Этим храбрым людям не впервые приходилось бороться с бурей в Оманском заливе. Но если часть экипажа довольно легко переносила ужасный шторм, то остальные матросы, растянувшись на палубе, страдали от качки. Без сомнения, этим людям раньше не приходилось плавать. Вот тут-то Жюэля и осенило: ну конечно, это переодетые полицейские агенты… и Селик, быть может… Действительно, для наследника Камильк-паши дело оборачивалось скверно!
Саук тоже выходил из себя из-за дурной погоды. Если буря продлится несколько дней и не позволит сделать наблюдения, то как определить положение острова? Видя, что оставаться на палубе совершенно бесполезно, он решил укрыться в кормовом отсеке, где Бен-Омара перекатывало с борта на борт, как сорвавшуюся с креплений бочку.
Жюэль и Трегомен попытались уговорить Антифера спуститься вниз, но он наотрез отказался. Тогда они решили оставить его у мачты под прикрытием просмоленного брезента с загнутыми краями, а сами растянулись на скамейках в кубрике[280].
— Нашей экспедиции, кажется, грозит плохой конец,— пробормотал Жильдас Трегомен.
— И я этого опасаюсь,— откликнулся Жюэль.
— Не надо терять надежды, мой мальчик. Погода может улучшиться, и тогда ты определишь высоту…
— Будем надеяться, господин Трегомен!
Молодой капитан так и не сказал, что его тревожило вовсе не состояние атмосферы (солнце в конце концов покажется над водами Оманского залива… И остров найдется, если, конечно, таковой существует!…), а присутствие на борту «Берберы» подозрительных личностей.
Ночь, темная и туманная, грозила маленькому суденышку серьезной опасностью. Опасность эта объяснялась не легкостью яхты (благодаря своей легкости она ускользала от грозных валов, подымаясь на гребни волн), а страшными порывами шквального ветра, от чего она уже много раз могла перевернуться, если бы не опытность старого моряка-хозяина.
После полуночи пошел дождь, и ветер стал ослабевать. Предвещало ли это перемену погоды? Нет, с наступлением утра буря, правда, утихла и тучи уже не сулили грозы, но небо по-прежнему оставалось облачным и атмосфера туманной. После ночного ливня из низких туч зарядил мелкий частый дождь — водяная пыль не успевала сгуститься в крупные капли.
Жюэль поднялся на палубу и досадливо поморщился: при таком небе невозможны никакие наблюдения. Где сейчас находится судно, как оно изменило курс? Как далеко и в каком направлении угнала его буря минувшей ночью? Несмотря на хорошее знание Оманского залива, хозяин яхты не мог ответить на эти вопросы. В поле зрения ни малейшего клочка земли. Не остался ли остров позади? Вполне вероятно, так как под напором западного ветра «Бербера» могла уклониться к востоку больше, чем следовало. Впрочем, пока не сделаны наблюдения, трудно что-либо утверждать.
Пьер-Серван-Мало вылез из-под брезента и стоял на носу яхты. И снова бешеные вопли и яростные жесты вырывались у него при виде горизонта. Но своему племяннику он не сказал ни слова и, увидев его, неподвижно замер на месте.
Жюэль не осмелился прервать упорное молчание дяди, зато ему пришлось выдержать натиск Селика, засыпавшего его вопросами. Он отвечал весьма уклончиво.
Переводчик заговорил с ним:
— Какая досада — и этот день начался неудачно!
— Очень неудачно.
— И вам опять не придется воспользоваться вашими инструментами, чтобы посмотреть на солнце?
— Боюсь, что так.
— Что же вы будете делать?
— Ждать.
— Напоминаю вам, что судно запаслось провиантом только на три дня, и если погода не улучшится, мы должны вернуться в Сохор.
— Вероятно.
— В таком случае вы откажетесь от намерения исследовать Оманский залив?
— Возможно… или, по крайней мере, отложим экспедицию до лучшего времени года.
— Ждать будете в Сохоре?
— В Сохоре или в Маскате, безразлично.
Молодой капитан был крайне сдержан с Селиком, тот все больше внушал ему сильное недоверие. Поэтому переводчику выпытать ничего не удалось.
Трегомен появился на палубе почти одновременно с Сауком. На лице одного было разочарование, другой не мог скрыть досады при виде тумана, затянувшего горизонт уже в двух-трех кабельтовых от «Берберы».
— Плохо наше дело? — спросил Жильдас Трегомен, пожимая руку молодому капитану.
— Плохо! — подтвердил Жюэль.
— А наш друг?
— Там… впереди…
— Только бы он не расшиб себе голову о борт…— сокрушался Трегомен.
Он все время боялся, как бы малуинец в приступе отчаяния не покончил с собой.
Утро прошло в ожидании. Секстант лежал на дне ящичка и был так же бесполезен, как ожерелье, спрятанное в шкатулке для драгоценностей. Ни один солнечный луч не пробивался сквозь непроницаемую завесу тумана. В полдень Жильдас Трегомен для очистки совести вынес на палубу хронометр, но он не мог служить для определения долготы вследствие разницы времени между Парижем и той точкой Оманского залива, где находилась «Бербера». Погода не улучшилась и после полудня. Местонахождение судна по-прежнему оставалось неясным.
Именно об этом и говорил Селику старый араб, предупредив его, что, если погода на следующий день не переменится, он вынужден будет повернуть на запад, чтобы добраться до ближайшей земли. Где они встретят ее? На широте Сохора, Маската или дальше к северу, у входа в Ормузский пролив, или к югу, у берегов Индийского океана, на широте мыса Рас-эль-Хад?
Селик счел своим долгом сообщить Жюэлю о намерениях хозяина «Берберы».
— Пусть будет так,— ответил молодой капитан.
До ночи ничего нового не произошло. Даже когда солнце садилось, оно не послало ни одного луча и не попыталось пробиться сквозь густой туман. Между тем дождь почти прекратился и был незаметен, как легкие брызги волн. Не предвещало ли это изменений в состоянии атмосферы? Да и ветер успокоился; только изредка чувствовались его легкие дуновения.
Трегомен, окунув руку в воду и подняв над головой, ощутил слабый ветерок с востока.
«Ах! Если бы я был на «Прекрасной Амелии»,— думал он,— среди живописных берегов Ранса, я знал бы, что делать!»
Но прошло уже много времени с тех пор, как «Прекрасная Амелия» была продана на дрова, а «Бербера» плыла не вдоль берегов Ранса…
Жюэль, со своей стороны, сделал такое же наблюдение, как и Жильдас Трегомен. Но ему показалось, что в тот момент, когда солнце скрывалось за линией горизонта, оно выглянуло на миг в прореху туч, словно любопытный, подсматривающий в дверную щелочку.
Несомненно, этот мимолетный луч перехватил и Пьер-Серван-Мало, потому что глаза его сверкнули в ответ вспышкой ярости.