Читать интересную книгу Персонных дел мастер - Станислав Десятсков

— Еще одного сбил! — Костя Ивлев поднялся из кустов, сказал не без гордости: — Недаром покойный батюшка меня на охоту брал, у нас в смоленских лесах славная охота!

Сильное течение волокло шведские плоты дальше вдоль прибрежной осоки, где Роман укрыл второй взвод эскадрона. Оттуда тоже загремели выстрелы драгун, и еще два-три шведа молча упали в воду. Оставшиеся, не отвечая огнем на огонь, продолжали сосредоточенно грести, пока первый плот не наткнулся на большую песчаную отмель, едва не доходившую до половины реки. И тотчас шведы, схватив мушкеты, бесполезные для стрельбы, потому как порох отсырел, попрыгали с плотов и, по пояс в воде, двинулись к берегу. Из осоки по ним прогремели еще два-три выстрела, а затем второй плутонг невских драгун ударился в бегство. И к крайнему стыду Романа, впереди взвода, высоко, как цапля, задирая ноги по прибрежной грязи, перепрыгивая с кочки на кочку, бежал командир плутонга подпоручик Козецкий. Шведы настигали отставших драгун и кололи их сзади в спину.

— Строй боевой порядок! — приказал Роман Ивлеву и с палашом в одной руке, с пистолетом в другой бросился наперерез Козецкому.— Застрелю, мать твою так! — Столько было бешенства и злости в лице Романа, что Козецкий и десяток бегущих за ним драгунов сразу остановились. Но построить их Роман не успел, так как из-за кустов хлынула густая толпа синих шведских мундиров. Отмахиваясь палашом от бегущего за ним шведского гренадера, путаясь шпорами, Роман сам теперь бежал к неровной линии драгун первого взвода.

— Да стреляй же, стреляй! — издали крикнул он Ивлеву и услышал звонкий, по-юношески срывающийся голос прапорщика, отдающего команду: «К заряду! На руку! Огонь!» Грянул залп, и, к счастью для Романа, он как раз в этот миг зацепился шпорой за кочку, упал в грязь и не угодил под пули своих драгун. Преследующий его швед в свой черед перелетел через Романа, упал и выронил мушкет. Роман вскочил первый и успел приставить палаш к горлу шведа. В этот момент раздалось дружное «ура!» со стороны прибрежного луга, по которому мчалась в конном строю вторая половина его эскадрона во главе с верным Кирилычем, перешедшим вместе с Романом к невцам вахмистром. Теперь шведы в свой черед побежали к реке, а конные драгуны их нагоняли и рубили. Роман же оказался в крепких объятиях Кирилыча.

Жив, чертушка! А я говорю нашим, что сикурс командиру потребен, а они (Кирилыч говорил о командирах третьего и четвертого взводов) знай твердят: не было, мол, приказа, не было приказа! Особенно младшенький, немец Пфлуг, старался. Ну, я в тот час сам вылетел впереди строя: сабли вон — и марш-марш на выручку! II смотри-ка, все за мной помчались.— Кирилыч удовлетворенно взирал на конных драгун, гонящих шведов к реке.

Ладно, ладно! Потом байки будешь мне сказывать! А сейчас возьми-ка сей трофей! — Роман показал на лежащего у его ног шведа.— Да распорядись послать за коноводами первых плутонгов. Чаю, с нашими аниками-воинами все одно через час-другой придется трубить ретираду!

Меж тем на отмели, куда были отброшены шведы, плотов уже не было. Их снесло сильное в этих местах течение. И тогда человек шестьдесят гренадеров-смоландцев — все, что осталось от роты,— стоя по колено в воде, сплотились плечо к плечу вдоль отмели и запели лютеранский хорал, приготовившись достойно, как и полагается королевским гренадерам, встретить неминуемую погибель. Первую конную атаку драгун они отбили штыками. А в тот момент, когда Роман выстраивал свой эскадрон для повторной атаки, перед его строем разорвалась бомба. Вторая разорвалась в кустах за линией драгун. А третью пристрелявшаяся с противоположного берега шведская батарея послала точно по адресу эскадрона. Раздались стоны раненых.

«Неужто Ивлев?» Роман обернулся к линии эскадрона и вдруг увидел, как его драгуны быстренько заворачивают коней. С Романом остались только Ивлев, верный Кирилыч да пристыженный Козецкий. Подобрав двух раненых, они не спеша двинулись через луг вслед за ускакавшим эскадроном. Шведские пушки не стреляли по отдельным всадникам — экономили, должно быть, заряды. Поле сражения осталось за гренадерами.

Поздравляю, ваше величество! У вас лучшие в мире солдаты! — льстиво заметил Зеленский шведскому королю, показывая на роту смоландцев, занимающих берег.

— Я с моими викингами смогу покорить Азию, если ваш гетман покажет мне ее рубежи! — Карл рассмеялся, легко вскочил на коня и помчался к переправе, -где шведские саперы спускали уже на воду понтонный мост.

