чтобы идти, но нам с Эми уже ясно — надо бежать. Голос Харли неспроста звучит так нервно. Что-то еще случилось.
Мы заворачиваем за угол, и причина уже очевидна.
Посреди прохода лежит еще один контейнер. Вот только этот уже оттаял. А человек внутри — уже мертв.
39
Эми
Ой.
Я не собиралась произносить это вслух.
Просто я его знаю.
Это мистер Кеннеди, он работал вместе с мамой и всегда казался мне жутковатым. Он был из тех стариков, что всю жизнь остаются холостяками, но думают, что старость дает им право безнаказанно быть извращенцами. Он вечно заглядывал маме в вырез блузки, а меня просил поднять что-нибудь с пола каждый раз, как я навещала родителей в лаборатории. Мама всегда отшучивалась, но я не раз думала, что мистер Кеннеди делает дома, когда остается наедине с воспоминаниями о мамином морщинистом декольте или резинке моего белья.