— Да, спасибо… — сказал Аркадий Петрович.
— Спасибом не отделаетесь… — Сергей неожиданно сморщился от боли. — Впрочем, — отложим до лучших времен, — добавил он, когда приступ стих. — Значит так… В списке обратите внимание на некоего Брижинского, Тимофея Михайловича. С тех пор, как из института ушел Виктор Киселев, он руководил его лабораторией. Той самой!.. А начать советую с Пушкарева Бориса Семеновича, бывшего директора института. Ему сейчас в районе ста лет, но до сих пор в научных журналах появляются его статьи…
— А что обо всем этом думает твой приятель с Лубянки? — спросил Завеса.
— Советовал не влезать. Он в это дело не особо жаждал внедряться, но я, в свое время, тоже оказывал ему некоторые услуги… Да и в дальнейшем могу пригодиться…
— В твоем списке имеется некая Розалия Николаевна Крейн, — задумчиво сказал Аркадий Петрович. — Доктор наук. Она тоже помечена восклицательным знаком…
— Она была научным оппонентом Киселева. Тоже руководила лабораторией в институте Пушкарева…
— А кто такой Лемихов? — не удержался от вопроса Андрей.
— Не могу же я всех помнить! — Сергей виновато улыбнулся. — Кажется — хирург, тоже заместитель Пушкарева по какой-то там части…
В это время в палату вошел лечащий врач Сергея, и выставил посетителей из палаты…
— Значит так, Андрюша, — сказал Аркадий Петрович, когда они уселись в мерс. — Держите-ка документики, дающие вам право на опрос населения…
— Я боюсь за Серегу, — сказал Андрей. — Они не оставят его в покое.
— У вас совсем плохо с наблюдательностью, — довольным тоном сказал Завеса. — Там двое наших дежурят…
— На санитара я, признаться, внимание обратил… — восхитился Андрей. — А кто второй?
— Много знать будете… Охрана надежная. И, к тому же, не из нашей фирмы, которая давно насквозь просвечена…
— По-моему, — за нами хвост, — переключая скорость, сказал Саша.
— Не обращай внимания, это — с Лубянки. — Завеса усмехнулся. — Теперь у нас с ними союз…
— А нельзя было этот союз чуть раньше заключить? До того как они на Серегу наехали?
— Тут все очень непросто. Слишком сложные структуры в нашем деле задействованы, потому и неразбериха такая. В органах ведь тоже группировки имеются. Мы же, в России, по настоящему консолидируемся только когда серьёзная внешняя угроза появляется…
— Неужели уже и внешняя появилась? — спросил Саша.
— Думаете, в Красном Море Ингой никто из Дальнего Зарубежья не заинтересуется?
— Не понимаю, — сказал Саша, разворачивая машину на улицу Горького, которая в этом мире так и не стала вновь Тверской. — Ну, умеет девчонка плавать под водой чуть дольше других. Ну, еще вроде бы какими-то способностями обладает. Да мало ли таких?!
— Значит, есть что-то еще, наверное, а? — Завеса вновь хитро посмотрел на Андрея…
2. Долгожитель Пушкарев
Первым решили посетить бывшего директора засекреченного института Бориса Семеновича Пушкарева. Почетный член множества зарубежных академий проживал в «сталинском» доме. Поэтому потолки в квартире были высокими, а окна — узкими, что делало интерьер жилища академика достаточно необычным.
— Годы, знаете ли, дают о себе знать, — слегка охрипшим голосом жаловался Борис Семенович, позируя перед фотокамерой. — И это, несмотря на примерный образ жизни, тренировки и закаливание…
Выглядел академик, значительно моложе своих лет, но даже относительно малое количество морщин и отсутствие мешков под глазами, не могли омолодить его глаз, с мудрой тоской взирающих на окружающий мир. В целом же худощавое лицо академика оставалось еще достаточно энергичным.
Пока моложавая супруга Бориса Семеновича накрывала на стол, новоявленные журналисты попытались взять быка за рога.
— В основном нас интересуют последние годы вашей работы в институте, — мягко сказал Аркадий Петрович. — Нам, конечно, интересен период вашего знакомства с Вавиловым, Лысенко и Мичуриным, но у нас уже есть подборка материалов об этом времени.
— Без пролога вам не понять того, что было позднее! — возразил Борис Семенович. — Уверен, ваши познания в генетике поверхностны. Даже после разоблачения Лысенко и официального признания генетики трудностей было немало. Тем более что Дубинин, ставший в те годы, знаете ли, знаменем советской генетики, тоже был человек непростой…
— А в каком году вы возглавили институт? — поинтересовался Андрей, чтобы перевести воспоминания академика ближе к делу.
— В шестьдесят девятом. Накануне столетия Ленина. Нам тогда дали жесткие установки: в каждой сфере знаний выдать, так сказать, «на гора», крупное открытие, или хотя бы изобретение. Для подтверждения приоритета советской науки. Ведь и на Луну тогда с огромным риском нашу тройку запузырили!
— А вы помните Виктора Киселева? — спросил Завеса.
— Как же не помнить! — оживился академик. — Виктор, конечно, был юношей экстравагантным, но он подавал большие надежды. Вместе с тем, хоть я никогда не отличался особенной религиозностью, что-то меня останавливало от вторжения в эту сферу. А Киселев был слишком нетерпелив. И этот его странный уход… Он, знаете ли, вплотную подошел к эпохальному открытию, и вдруг — такой выверт… Я понимаю: личная трагедия и все такое. Но мне, к примеру, именно работа помогала переносить всякие житейские невзгоды…
— Брижинский, наверное, покладистей был? — ввернул вопрос Аркадий Петрович.
— Несомненно… — Пушкарев внимательно посмотрел на Завесу. — Однако до Киселева ему было, ох, как далеко! Не было в нем, знаете ли, искры божьей. Он больше, простите, задом брал. Или хитростью. Ни для кого не секрет, что он подсиживал Киселева. Тема-то была перспективная…
— А что это за тема такая? — как можно равнодушнее спросил Завеса.
— Тема была закрытая, — насторожился Пушкарёв. — Я же давал подписку…
— Так ведь столько лет прошло! — удивился Андрей.
В это мгновение очень некстати зазвонил будильник.
— Извините, у меня режим, — обрадовался Борис Семенович и бодро вскочил со стула. — Впрочем, вы можете составить мне компанию. У нас тут, рядышком, совершенно замечательные пруды. Рекомендую. Закаливание, друзья мои, есть панацея от всех заболеваний!..
— Но ведь вы же простужены! — изумился Андрей.
— Клин — клином! Очень рекомендую. Берегите здоровье смолоду, знаете ли…
Пруды находились в получасе ходьбы от дома.
Борис Семенович разделся еще в лесочке и вдоль прудов шел в одних плавках и босоножках.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});