И разверзлась геенна по воле голубоглазого старца с горящим фанатичным взором, что смиренно припал к земле, моля Создателя о помощи. Только так! Именно так! Святой! Воистину святой он – отец Флатис!
Седой священник трясся, как в припадке, и не видел ужаса на лицах собравшихся. Не слышал дикого крика перепуганных детей и женщин, равно как и глухих ругательств мужчин. Отца Флатиса била крупная дрожь, покрывшееся глубокими ссадинами лицо билось о землю, скрипели плотно сжатые зубы. Ничто не дается даром. Ему потребовалось приложить неимоверные усилия, чтобы собрать всю имеющуюся поблизости магическую энергию из остатков невидимого обычному взору смерча и каждую искорку из воздуха, докуда смог дотянуться.
На том берегу, по ту сторону раскаленной жижи, испускающей дым и пар, слышались вопли чудом уцелевших темных гоблинов. Крики удалялись. Шурды в ужасе бежали прочь. Вся их храбрость бесследно исчезла, сгорела в огненном кошмаре, представшем их гноящимся глазам. Трясущиеся шурды спасали свои шкуры, что есть силы убегая прочь, прочь из этого гиблого места.
С протяжным стоном рухнул в провал величавый дуб с пылающей кроной, обрушился почерневший край обрыва. И старый священник наконец-то затих, с хрипом загоняя в грудь воздух и медленно высвобождая обожженные покрасневшие пальцы из дымящейся земли. Он глухо закашлялся, попытался приподняться, но вновь рухнул наземь, всем телом ощущая, как бьется в его заплечном мешке запечатанный в шкатулке костяной кинжал, жадно впитывающий в себя витающую в воздухе жизненную силу, исторгнутую умершими жестокой смертью шурдами и сгоревшей нежитью. В седой голове, покрытой серым пеплом, раздался вкрадчивый бестелесный голос:
«Я дам тебе силу… я верну тебе молодость…»
- Создатель Милостивый и Милосердный, даруй мне стойкость духа, – невнятно забормотал отец Флатис. – Помоги укрепить дух.
Звучащий в его голове вкрадчивый голос яростно зашипел и затих, а затем старый священник всем нутром почувствовал удар темной магии, направленный прямо в его мозг. Удар, подобный когтистой лапе неведомой твари, жадно схватившей самое сокровенное и оберегаемое. Разбитому костяному кинжалу, напитавшемуся жизненной силой умерших, хватило мощи, чтобы на мгновение пробить барьер, и его голос вновь зазвучал в голове священника:
«Я верну ее тебе. Ту, что умерла. Ту, что ты сжег своим огнем. Ту, что ты любил больше жизни. Я верну ее. Я верну тебе Лилис! Обещаю».
Вскрикнув, словно от удара острым кинжалом, отец Флатис схватился за голову и закричал:
- Изыди! Изыди! Именем Создателя заклинаю! Изыди! Отче наш! Лишь пред тобой преклоняюсь я! Снизойди до раба своего, успокой его мятущийся разум!
- Молитесь, братья! – крикнул очнувшийся Миргас. – Молитесь все вместе!
Молодой парень с растрепанной седой шевелюрой первым затянул слова оберегающей молитвы, затянул истово, громко. Один за другим к нему присоединяли свои дрожащие и медленно крепнущие голоса остальные монахи. Над крохотным островком посреди бушующего подземного огня звучала святая молитва.
Голос разбитого кинжала в дикой ярости пронзительно завизжал, выкрикнул несколько слов на непонятном древнем языке и замолк, затаился, выжидая следующую возможность, чтобы нанести удар по ослабленному рассудку и телу. Древний темный артефакт умел это делать в совершенстве – выжидать момент. Он подождет… подождет…
- А-а-а-а! А-а-а-а! – надрывный, наполненный невыносимой болью голос доносился со стороны начавшего медленно затухать жидкого огня. – О-о-о-о!
Воющий крик был наполнен таким страданием, что молитва на мгновение прервалась, ибо всем без исключения показалось, что так выть может лишь отправленный в ад грешник, приговоренный высшим судом к вечному страданию.
Подобрав под себя дрожащие руки, отец Флатис тяжело поднялся на неверные ноги, сквозь грязную маску на его лице блеснули яркие голубые глаза, изможденное лицо повернулось к краю обрыва, за который зацепилась бесформенная пылающая рука. Горящие пальцы впились в сухую землю, напряглись, над краем показалась дымящаяся обугленная голова. Вместо лица лишь почерневшая запекшаяся корка. Раскрылся изуродованный безжалостным огнем рот, обнажив почерневшие зубы и бешено извивающийся тлеющий язык. Общий вскрик ужаса раздался над пятачком уцелевшей земли, стоило им увидеть это исчадие ада. Создание, напитанное темной силой и продолжающее жить вопреки всему.
- Что же ты не сдох, старик… - с хрипом из дымящегося рта вылетело облачко пепла. – Что же ты не сдох… отдай… отдай мне его… с-с-слышишь, с-святоша? Отда-а-а-а-ай!
- Гори в аду! – коротко произнес отец Флатис, опуская подошву сапога на визжащую от боли и ярости дымящуюся голову.
- Отда-а-ай его… - договорить Гирра Короста не сумел.
Его горящая изнутри голова треснула от удара сапогом, словно перезревшая тыква, исторгнув из себя облако пепла и горячих брызг – все, что осталось от его почти испепеленного мозга. Пылающее тело шурда вздрогнуло последний раз и рухнуло в бурлящее внизу раскаленное месиво.
Гирра Короста не сумел выполнить приказ своего повелителя.
Гирра Короста отправился прямиком в пекло.
Стоящий на краю обрыва старый маг и священник отец Флатис медленно повел рукой над огнем и тихо произнес:
- Готовьтесь продолжать путь, братья и сестры. Мы выдвигаемся, как только огонь затухнет.
- Да, отче! – выдохнули все разом, не сводя глаз с худой фигуры седого священника.
За много лиг от медленно и неохотно затухающего подземного огня стояла еще одна одинокая фигура, облаченная во все белое, с редкими брызгами уже запекшейся крови. Тарис не сводил взгляда с далекого горизонта, неотрывно глядя туда, где его посланец Гирра Короста потерпел сокрушительную неудачу.
Его почти принявшие нормальный вид губы шевельнулись и медленно произнесли:
- Огненный маг… - Ненадолго вновь повисло молчание, после чего на губах Тариса Некроманта заиграла тихая улыбка: – Значит, ее звали Лилис…
Глава восьмая
Весенние хлопоты. Подготовка к бою.
Вот мы и сподобились. Вот мы и дождались.
Таяние снегов началось и шло полным ходом. Особенно там, где падали лучи еще низкого, но уже довольно жаркого солнышка. Не прошло и двух дней с начала оттепели, как двор покрыл слой жидкой грязи, медленно и неохотно просыхающей и радостно чавкающей под ногами людей и гномов. Деревянные настилы имелись, но не везде, так что грязь царила и побеждала, сдавая позиции только перед входом в жилую пристройку, где за чистотой бдительно следили женщины, не пуская грязнуль внутрь. И правильно. Весной всякое просыпается. Не только сонные звери выползают из глубоких нор и логовищ, но и болячки всякие. А нам только эпидемии не хватало – новое словечко, всплывшее в моей памяти. Словечко с тревожным оттенком.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});