Читать интересную книгу Золотая Ладья - Дмитрий Смирнов

— Чудно, — проговорил Куян, задумавшись.

— Ты разум-то свой тщетными потугами не изнуряй, — посоветовал старик. — Пустое это. Слушай жизнь, что округ тебя сама раскрывает свои врата.

— Как же слушать? — князь почесал лоб в недоумении.

— Внимай исконному в шорохе листьев, в скрипе ветвей, в писке мошек и в стрекоте сверчка под лавкой. В царапаньи мыши, забившейся в холодную щель, в шепоте паутинки, качающейся над твоим лицом. Чуешь?

Куян прислушался, и ему вдруг показалось, что где-то в землянке забил ручей, гремя упругими струями и рассыпаясь целым ворохом брызг.

— Что это? — вопросил он.

— Родник Жизни. Тот зов Изначалия, что отверзается опосля того, как человек побеждает своих Стражей.

— О каких стражах ты говоришь?

— О Стражах нашего сердца, не подпускающих к зеву потаенной Прави. Зовутся они Страхами, Сомнениями, Думами, Ожиданьями и Надеждами. Всем тем, что заглушает источную песнь Богомирья. Когда Стражи уходят — ты можешь зрить вечное, толковать со светлыми богами в лучистой Сварге и с богами темными во Нави Священной…

Куян не заметил, как пролетели три дня в жилище лесного отшельника. Немало узнал он за это время. Старец поведал ему, как перенимать знание от камней и дервей, как облегчать вес плоти, становясь воздушным, словно тополиный пух, который возносится к небесным кромкам, с высоты различая все уголки леса. Поведал, как составлять чудодейственные взвары из кореньев, насыщать тело мощью от разных потоков ветров.

Однако с каждым днем старец слабел все больше. Он уже не вставал со своего лежака, уставившись в жерди кровли немигающими глазами. Когда говорил что-то, а когда впадал в забытье, начиная путать имена и события былого. Куяна он уже не видел. На исходе третьего дня подозвал к себе и велел взять за руки, соединив длани.

— Вот он, час мой пришел, — зашептали сухие губы отшельника. — Полог Сварги раздвинулся, златыми бликами заиграл. Лики и очи богов родных к себе призывают, в обитель Немеркнущего Огня Небесного…

Он вдруг издал долгий стон. Дряхлое тело зашлось судорогой, хватка на миг ослабла. Но вслед за тем старец вновь выдохнул и заговорил, не выпуская вспотевшие ладони Куяна. Последний остаток своей жизненной мочи он вложил в это рукопожатие, которое с каждым мгновением все больше разогревало кисти князя. Куян даже сжал губы — руки теперь жгло, как огнем. Он чувствовал, что этот огонь поднимается выше, распаляя плоть и разум каким-то ярым, дурманящим жаром.

— Кладезь силы моей отныне в тебе пребудет, а с ней — сила всех древних воев и князей, что землю сынов Сварожичей век от веку боронили и расширяли по воле их. Помни про то. Знаешь ли, что теперь деять должен?

— Знаю, — с неожиданной твердостью ответил Куян. — Возродить славу предков наших. Я создам державу, где люди будут жить по искону родов Даждьбоговых, сберегая обычаи и устои наших великих пращуров. Будет новый стольный град, который узнают среди всех морей и земель, будет могучая дружина, крепко стоящая на страже родных рубежей, будет лад в сердцах сородичей…

Куян еще говорил что-то с большим воодушевлением, пока не заметил, что сжимаемые им длани старца похолодели. Отшельник уже не слышал его. Дыхание его растворилось в предсумеречной дымке, душа — поднималась по сводам Калинового Моста в Вельи Луга.

Глава 14. Скрын Золотой Ладьи

«…Воротился светел князь Куян в землю отчую, в землю родимую, — читала Любава, — дабы лад и ряд в ней возрождать. Примирил он всех старейшин-родичей, всех воевод и вождей, а округ края своего отстроил крепкую стену, что прозывается с той поры Змиевым Валом. Стена огородила народ варнский от коварных соседей-супротивников, тучами нависавшими над его пределами.

После того, как скрепил светел князь Куян союзы дружеские с ближними родами, а строптивых силою привел под руку свою, пошел он в землю полянскую на восход солнца. И увидел у Славутича-реки места тихие, благодатные с богатым жнивьем и сочными выпасами. Тут поставил он коны, а потом на правом высоком речном берегу воздвиг новый стольный град, назвав его Куянью. От всех народов лесных, степных и заречных ходили к князю людины на поклон, дабы заручиться его поддержкою. Правил князь мудро, справедливо решал споры меж племенами, а коварным ромеям и льстивым гречинам не давал спуску до самой своей смерти».

