Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Сбыслав нахмурился.
— Без этого никак?
Августин твердо покачал головой.
— В твоей обширной державе, простершейся на столько дней пути, будет создана новая епархия, откуда свет истинной веры начнет расходиться по городам и весям. И думается мне, что тяжкую обязанность возглавлять эту епархию наш святой глава церкви возложит на мои плечи…
Теперь, наконец, рассмеялся князь кривичей, и с видимым облегчением.
— Так вот в чем дело! Сейчас я понимаю и твою корысть. При князе-язычнике тебе своего нового сана не видать… Что ж, проповедник, я подумаю о твоих словах!
— Долго думать не в наших интересах. Сейчас, когда князь Званимир отрядил дружину ловить твоих варягов, а сам с немногими людьми укрылся в тайном святилище, есть надежда захватить и его, и его дочь, и даже самую лелеемую тобой добычу — Золотую Ладью.
— Золотую Ладью? — удивился Сбыслав. — Я даже ничего не знаю о ней, как я могу о ней мечтать?
— Однако тебе известно о добыче, которую князь радимичей взял в последнем походе. Это добыча и есть Золотая Ладья. Золота в ней столько, что хватит на покупку всех ваших земель.
— Если кто-то согласится их продать, — буркнул Сбыслав, внезапно осознав, от чего именно его подбивают отказаться. — Как я понимаю, ты много дал бы за то, чтобы эта ладья исчезла на веки?
— Я не люблю идолов и тех, кто им поклоняется, — жестко сказал Августин. — Если ты согласишься отречься от своих заблуждений, я незамедлительно отправлюсь к твоим варягам и укажу им место, где хранится ладья и скрывается князь Званимир.
— Ты знаешь, где их найти?
— Догадываюсь, — отозвался монах. — Однако туда я пойду один.
— Добро, — промолвил Сбыслав. — Утром ты узнаешь мое решение. А пока — ты можешь остаться в моем лагере. Хорол позаботиться, чтобы у тебя ни в чем не было недостатка. И еще, проповедник, прими мой совет. Когда отыщешь северных кметов — не называй их варягами. Они этого не любят.
— Кто же они? — с пренебрежительной усмешкой осведомился монах.
— Урмане, доблестные вои, похваляющиеся тем, что бьют варягов в их собственном Варяжском Море.
— По мне все язычники одинаковы, — отмахнулся Августин. — Но как тебе будет угодно. Итак, подумай до завтра. У нас есть лишь несколько дней, чтобы все решить, ибо мой повелитель выступит в поход этой осенью. Все должно быть свершено до его начала, иначе тебе достанутся лишь обглоданные кости и пылающие головешки!
После долгой ночи раздумий князь кривичей призвал к себе проповедника и сообщил ему, что примет крещение из его рук, как только станет хозяином Золотой Ладьи. Удовлетворенный его ответом Августин отправился на поиски стоянки урман.
Олав Медвежья Лапа восседал на высоком резном стуле, закутавшись в ворох лисьих шуб, и царапал землю перед собой острием меча. Ярл был мрачен, как туча. Вокруг, на щитах, пнях и корягах разместились его боевые товарищи, напоминающие сейчас нахохлившихся сычей. Все они хмурили брови, укрывая плечи плащами или шкурами. Костров не разводили, чтобы не привлекать внимания вражеских доглядчиков.
Пристанищем Братьев послужил большой лесистый остров, расположенный чуть ниже по течению реки. Густой ольховник, смешанный с широкими ясенями, покрывал пространство этого естественного природного укрытия, куда хирдманны перетащили свои драконы, чтобы перевести дух и залатать полученные раны. Судами, с которых сняли мачты, огородили становище с трех сторон, четвертую укрепив лодками и сундуками из трюмов. От любопытных взглядов с других берегов реки стан охраняли высокие сосны и густой кустарник.
Волки Одина оказались в непростом положении, и Медвежья Лапа размышлял, как поступить дальше. Званимир выскользнул из рук, след золота так и не был найден. Хумли Скала, Торольв Огненный Бык, Агнар Земляная Борода и другие Братья не скрывали своей досады. Поход в землю радимичей совсем не оправдал их ожиданий. Не было ни настоящих схваток, о которых потом можно было рассказывать за пиршественным столом, ни достойной добычи. Зато осталась неприятная память о каленых гардских стрелах, после которых хирдманны чувствовали себя так, будто растревожили большой осиный рой.
Железо фигурных срезней оказалось коварным — глубоко застревало в теле, рвало мясо, не желая выходить. Приходилось делать глубокие надрезы, после которых щиколотки и бедра сильно распухали. Также тяжело было унять вызванное этими стрелами кровотечение. Пока Даг Угрюмый врачевал пострадавших, делая присыпки размельченым тысячелистником и перевязки, Бови Скальд помогал ему, напевая высоким голосом гальдры[121] о пролитой крови — Ручье Волков, что напоила землю, и воронах — Конях Ведьм, которые наконец насытились. Пение гальдров издревле считалось важным заживляющим средством среди людей фьордов. Выводя свои рулады, Бови отбивал такт рукоятью меча по щиту.
