— Вечером, — я подвожу черту в разговоре и сбрасываю. Смотрю на себя в зеркало, любуюсь на царапины, которые — я точно знаю — были оставлены именно Викой, никем другим. Я могу задурить голову Кристине, но себя-то я не обману.
Я же помню…
Её вкус помню. Её тело в своих пальцах — помню, как никто. И слова — их вообще все, до самого последнего.
Так и звенит в ушах: «Ты от меня ушел».
Взял и ушел. Молча.
Конечно, у меня ж не было повода. Надо было дождаться, пока рогами начну цеплять провода.
Нет, хватало же наглости смотреть мне в лицо и строить вот эту оскорбленную невинность, набивать себе цену. Так и хотелось рявкнуть, что я все знаю, знаю! Вот только зачем? Чтобы она снова округляла глазки, делая вид, что она не понимает, о чем я?
Ничего не поменялось, она — не поменялась, и я зря пытаюсь разглядеть в ней хоть на полпальца сожалений или раскаянья.
Жениться на ней второй раз, при том что ни черта не поменялось — смысла нет, а держать в любовницах, ну… Не тот вариант, который может быть.
На кого-то кроме неё меня не хватит.
В этом вопросе лучше «никак», чем «хоть как-то».
Спасибо, что дочь родила, ну и все на этом. Больше с Титовой мне спрашивать нечего.
Кстати, о дочери — на экране телефона мигает конвертик непрочитанного сообщения. И да — самые оптимистичные мои прогнозы оправдываются, когда я его открываю.
«Папа, это ты?» — с незнакомого номера. Утро начинает налаживаться. Диверсионная работа дает свои плоды.
«С добрым утром, солнышко».
Сначала хотел написать «малышка», потом вспомнил, что дети не особенно любят, когда их держат за маленьких. Ладно, это оставим для себя.
Я чуть улыбаюсь и сохраняю номер. Таки сыграла визитка, заныканная мной в корзиночку с васильками — обычный белый прямоугольник, на котором только десять цифр, и крупным красным шрифтом набрано «ПАПА». Чуть более мелким пояснение «Писать по любой причине. Звонить — если случилась беда».
Я боялся, что намудрил. Нет… Моя маленькая умница все поняла верно. И даже умеет писать СМС — это вообще отлично. Будем поддерживать тайную связь, уж этому Титова уже не помешает.
Над ответом Маша раздумывает, или просто занята.
А я как последний балбес набиваю: «Чем занимаешься?»
«Мама делает мне прическу».
Переписываться под самым носом у Титовой — внезапно оказывается слегка экстремально. Как давно я не чувствовал себя нарушителем закона…
«А можешь сфоткать прическу, пока мама не видит?»
Пока мама не видит — это принципиальное уточнение. До поры до времени Титовой не стоит знать, что я наладил контакт с дочерью у неё под носом.
У Машутки простенький, но все-таки смартфон — «мама с бабушкой подарили» — это я успел узнать еще вчера, сделать на этот аппарат селфи вполне себе можно.
Фотку я получаю через полчасика — то ли мама все видела, то ли они там эти кудри докручивали.
Смущенная улыбка Машутки — ничего красивей природа придумать не могла. Темные крупные волны ей очень идут, ровно как и какая-то заколочка с единорогом, что держит челку.
«Солнышко, ты самая красивая».
«Я еще и умная», — важно прилетает мне в ответ, и я фыркаю. Происходит это, когда я пью кофе за одним столом с Крис, и она… Как всегда…
— С кем это ты там переписываешься?
С одной стороны — хорошо, что я знаю её как облупленную, с другой — это раздражает. Бес-ко-неч-но!
— С дочерью, — невозмутимо отвечаю я, срезая все дальнейшие вопросы, — с этой женщиной даже не пытайся соперничать, Крис, безнадежно. Не светит даже тебе.
— Ну, с ней у тебя свидания будут раз в неделю, так чего уж тут, — Кристина пожимает плечиками, заставляя меня замереть. Неприятная мысль. Раз в неделю — это возмутительно мало…
— Это пока раз в неделю, — спокойно проговариваю я предупреждающе, — я собираюсь пободаться за опекунство.
— А… — Кристина хватает ртом воздух, зависая, — твоя бывшая об этом знает?
— А ей стоит? — я поднимаю брови. — Узнает, и про встречи с дочерью мне на время придется забыть. Это терпит. Но иск я уже составил.
