На этот раз Бобби зашел чересчур далеко.
Мортмэйн смотрел на Кэрби с легким вежливым изумлением.
— Что-нибудь не так?
— Тут слишком мало. У меня есть покупатели, которые дают гораздо лучшую цену.
— Обещать все горазды, Кэрби.
— Возможно. А может, в Чикаго спрос упал не так резко.
— Так ваши покупатели оттуда?
— Я не могу отдать вам сегодняшний груз.
Теперь Мортмэйн изумился по-настоящему.
— Вы повезете его обратно?
— Нет, оставлю у друзей во Флориде и позвоню покупателю.
Мортмэйн вздохнул.
— Что ж, дело ваше, конечно. Бобби очень огорчится.
— Но не так, как я сейчас. Сказать вам, что я думаю? Бобби берет по два чека. Я считал его честным человеком, но теперь уж и не знаю…
Иногда Кэрби щеголял простодушием и тугодумием, которые принимались за чистую монету, ибо вряд ли человек станет нарочно выставлять себя в таком свете. Мортмэйн кивнул с несколько преувеличенной серьезностью, потом сказал:
— Кэрби, я не думаю, что Бобби способен на такое, но, по правде говоря, не могу в этом поклясться.
— Извините, — проговорил Кэрби и взялся за ручку дверцы.
— Минутку. Не стоит нам так вот расставаться. Вы можете подождать, пока я созвонюсь с Бобби?
— Нет, мне надо отвезти еще один груз.
— Тогда вот что. Я, наверное, немного зарываюсь. Я не имею права говорить за Бобби, но, наверное, сейчас должен это сделать. Он очень рад вашему сотрудничеству.
— Это уж как пить дать, — с горечью сказал Кэрби.
— Вам оно тоже принесло выгоду. Как вы думаете, сколько вам недоплатили?
— Тысячу долларов, по самым скромным подсчетам.
— Давайте мы с вами поделим эту разницу, — предложил Мортмэйн. — Не следует сейчас рвать отношения. Я обещаю поговорить с Бобби и сказать, что даю вам пятьсот долларов сверх цены за последнюю партию. А еще я расскажу о вашем друге из Чикаго и попрошу Бобби поискать на будущее более щедрых покупателей.
Предложение было прекрасное, если учесть, что никаких друзей во Флориде Кэрби не имел и не мог складировать тут грузы. Да и подарка в пятьсот долларов он никак не ожидал. Тем не менее он сделал вид, что размышляет.
— Ладно, — сказал он наконец, как бы забывая обиду.
— Сегодня же переговорю с Бобби, — пообещал Мортмэйн.
— Отлично. — Кэрби доверительно взглянул на него. — По правде сказать, мистер Мортмэйн, я жалею, что не вы мой покупатель.
Мортмэйн скромно улыбнулся, и Кэрби выбрался из машины.
«Прынг», — произнес багажник «кадиллака». Кэрби выгрузил свертки, чувствуя на себе взгляд Мортмэйна, потом захлопнул крышку и помахал рукой. Мортмэйн медленно тронул машину.
Дальше было проще. «Синтия» сожрала почти все горючее и стала гораздо легче. Пролетев девять миль, Кэрби сделал круг над полем, где его ждали шесть человек и два фермерских грузовичка.
Тут работа шла сама собой. Все переговоры были давным-давно закончены, и на месте действия присутствовали только исполнители. Пока «Синтию» разгружали и заправляли, доставая бочки из грузовика, Кэрби лежал под крылышком своей любимицы, наслаждаясь тенью и размышляя о житье-бытье. Вывод, к которому он пришел, гласил, что жизнь — штука сложная и забавная. Ну, и то неплохо. Конечно, в Белизе сейчас маленькие неприятности. Лемьюел сдрейфил, Грин подняла переполох, но все это утрясется. А не утрясется, так он заломит шляпу набекрень и сделает ноги. Да и вообще, чего сейчас-то волноваться.
Заработали двигатели грузовичков, и Кэрби очнулся от легкой дремоты. В небе появились тучи, черные, перенасыщенные влагой.
— Отвези меня домой, Синтия, — попросил Кэрби, забираясь в кабину. — Я хочу поспать с недельку.
Пора перевести дух.
ВРЕМЯ — ВЕЛИКИЙ ЦЕЛИТЕЛЬ
Приятно снова увидеть Белиз-Сити. Крутя баранку побитого пикапа, Кэрби улыбался и чувствовал легкость: как же хорошо дома.