                                                                                          Игры в Смолянах

Пани Елена-Ельжбета Сенявская, подобно леди Саре Черчилль Мальборо, жене герцога Мальборо, в жизни своей книг не читала, но могла, как и эта знаменитая англичанка, высокомерно заявить: «Книги?! Мои книги — мужчины и карты!» Притом с мужчинами у пани Сенявской была связана серьезная политика, а с картами — серьезные развлечения, и весьма редко прекрасная пани соединяла эти две ипостаси в одном лице. Исключением был, пожалуй, один Сонцев, но Сонцев был далеко: не то в Вене у императора, не то в Ватикане у римского папы. Пани Елена-Ельжбета отчаянно скучала в своем родовом замке Смоляны, поскольку во всем Бобруйском околотке не было ни подходящих картежных партнеров, ни мужчин, способных на большую политическую игру. В Смоляны, в эту белорусскую глушь, прекрасную пани занесло дипломатическое поручение ее мужа, коронного гетмана Сенявского, к самому царю Петру. Коронный гетман предлагал московитам начать тонкую дипломатическую интригу, задуманную, само собой, пани Еленой, посредством которой можно было втянуть австрийского императора в войну против шведов. Однако царя Петра в русской ставке на Днепре не оказалось (он ускакал зачем-то в Петербург), а вице-канцлер Головкин с порога отверг хитроумный план прекрасной пани, здраво заметив, что, пока цезарец по рукам и ногам связан войной с французами, ничего путного из этих затей не выйдет.

Но помимо непостоянства другой отличительной чертой жены коронного гетмана было фамильное упрямство, и Головкин Сенявскую не переубедил — Елена-Едьжбета твердо решила дождаться возвращения царя Петра и изложить ему свой дипломатический проект. Так случилось, что знатная пани задержалась в бобруйской глухомани, впервые за долгие годы, прошедшие со дня свадьбы, остановившись в своем родовом поместье Смоляны.

Старый деревянный дворец пришел к тому времени в совершенный упадок: крыша ветхая, рассохшиеся половицы оглушительно щелкали даже под маленькими ножками прелестной пани, в поварне густо дымила печь, так что самые деликатные блюда обязательно подгорали. Словом, жизнь в замке была нестерпимой мукой по своим неудобствам. К тому же Смоляны оказались в центре театра военных действий, и всякая светская жизнь в Бобруйском околотке совершенно прекратилась. Шляхте было не до гостей — каждый прятал свое добро в лесах от набегов лихих фуражиров, и панские усадьбы точно вымерли. К тому же первый шляхтич околотки, бобруйский староста пан Сапега, был известен как ярый сторонник Лещинского, а потому и не подумал нанести визит вежливости в Смоляны. За ним все соседи покинули пани Елену-Ельжбету. Русские же генералы и офицеры были заняты при частях, так что прекрасной пани, блиставшей еще недавно в самом Версале, приходилось довольстроваться обществом своего управляющего Яцека, рассказывающего старые еврейские анекдоты и занятого поставками овса как в русскую, так и в шведскую армию.

Но однажды длинный и нескончаемый бледный июньский вечер принес пани прекрасного и неожиданного гостя, принца Гессен-Дармштадтского. Пани Елена сразу даже не узнала своего старого венского знакомого в мундире русского генерала.

— Мой бог, — воскликнула пани,— где нам довелось свидеться! В лесной глухомани, в моей бедной хижине (бедная хижина пани Сенявской состояла из сорока комнат) ! И это после Рима, Флоренции, Милана!

Надо сказать, что пани Елена-Ельжбета незадолго до того совершила паломничество к римскому папе и, получив от него отпущение всех грехов, завернула на обратном пути в воинский лагерь принца Евгения Савойского, совершив весь итальянский поход.

— Что делать, пани Елена! Мы с вами люди судьбы, а судьба гоняет нас, как ветер осенние листья, по всей Европе! — с печалью ответствовал гость, унылое длинное лицо которого стало еще более длинным и унылым.

Пани Елене, само собой, не улыбнулось столь жалкое сравнение с осенней листвой, но, как истый дипломат в юбке, она и виду не подала, а только сжала зубки и подумала: «Ну хорошо же, я сведу сегодня с вами, ваше высочество, счеты за картами!» Ведь пани Елена прекрасно ведала (впрочем, как и вся Европа), что принца Гессен-Дармштадтского куда легче было победить за карточным столом, нежели на поле брани. Ежели в битвах принц вел себя как подобает мужчине, с редким расчетом и хладнокровием, то за карточным столом он давал простор своей широкой натуре и зарывался отчаянно, как легкомысленный юноша. Собственно, и сюда, в Смоляны, принц примчался по врожденному легкомыслию. Как только он узнал случайно от Меншикова, что Сенявская находится в соседнем замке, сей час бросил свою дивизию на бригадира и с одним адъютантом помчался вечерком в Смоляны, дабы провести за карточным столом всю ночь. Под звездами Италии он выдержал немало карточных баталий с прекрасной полячкой и знал, что пани Сенявская такой же игрок в душе, как и он сам, принц Гессен-Дармштадтский, давно проигравший в карты свое княжество.