Любава отложила дощечку и посмотрела в глаза Кандиху, безмолвно внимавшему ее словам.

— Таково сказание о твоем предке, могучем князе, коего у нас зовут Кием, — проговорила она.

Третий день Рогдай с Кандихом приходили в Берестяное Мольбище и прилежно разбирали древние письмена.

Латинский проповедник, которого князь Званимир также намеревался познакомить с берестяными книгами, пока особого рвения к ним не проявлял, предпочитая окольными путями высспрашивать людей, посещающих святилище, о текстах, содержащихся на плашках. Рысь тоже не поддержала замысел князя, предупредив о том, что иноземцу доверять опасно.

Потому парней никто не тревожил. Рогдай слушал и запоминал, Кандих же читал ему вслух. Однако сегодня Любава сжалилась над своими поклонниками и сама явилась на капище, дабы завершить длинную — в двадцать плашек — повесть о князе Куяне.

Рогдай слушал девушку, открыв рот. Ему казалось, что слова ее, смысла которых он порой не понимал, проникают до самого сердца. Но вот волшебство рассеялось, и он с трудом очнулся.

— Сколько же нам еще читать?

— Матушка-Рысь сказала, будет с вас, — улыбнулась Любава. — Убедилась она, что чисты вы душою, что заветы Родовы сердцем чтите, а с миром в ладу пребываете. Такие помощники ей нужны, чтобы главное сокровище оберегать. Тем паче, что времени у нас мало, угроза черной змеей ползет…

— Стало быть, мы заслужили ее доверие? — осведомился Кандих.

— Стало быть, заслужили, — с улыбкой подтвердила княжна.

— Я ведь тоже что-то слышал о князе Кие, — сказал Рогдай без особого смысла, желая лишь продлить мгновения возле Любавы. — Только называли его по-другому…

— Ну, имя — что ветер, — княжна взмахнула рукой. — Запомнит, как услышит, а повторит, как язык вырос. И Кием его называют, и Куяном, и Коаном, и Кованом. Слыхала я, иные даже Коханом кличут — Любимым, то есть. Предание древнее, всяк его на свой лад переиначивает. Но здесь сохранен самый первый, достоверный сказ, писанный со слов кияновых кобзарей[117], что воочию видели самого Куяна. А есть и более давние сказания. О князе Тривере, что походом ходил на восточные земли ромеев за три века до него, построив лодьи и посадив на них свою дружину. Есть сказы о Буревесте, что бился с ромеями в года совсем седые, ветхие. И даже про Идан-Турса…

— Где же они? — оживился Кандих.

Любава рассмеялась.

— Так ты про Идан-Турса читать желаешь, или на Золотую Ладью пойдем смотреть?

Кандих смутился, по привычке покрутил ус.

— Знать правду о предках наших — обязанность всякого достойного мужа, так меня учили. Но я здесь — прежде всего для того, чтобы найти Золотую Ладью… От этого будущее моего народа теперь зависит. Толкуют, что мастера, ее сотворившие, были предками нашего Великого Кована. Из рода в род передавалось это умение — да где-то затерялось. Не могут нынешние искуссники повторить творение древних. А потому, мне нужно своими глазами увидеть Ладью, чтобы поведать о ней сородичам, объяснить им, как можно заново ее исполнить. Позволено ли мне будет показать ее нашим родовым мастерам?

— О том у матушки Рыси надобно спрашивать, — отвечала Любава. — Коли разрешит, тогда покажешь. Времена нынче смутные, тревожные. Ворогов много, а другов мало. Как вызнать, что на сердце у людей, которые за тобой сюда явятся?

Она замолчала, поникнув головой.

— Что печалит ясный лик светлой княжны? — с книжной учтивостью обратился к девице Кандих.

— Отец хочет показать книги наши пришлому проповеднику, — ответила Любава. — А меня сомнения гложут. Мутная у него душа. Как будто все верно речет — а за словами подвох чудится. Боюсь я его.

— Да, проповедники — они такие, — молодой варн рассмеялся. — С ними всегда надо держать ухо востро. Но коли будет он под присмотром отца, да под вашим взором, разве сможет что худое учинить?

Любава вздохнула.

— Не достать взору до дна его сердца, всех дум его не выпытать. А письмена здесь покоятся разные. Не только предания о былых временах. Есть и иные, что силу немалую в руки человека дают.

— Что же это за книги? — заинтересовался Кандих.

— Вещие поучения древних волхвов, таинства ведознания. То Мысленник, Воронограй, Колядница, Волховник, Поточник, Звездочтец и Шестокрыл. Открывать их человеку стороннему и ненадежному — нельзя. Они — письмена для Сведающих.

— Неужто князь Званимир собрался познакомить с ними иноземца? — удивился Кандих.