— «Наверное, что-то такое в воде», — напевает Эми, слабо улыбаясь, словно пытается пошутить. Но лицо ее тут же темнеет вновь, и она добавляет тихим шепотом, будто говоря сама с собой: — Но все-таки это ненормально.
Я не отвечаю. Все мои мысли заняты тем, что, когда нам будет двадцать, Сезон настанет для нас. Только для нас. Двоих.
Она что-то сказала. Встряхиваю головой, пытаясь очистить ее от подобных мыслей.
— Пойдешь? — спрашивает она.
— Куда?
— Пойдешь со мной навестить моих родителей?
Я делаю глубокий вдох, потом медленно выдыхаю.
— Эми… они все еще заморожены.
— Знаю, — спокойно отвечает она. — Но все равно хочу их навестить. Я не смогу спокойно охранять криоуровень, если не посмотрю сперва на них.
И я иду с ней.
На нижнем уровне уже горит свет. Эми выходит первая и осматривается по сторонам среди рядов.
Потом молча направляется по одному из проходов, и я иду следом за ней. Пальцами она касается металлических дверей. В конце ряда Эми оборачивается ко мне.
— Я даже не знаю, где они, — голос ее звучит потерянно.
— Это можно узнать, — обойдя ее, я иду к столу и беру с него пленку.
— Как их звали?
— Мария Мартин и Боб… Роберт Мартин.
Ввожу имена в компьютер.
— Номера сорок и сорок один.
Я не успеваю даже положить пленку обратно на стол, а Эми уже бежит по залу, шепотом считая ряды. Останавливается у двух смежных дверец с нужными номерами.
— Хочешь, я открою?
Эми кивает, но, как только я шагаю вперед, хватает меня за руку.
— Я сама, — говорит она, но не двигается с места, а просто стоит и смотрит на закрытые дверцы.
35
Эми
Я так хочу их увидеть.
Хочу погладить взглядом морщинки в уголках маминого рта. Потереться щекой о колючую папину щетину.
Я хочу их увидеть.
Но я не хочу видеть их замороженными тушами.
36
Старший
— Эми?
Мы с Эми оба подпрыгиваем на месте.
В дальнем конце ряда стоит Харли.
— Ты что тут делаешь? — спрашиваю я.
Харли, зевая, подходит.
— Стою на страже. Как договаривались. Кроме вас, сюда никто не приходил.
— Сегодня я останусь, — виновато обещаю я, заметив темные круги у Харли под глазами.
— Нет, не останешься, — ухмыляется он. — Не сможешь. Старейшина заметит. Я не против побыть еще. Тут тихо, можно спокойно рисовать. — Я знаю Харли. Знаю, каким он может быть одержимым. Он, наверное, дольше на звезды смотрел, чем охранял замороженных.
Я чуть наклоняюсь, так, чтобы Эми не слышала.
— А лекарства…
Я имею в виду не только бело-голубые ингибиторы, которые принимаю и я, и все в Палате. Харли пьет еще и другие пилюли из-за своих «приступов», с тех пор как…
— Обойдусь, — говорит Харли и, хотя я не совсем ему верю, по взгляду, брошенному на Эми, видно: ему не хочется обсуждать этот вопрос в ее присутствии.
— Пойдешь с нами? Эми ищет своих родителей.
Харли сомневается — не терпится вернуться к звездам. Но, заметив мое беспокойство, он решается.
— Ладно, — говорит он, все же глядя в сторону коридора, ведущего к шлюзу. Его запавшие глаза странно светятся, словно какой-то ненасыщаемой жаждой — мне становится страшновато за него. В прошлый раз было то же самое.
— Я все, — доносится сзади голос Эми.
— Ты не хочешь взять свои вещи? — спрашиваю я, глядя на пленку.
— Какие вещи?
— Которые упаковала перед заморозкой. Тут написано, что у вас у каждого есть багаж.
37
Эми
Сердце бьется тяжело и глухо — мы с Харли идем следом за Старшим меж двух рядов криокамер к стене, вдоль которой выстроились шкафчики.
Я никаких вещей не паковала. Мама с папой не говорили, что можно что-то с собой брать.
Старший открывает один из шкафчиков: внутри один на другом стоят десять контейнеров размером с чемодан.
— Вот, — он вынимает три.
Они с Харли смотрят, как я нажимаю кнопку на первом контейнере. Крышка открывается с отчетливым хлопком — герметичный замок.
Это, наверно, мамин. Едва поднимается крышка, запах ее духов окутывает меня с ног до головы. Я закрываю глаза и вдыхаю как можно глубже, вспоминая запах ее платьев, в которые я любила наряжаться, когда в детстве играла в переодевания. Вдыхаю еще раз, и только тут понимаю, что чувствую один только горький запах консервационного газа, которым, должно быть, был заполнен контейнер, а аромат маминых духов — всего лишь воспоминание.
Вынимаю прозрачный вакуумный пакет с фотографиями.
— Это что? — спрашивает Харли.
— Океан.
Он смотрит на фото, раскрыв рот.
— А это? — на этот раз Старший.
— Это мы ездили в Гранд-Каньон.
Старший берет фотографию у меня из рук.
Пальцем проводит по прорезанной в камне линии реки Колорадо. Во взгляде его недоверие, словно он не до конца верит, что каньон за нашими с мамой и папой спинами — настоящий.
— Это все вода? — спрашивает Харли, показывая на фото, где я, семилетняя, строю на пляже замок из песка.
— Все вода, — смеюсь я. — Она противно соленая, зато волны все время поднимаются и опускаются, набегают и отходят. Мы с папой любили прыгать в них, смотреть, как далеко нас утащит, а потом волны выносили нас обратно на берег.
— Все это вода, — шепчет Харли. — Все вода.
На остальных фотографиях нет ничего интересного. В основном на них одна я. Сначала грудничок, потом учусь ходить у бабушки в саду, на тыквенной грядке. Первый день в школе. Я на выпускном, на мне — обтягивающее черное платье, рядом стоит Джейсон и протягивает мне букетик васильков.
Глубже зарываюсь в контейнер. Тут должно быть кое-что, что мама точно не оставила бы. Пальцы смыкаются на маленькой твердой коробочке, и сердце замирает в груди. Вынув бархатную шкатулку с круглым верхом, я держу ее на ладони.
— Что там? — спрашивает Старший. Харли по-прежнему поглощен созерцанием океана.
В шкатулке лежит золотой крестик на цепочке. Крест моей бабушки.
Старший смеется.
— Не говори мне, что ты из тех, кто верил в эти сказки!
Не сводя взгляд с его лица, я надеваю крестик на шею, и смех обрывается.
— Этот корабль называется «Годспид», — говорю я, поправляя цепочку.
— Это просто пожелание удачи.
Отвернувшись, окидываю взглядом дверцы криоморга.
— Нет, это намного больше.
Сглотнув ком в горле, возвращаю фотографии на место — все, кроме той, где мы с родителями в Гранд-Каньоне.
Когда я нагибаюсь к папиному контейнеру, крестик оказывается у меня перед глазами. Контейнер в основном наполнен книгами. Некоторые мне знакомы: полное собрание сочинений Шекспира, «Путешествие Пилигрима», Библия, «Автостопом по галактике». Десять — двенадцать книг по военной тактике, выживанию, естественном наукам. Три чистых блокнота и нетронутая упаковка механических карандашей. Один блокнот и три карандаша я откладываю в сторону.