Время — великий целитель. Сегодня 21 февраля (температура воздуха 82°,[5] небо лазурное, влажность 90 процентов при ослепительно ярком солнце), после Черной Пятницы прошло одиннадцать дней. Именно тогда Валери Грин разрушила его прекрасный храм, именно тогда Уитмэн Лемьюел, поджав хвост, в панике бежал в свой Дулут, именно тогда Кэрби с неохотой велел своим ребятам разобрать храм и повез на север партию новоиспеченных древностей, которая вполне могла оказаться последней. Это был ужасный день, и полет совершал взбешенный, усталый и приунывший Кэрби Гэлуэй. Но тот Кэрби Гэлуэй, который въезжал сегодня в Белиз-Сити в обществе улыбающегося щербатого Мэнни, был совсем другим человеком — радостным, довольным жизнью и исполненным надежд.
Что же произошло за эти одиннадцать дней? Да почти ничего. Это его и утешало.
Слетав в Штаты с марихуаной и древностями, Кэрби сказал себе, что, коль скоро храм погиб, следовало бы уделить побольше внимания работе на грузовых фрахтах. Но у него не хватило на это силы воли. Четыре дня просидел он у Крузов в своем гнездышке, сетуя на судьбу и просматривая видеокассеты: «Капитана Блада» с Эрролом Флином, «Багрового пирата» с Бертом Ланкастером, «Китайские моря» с Кларком Гейблом. Он лакомился стряпней Эстель, попивал пивко, играл с Мэнни в карты и голыши и не строил никаких планов. «Синтия» стояла, одинокая и никому не нужная, в своем ангаре из древесных крон. Сообщений не поступало, и просвета не появлялось.
Зато появился Томми Уотсон. В прошлую пятницу, пополудни, единственный из индейских заговорщиков, бывавший у Кэрби дома, вышел по тропе из джунглей на помидорные грядки и гуляющей походкой приблизился к Кэрби, который сидел на корточках в пыли, готовясь метнуть в сосуд камешек. Рядом стояли двое из младших Крузов.
— Ну как, Кимосабе? — спросил Томми.
— Спекся, — ответил Кэрби своей обычной шуткой.
— Что-то не видно тебя в старых стенах.
— А где они, старые стены? Ну-ка, замри на секунду. — Он тщательно прицелился, сделав все, как надо, метнул камешек в цель и промазал. — Ты меня сбил, — укоризненно сказал он Томми и добавил, обращаясь к детям: — Ладно, я еще сведу с вами счеты.
Он пошел к дому, Томми зашагал рядом.
— Что творится на моем участке? — как бы между прочим спросил Кэрби.
— Ничего.
— Шумиха улеглась?
— А не было шумихи, — отвечал Томми. — Никто не приезжал, только тот индюк, что запродал тебе землю.
— Инносент? И больше никто? И легавых не было?
— Нет, равно как и пожарных, фермеров, моряков, шоферов и студенток. Проще говоря, никого.
— Ладно, Томми, не ершись.
— Я рад, — сказал Томми, когда Кэрби распахнул двери своего обиталища. — И я не в анабиозе. Я хожу и гляжу.
— Ладно, ладно, садись. Пива хочешь? Может, расскажешь, что и как?
Они сели, и Томми рассказал о том, чего не происходит на руинах бывшего храма. Они весь вечер и всю ночь гнули спину (это Томми подчеркнул особо), «обесхрамливая» холм, а никто так и не прибыл на церемонию закрытия. Индейцы прождали всю субботу, укрываясь, как и столетия назад, в хитрых засидках, но на равнине не появился ни один полицейский «лендровер», ни один фургончик с репортерами и фотографами, ни один грузовик, набитый археологами. Аэрофотосъемку тоже никто не производил, да и вообще ничего не случилось.
— Скука была смертная, — заключил Томми.
— Иногда полезно и поскучать. Что было потом?
— То же самое, только еще скучнее.
Воскресенье прошло так же, как суббота. Пополудни индейцы уже не утруждали себя дозорной службой, просто слонялись иногда вокруг холма, проверяя, не началась ли там какая-нибудь суета. А она все не начиналась.
— Они пасли вас издалека, — предположил Кэрби. — Хотели поймать с поличным или просто застукать на участке.
— Мы об этом тоже подумали и сидели тихо. В воскресенье Луз пошел в миссию разузнать, нет ли каких вестей или слухов. Нет. Все чисто и тихо.
— Девица собиралась обратиться к властям, тут и сомневаться нечего.