лагеря евреях, развивать какую-нибудь просветительную работу, — все это было не по силам Комитету, даже если бы в нем обнаружились смельчаки, которые бы решились делать такие попытки. Но даже вопрос о борьбе с антисемитизмом не мог получить в Комитете никакого движения.
Наиболее интересным моментом в жизни Комитета была посылка делегации в Америку (отчасти в Европу) в составе Михоэлса и Фефера. Задачей делегации было привлечь к Советскому Союзу симпатии в странах демократии и, в частности, убедить евреев этих стран в правильности еврейской политики Сталина. Делегации этой удалось внести немалую деморализацию в еврейскую среду в Западном мире: на одной платформе с Михоэлсом и Фефером и в поддержку их согласились выступать, кроме коммунистов и попутчиков, видные представители американского сионизма, которые закрыли глаза на то, что тысячи сионистов в России продолжали сидеть в тюрьмах и лагерях Советской России. Жертвой иллюзии, что после войны станет евреям лучше, оказались и представители Джойнта. Возможно, что Михоэлсу и Феферу удалось собрать кой-какие деньги, но в общем политический и общественный результат их поездки оказался весьма незначительным.
Неудивительно, что по возвращении в Россию делегаты Еврейского Антифашистского Комитета жаловались в своих докладах на «продажных лакеев из реакционных тред-юнионов» и на «черных воронов из «Форвертса» и «Социалистического Вестника», помешавших их миссии. Шахно Эпштейн в пленуме Комитета затратил много пыла на обличение «врагов народа», — «предателей, которые войдут в историю, как таковые, и их имена будут ненавистны навеки». Эту директиву, вызванную желанием оправдать провал делегации, поддержал Бергельсон. Другие члены Комитета только поддакивали, но предпочли уклониться от обсуждения причин неудачи контакта с еврейской Америкой...
Антисемитизм в деятельности Сталина стал особенно выявляться, когда, упоенный победой над Гитлером, он совершенно перестал считаться с общественным мнением Америки и Европы. Со всей откровенностью он начал проводить «чистку» от евреев в партии, в государственном аппарате, в литературе. В конце 1948 года был закрыт Еврейский антифашистский комитет с газетой «Эйнигкайт», типографией и книжным складом, были ликвидированы последние еврейские школы, арестованы и затем расстреляны национально-настроенные еврейские коммунисты, а затем и еврейские писатели и культурные деятели. Все это оказалось прологом к большой антисемитской акции, которая стала широко развиваться в начале 50-х годов, достигнув своего зенита в год смерти Сталина. На этом последнем этапе сталинского антисемитизма следует остановиться подробнее.
6
Вслед за ликвидацией Еврейского антифашистского комитета и массовыми арестами национально-настроенных элементов среди еврейских коммунистов (по спискам, составленным заграницей, в конце 1948 года было арестовано свыше 400 представителей еврейской советской интеллигенции), волна антисемитизма со стихийной силой пронеслась по всей официальной советской печати. В 194950 годах не было почти ни одного дня, когда бы в «Известиях» или «Правде» не разоблачались прегрешения евреев-чиновников с усиленным подчеркиванием их еврейских имен, отчеств и фамилий. Эта повседневная травля носила характер подготовки к антисемитской кампании более широкого масштаба, которая, действительно, не заставила себя долго ждать.
Началась она выступлением газеты «Культура и Жизнь», издаваемой отделом печати при ЦК партии (30 января 1949 г.). Затем продолжалась «Литературной Газетой», «Правдой», «Известиями», «Советским Искусством», «Комсомольской Правдой», «Трудом» и «Вечерней Москвой», и, наконец, перенеслась на страницы журналов «Коммунист», «Новый Мир» и «Звезда». Как по команде, был провозглашен лозунг «борьбы с космополитами». Задачей этой кампании было вытеснение представителей еврейской интеллигенции из всех пор советской жизни: «космополитами», против которых была направлена атака, были исключительно евреи. Не было такой области, в которой бы не обнаружили «космополитов»: в театре и театральной критике, среди беллетристов и в литературной критике, среди художников и музыкантов, деятелей кинематографии и архитекторов, историков и публицистов, экономистов и педагогов. Притом все они были лояльными советскими людьми, которые ни в чем антисоветском заподозрены не были и благополучно пережили полосу великих чисток Ягоды и Ежова. Некоторые были людьми с большим стажем и влиянием, порой с крупным именем в своей области. Многие были максимально ассимилированы, воспринимали русскую культуру, как свою собственную, и по большей части не владели еврейским языком. Единственной виной, которая за ними числилась, был «космополитизм», т. е. в действительности — еврейское происхождение.
Доносчики с злорадным торжеством раскрывали псевдонимы. Оказалось, что Е. Холодов на самом деле Меерович, Яковлев — Хольцман, Мельников — Мильман, Ясный — Финкельштейн, Викторов — Злочевский, Светов — Шейдман. «Литературная газета», которая усиленно занималась этим разоблачением, установила, что Бурлаченко на самом деле — Бердичевский, Жданов — Лифшиц, Ган — Каган, Мартич — Финкельштейн, Стебу — Кацнельсон, Санов — Смульсон и т. д.
Всех этих разоблаченных «космополитов» отовсюду изгнали, лишили привычной работы, а в некоторых случаях арестовывали и ссылали в концлагери. Знаменитый режиссер А. Я. Таиров только потому избег этой участи, что заболел и умер. Но еще при жизни у него забрали созданный им Камерный театр, предварительно объявив его «эстетом, декадентом» и по случаю его еврейского происхождения (его настоящая фамилия — Корнблит) — также и космополитом. Самое название «Камерный театр» было уничтожено, и первой пьесой в заменившем его новом театре была поставлена халтура о деятельности Сталина в начале века в Батуме.
Разоблаченных «космополитов» обвиняли в «низкопоклонничестве перед западом», называли: антимарксистскими, антинародными, антисоветскими людьми «без роду и без племени», «беспачпортными бродягами», отщепенцами, чуждыми России, презирающими все русское, охаивающими достижения Советской России, «холуями» перед Америкой. «Коспомолиты не понимают русской истории, литературы, поэзии, не в состоянии правильно оценить русских людей, их психологию, их душу. Это люди без отечества, без привязанности к стране и народу. Они не могут быть советскими патриотами. Они поддерживают постоянную связь с иностранцами от Тель-Авива до Нью-Йорка». У них «местечковая психология». Всюду, куда они проникают, они, стремясь захватить все в свои руки, — действуют скопом, «артелью», своей компанией.
Против одного из них мы читаем (в «Советском Искусстве» от 19 февраля 1949 г.): «Альтман ненавидит все русское, все советское. Буржуазный национализм и отвращение ко всему русскому советскому искусству неизменно приводит его к рабскому угодничеству перед Западом». Об известном театральном критике А. Гурвиче, который в течение десятилетий был очень влиятелен в театральном мире, «Правда» писала 28 января 1949 г.: «Поклеп это на русского советского человека, гнусный поклеп». К. Симонов в «Литературной газете» от 2 марта обвинял Гурвича в «издевательстве над русским народом, над русским человеком, над русскими национальными традициями».
В «Советском Искусстве» от 5-го марта В. Щербина, заместитель министра кинематографии, дал следующее определение космополитизма: «Космополитизм — это знамя американской империалистической реакции, которая стремится духовно разоружить народы, лишить их воли к борьбе, повергнуть народы