Глава V. КОЛЛАБОРАЦИОНИЗМ В СФЕРЕ ИДЕОЛОГИИ
§ 1. Политический коллаборационизм
Большое значение как германское командование, так и сами коллаборационисты придавали идейной части своей деятельности. Ее основная задача заключалась в обработке вербуемых на службу к оккупантам бывших красноармейцев и местного населения. Пропаганда проводилась на всем протяжении войны обеими сторонами параллельно с военными действиями. Проводились также иные акции политического характера: инспирирование и создание политических партий и организаций, а также различных «комитетов», призванных играть роль альтернативных правительств.
Гитлеровское руководство стремилось тщательно скрывать свои планы в отношении СССР. Командующим германскими соединениями предписывалось подчеркивать, что Германия воюет не против населения Советского Союза, а против «еврейско-большевистского советского правительства со всеми подчиненными ему сотрудниками и коммунистической партией», а германские войска имеют целью лишь избавление советского народа от сталинской тирании[802]. В оглядкой на международную общественность, стремясь снискать ее симпатии, немецкая пропаганда провозгласила войну с СССР «крестовым походом Европы против большевизма», «всеевропейской освободительной войной»[803].
Несмотря на то что предложения использовать все противоречия политического характера, сложившиеся к тому времени в СССР, поступали с первых же дней войны от российской эмиграции, советских военнопленных, командующих германскими соединениями[804], они не встречали никакой поддержки со стороны руководства Третьего рейха[805]. Так, военнопленный генерал-лейтенант М.Ф. Лукин 12 декабря 1941 г. предложил для вовлечения в антикоммунистическое движение советских военнопленных и населения оккупированных территорий СССР дать им четкое обоснование целей их борьбы путем создания альтернативного русского правительства. Поясняя свою мысль, Лукин говорил: «Русские стоят на стороне так называемого врага, так что переход к ним (немцам. — И.Е.) — это не измена Родине, а только отход от системы»[806].
Однако нацистское руководство, будучи уверенным в скорой победе, считало излишним завоевывать симпатии населения СССР. Поэтому в первые месяцы войны немецкая пропаганда если и обращалась к населению Советского Союза и красноармейцам, то лишь в той мере, в какой это могло способствовать быстрому и беспрепятственному продвижению германских армий на восток. Возможность долговременного сотрудничества с населением СССР в течение лета-осени 1941 г. не отрабатывалась.
Тем не менее в СССР к началу войны сложился ряд противоречий экономического, политического характера, проявившихся в полной мере в период нападения Германии и продвижения вермахта в глубь советской территории, то есть когда само существование советской власти оказалось под угрозой. Участник власов-ского движения эмигрант А.С. Казанцев утверждал, что народ «не верил и не верит ни одному слову советской пропаганды, не без основания считая, что она не способна сказать ни одного слова правды», и при этом «с надеждо&хмотрел на Запад и, изверившись в собственных силах, только оттуда ждал освобождения»[807]. Подобным образом рассуждала и часть русской эмиграции. Еще накануне нападения Германии на СССР она разделилась на два лагеря — «оборонцев» и «пораженцев». Последние считали, что СССР — не Россия, а Красную Армию нельзя отождествлять с Российской армией. Поэтому «пораженцы» приветствовали германскую агрессию, видя в ней возможность освобождения России от большевизма. Позицию «пораженцев» еще до нападения Германии на СССР довольно конкретно выразил монархист В.В. Шульгин: «Пусть только будет война! Пусть только дадут русскому народу в руки оружие! Он обернет его против ненавистной ему советской власти! И он свергнет ее!»[808]
Этим эмиграция показывала лишь частичную осведомленность о действительных настроениях населения СССР, меньшинству из которого были в действительности присущи подобные взгляды. Вероятно, эмиграция отстала в своих суждениях, представляя русского человека таким, каким он был в период революции и Гражданской войны. И если даже тогда немалая часть населения поддержали большевиков, то можно себе представить, как изменились в этом отношении взгляды народа, успевшего почти четверть века прожить при советской власти, испытывая при этом колоссальное давление коммунистической пропаганды. Очевидно, именно на представлениях, сходных эмигрантским, немцы строили направленность своей пропаганды.