Кристина молчит с минуту, а потом раздраженно отворачивается к кофеварке, накапавшей ей уже чашку кофе. Напряжение повисает в воздухе.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— Какие-то проблемы?
— Ну конечно! — Крис просто взрывается, будто её подожгли. — Ветров, ты не мог сказать, что ты собираешься притащить своего ребенка в наш с тобой дом до того, как сделал мне предложение.
— До того какие могли быть речи о нашем с тобой доме? — спокойно парирую я. — Но окей, Крис, я могу повторить свой вопрос. Передумала выходить за меня замуж?
В течении пяти секунд Кристина сначала бледнеет, потом краснеет, потом — снова отворачивается, упрямо поджимая губы.
— Так передумала? — повторяю я. — Прости-прощай, давай дружить по переписке?
— Нет, — Кристина раздраженно ежится, так, будто ей зябко, — точнее, я подумаю. Ты не находишь, что вопросы такого рода все-таки нужно обсуждать заранее?
— А сейчас по твоему не «заранее»? — устало переспрашиваю я, уже и не надеясь, что под этими светлыми волосами зашевелятся мозги. — «Не заранее» — это если бы я привел Машу в дом и сказал тебе что-то вроде «это моя дочь, дорогая, отныне она будет жить у нас». А так — я даже документы в суд еще не подал.
— Так может, обдумаем этот вопрос? — Крис тут же вскидывается, будто услышав что-то обнадеживающее.
— Обдумай, — я пожимаю плечами и встаю из-за стола, — я выслушаю твои предложения.
Вообще в памяти шевелится вчерашнее — как Машутка жалась к Вике, ища в ней защиты, то, что говорил Влад, про то, что не все так разнообразно в личной жизни моей бывшей жены, как она говорит, и…
«Я не хочу шантажировать тебя ребенком» — фраза, сказанная Титовой напоследок. Она не кажется фальшивой.
Вика может быть плохой женой. Но мать из неё не такая плохая, как мне хотелось бы думать. Машутка её очень любит, это заметно.
Но что отменит факт того, что семь лет жизни моей дочери Титова у меня попросту украла? Что её оправдает за это?
— Ты куда? — Кристина, бдительная, как сторожевая овчарка, тут же напрягается, стоит только мне шевельнуться в сторону двери. — Я думала, мы весь день проведем вместе…
— У меня есть дела, — неторопливо откликаюсь я, завязывая. Раньше подобного ответа всегда хватало, но сейчас Крис почему-то не успокаивается. Колечко уже начинает жать на мозги?
— Что за дела?
Я оборачиваюсь к ней, скептично поднимая бровь. Как быстро она забывает, что приехав к ней вчера — я вообще-то сделал одолжение. И я никогда перед ней не отчитывался, с чего бы должен начинать сейчас?
— Важные дела, Крис, — невозмутимо отрезаю я, не желая пускаться в разъяснения. Моей теперь уже невесте приходится успокоиться на этом.
Я не особенно ей соврал. Даже вообще не соврал.
В конце концов, для меня сейчас ничего важнее общения с моей дочерью и нет. Я даже на деловые звонки и сообщения с меньшей охотой отвечаю.
А так… Нет, это важные дела, и пусть кто-то только посмеет вякнуть что-то против.
Мне очень нужно незаметно выпытать у мелкой адрес кафешки, в которой ее подружка отмечает День Рожденья. В Москве кстати отмечают, какое удачное стечение обстоятельств!
Заехать и выбрать детское автокресло подходящего размера и закрепить его — тоже важное дело, кто хочет поспорить — у того точно завелся лишний язык.
Найти неподалеку от кафе, в котором совершенно точно развлекается моя дочь, приличный ресторан — и сидеть, терпеливо дожидаясь примерного времени завершения детского банкета — это вообще миссия дня. Задуманная чуть ли не с пятницы, как только я услышал про Машуткину вечеринку.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Титова, конечно, наверняка не обрадуется.
Когда она вообще радовалась моему появлению?
Но я приеду к дочери, в конце концов, этого она пока не запрещала. Нет, вот если запретит…
Вот тогда мне и не нужно будет доказательств, что мать из неё паршивая.
И все-таки звонок от дочери застает меня врасплох, но трубку я все равно беру прям сразу, до того как понимаю, что это все неспроста… Она должна быть на дне рождения, она не писала мне часа полтора, ей вообще должно быть не до меня.