Олав Медвежья Лапа уже оценил преимущество коварного и вездесущего оружия противника. Перелет стрелы радимичей превосходил финскую в полтора раза. На развалинах Пустоши ярл собственными глазами видел луки убитых воинов Званимира и удивился сложности их устройства: помимо нескольких березовых и можжевеловых планок, склееных между собой, они имели подзоры — роговые полосы, костяные накладки и жильную или сыромятную тетиву. А длинные стрелы в палец толщиной отличались большой прочностью — стержень наконечников глубоко вставлялся в их торец.
Все это не вызывало бодрости духа у ярла, который всегда отличался умением заранее просчитать возможности неприятеля и свои шансы на успех. Это качество позволяло Олаву Медвежья Лапа вот уже полтора десятка лет уверенно возглавлять хирды береговых Братств. Срок немалый для человека, привыкшего отвечать за жизни своих товарищей в неспокойном и полном опасностей мире Волков Одина, пропитанном болью, потом и кровью.
И сейчас Олав откровенно сомневался в успехе затеянного предприятия, задумчиво прорисовывая на мягкой и сочной почве линии руны Ахтван. Небесная Звезда Восьми Ветров даровала связь с конем Повелителя Битв — восьминогим Слейпниром, и Мировым Древом девяти миров. Как и большинство свеонских конунгов и ярлов, Медвежья Лапа носил на шее оберег с ее изображением, сделанный из китовой кости.
— Что думаешь делать, ярл? — Хумли присел на корточки напротив Олава.
— Пока не знаю, — честно признался Медвежья Лапа. — Не хочу больше губить людей понапрасну.
— Если мы повернем назад, не умертвив Званимира и не взяв то, за чем нас послал Сбыслав, — понизил голос Скала, — кривский князь может расплатиться с нами не золотом, а острым железом.
Олав усмехнулся. Он и сам прекрасно понимал, что хирдманны накрепко застряли между двух бед. Впереди — неуловимый князь радимичей с сильной дружиной. Позади — князь кривичей со всей своей боевой силой, который не простит нарушения договора, не говоря уже о том, что такое возвращение покроет имя ярла несмываемым позором. Однако со дня выступления в поход из Святилища Меча хирд лишился уже девятерых Братьев, еще одинадцать получили тяжелые ранения, не считая десятков царапин и порезов, которые никто не считал за раны. Пополнить же ряды Волков Одина было некем.
— Я не хотел бы, Хумли, повторить судьбу конунга Дага, сына Дюггви, любившего спорить с Норнами, — сказал ярл. — Он пал презренной смертью, увязнув в лесах Гаутланда и получив вилы в брюхо от руки простого смерда. Или закончить свои дни, как Ерунд, сын Ингви, хирд которого растоптали несметные полчища врагов, а самого его вздернули на осиновом суку.
Хумли Скала лишь пожал плечами в ответ. Для этого человека вся жизнь была бесконечной игрой с судьбой. Выходец из Седерманланда, он был осужден законами тинга на смерть за убийство своего хевдинга Бродди, но сумел благополучно покинуть фьорды и найти убежище в Альдейгьюборге, где царили совсем иные порядки и обычаи. Свеонские ярлы, осевшие на варяжской земле, не гнушались брать в свои дружины людей, находящихся не в ладах с законом своей родины. Власть тинга ландов Большой Свитьод на них не распространялась.
— По мне лучше идти вперед до конца, чем отступить, — произнес Хумли. — К тому же, я не привык оставлять жизнь тому, кто сумел выставить меня на посмешище. А князю радимичей это удалось. Справедливо ли, что он до сих пор топчет землю?
— Быть может, ты прав, — Олав Медвежья Лапа прищурился. — Нужно завершить начатое. Но сначала я хочу, чтобы Всеотец послал мне свой знак. Тогда я пойму, как действовать…
Минувшим вечером ярл самолично провел обряд в центре становища, велев сложить херг[122] из камней. Облачившись в белоснежную рубаху, он принес в жертву Одину сначала петуха и козу, доставшихся хирдманнам после взятия слободы, а потом земгальского тралла Стурлу. Возведя очи к небесам, Олав перерезав ему горло ритуальным кинжалом, возгласив обращение к Отцу Богов: «Да поможет нам Владыка Валаскьяльва[123], Большой Дракон и силы Севера!»
- Реквием по Жилю де Рэ - Жорж Бордонов - Историческая проза
- Бухенвальдский набат - Игорь Смирнов - Историческая проза
- Горящие сосны - Ким Николаевич Балков - Историческая проза
- Наполеон: Жизнь после смерти - Эдвард Радзинский - Историческая проза
- Библия сегодня - Меир Шалев - Историческая проза