Так, по их мнению, население Советского Союза было движимо лишь низменными, присущими крайне отсталым народам желаниями, сводящимися большей частью к еде, курению и алкоголю. Разработанные на основе подобных представлений пропагандистские листовки, естественно, вызывали в среде жителей Советского Союза, в лучшем случае, недоумение. А.С. Казанцев вспоминает, как некоторые ленинградцы, встретив 22 июня как освобождение, жадно подбирали немецкие листовки, но тут же разочаровывалась их содержанием: «Ловили из открытых окон, лазили даже по крышам — вот она, весточка долгожданная из потустороннего мира, из культурной, гуманной Европы... Достали, читаем и сначала глазам не верим. Сверху крупно написано: “Переходите к нам”, и изображен красноармеец с поднятыми руками. Дальше опять картинка — и опять красноармеец, на этот раз с кружкой, вероятно, пива и надпись: “Есть, что выпить”. И, наконец, еще картинка — опять красноармеец, неуклюже держащий в растопыренных пальцах сигарету. Надпись еще выразительнее — “Курить разрешается”». Описывая реакцию населения на такие листовки, Казанцев отмечал, что это вызывало лишь смех, люди даже считали, что сбросившие листовки самолеты «были советские, с накрашенными немецкими крестами на крыльях. Дескать, вот, полюбуйтесь на ваших освободителей, чем соблазняют они вас — кружкой пива и папиросой... Дня через два прилетели снова. Разбросали те же листовки, но уже вперемежку с бомбами. Поверите, нам стало страшно... Неужели двадцать лет веры были самообманом?..»[809].
Офицер РОА Н.А. Троицкий в беседе с автором диссертации рассказывал, что немецкие листовки антисемитской направленности, с надписями типа «Бей жида политрука — морда просит кирпича» в среде красноармейцев вызывали лишь омерзение. Другой участник власовского движения о листовках 1941 г. позже писал, что «немецкие листовки были настолько безграмотными и дикими по содержанию, что их приходилось считать просто плодом какого-то недоразумения»[810]. Ни одна из листовок первых месяцев войны не обходит вопроса о еде, выпивке и табаке, по смыслу ставя это в центре пропаганды, на что, по мнению составителей листовок, обязательно должны отреагировать красноармейцы. Одна из них, изображающая перебежчика с котелком в руках, гласит: «Я Боровик Станислав Иосифович из 846 стрелкового полка 267 с.д. перешедший добровольно к немцам они меня очень хорошо встретили как гостя дали мне водки и хорошо покушать, и обращаются к перебещикам очень хорошо» (грамматика и пунктуация сохранены)[811]. В другом обращении к солдатам дисциплинарных рот говорится, что перешедших на сторону германской армии солдат «примут там хорошо, вы получите пищу, питье и табак»[812].
По многочисленным свидетельствам участников событий, имеющимся в распоряжении автора, такая пропаганда в большинстве случаев приносила немцам больше вреда, чем пользы.
Пропагандистские мероприятия, проводившиеся на протяжении 1941 г. — осени 1942 г., при всем их примитивизме ставили перед собой лишь цель добиться максимального количества перебежчиков из Красной Армии, снизив тем самым ее сопротивление. Призывов к какому-либо активному сотрудничеству с немцами, тем более к военному, немецкая пропаганда в этот период не содержала.
В то же время наиболее здравомыслящая часть германских военных понимали, что, несмотря на победы германской армии в 1941 г., война с СССР не стала шестинедельным «блицкригом», а приняла затяжной характер. В этой связи виделась необходимость настраиваться на долговременное сотрудничество с населением СССР как в военном, так и в гражданском плане. Для этой цели было нужно дать населению оккупированных территорий СССР и красноармейцам, вербуемым в военные коллаборационистские формирования, обоснование целей их борьбы, так как призыв умереть за Гитлера и «Великую Германию» вряд ли мог найти у населения Советского Союза отклик. В то же время вульгарная нацистская пропаганда не давала населению СССР ответа на тревожившие его вопросы относительно послевоенного будущего Советского Союза. И, несмотря на то что сталинский режим среди значительной части населения не был популярен, германский национал-социализм, к тому времени уже порядком показавший свое лицо, вряд ли мог видеться населению Советского Союза достойной альтернативой.