Читать интересную книгу Закон меча - Валерий Большаков

И полило. Пруссы и русы побежали к далеким выпуклостям Каменных Грудей. Добежали, проскочили сырой расселиной между ними – по гранитным стенам потеками шла вода – и двинулись берегом Черного озера, из-за бесчисленных капель дождя приобретшего белесый оттенок.

– Сюда! – крикнул Васса, отплевываясь от струек, затекавших в рот.

Олег свернул в лесок и выбежал на луг, посреди которого возвышался храм бога Потримпоса – могучее сооружение из еловых бревен, поднятое на восьми толстенных сваях. Нет, это не сваи, понял Олег, подойдя поближе. Это пни, выпиравшим корням которых придали форму куриных ног.

– Восьминогая курица… – пробормотал Пончик. – Изнакурнож… Угу…

К дверям храма вела лестница, Сухов хотел было взбежать по ней, но вовремя опомнился и уступил место Тормейсо.

– Твоя очередь!

Прусс благодарно улыбнулся и поднялся ко входу с обнаженным мечом. У дверей он оглянулся, словно испрашивая у Олега разрешения, и рус кивнул ободряюще – действуй, мол, ты в своем праве!

Тормейсо скрылся в храме, и мгновение спустя под дождь выскочил жрец Потримпоса – дряхлый старик в желтом кафтане, перепоясанный белым поясом. Криве верещал, потрясая посохом, пока не поскользнулся и не съехал на худой заднице по ступеням вниз. Пруссы вежливо захихикали. Потом дверь распахнулась резко, открытая головой вейделота в желтой повязке. Вайделот кубарем покатился с лестницы, а порог храма переступил Тормейсо. На руках он держал русую девушку, закутанную в желтые жертвенные покровы, рыдавшую от счастья. Прусс, сияя, спустился по ступеням, небрежно переступив худые ноги икавшего жреца, и понес свой драгоценный груз, уже никого не замечая.

– Спасибо тебе, – сказал Тормейсо, повернувшись к Олегу. – Ты умилостивил богов!

Сухов заметил заплаканный синий глаз, глядевший на него из-под русой челки.

– Боги не делают подарков, – серьезно сказал Олег. – Они помогают только тем, кто всего добивается сам. Побежали!

Ночью дождь перестал, и небо очистилось. А в маленьком прусском селении все не ложились спать – праздновали возвращение Тормейсо и спасение Гвиллы. Заснул Сухов лишь под утро, а тут и петух прокричал, будильник местный. Олег, покряхтывая от удовольствия, оделся во все сухое и чистое, выстиранное и высушенное, выбрался во двор и умылся из бочки. Вспомнилась кадушка в Алаборге, их первая с Пончиком ночь в чужом времени, в чужом мире. Как давно это было…

Олег отерся холстиной и осмотрелся. Землю кутал туман, и глиняные стены домов поднимались из него, как островки на молочной реке. Серо-зеленые камышовые крыши блестели росою, с них капало.

– Олег?

Скрипнув дверью, вышел Тормейсо. Он был серьезен.

– Думал уже, куда подашься? – спросил его Олег.

Тормейсо кивнул.

– В Гардарики! – объявил он свое решение. – Иной путь у меня нет, криве-кривейте не прощать мне смерти свой слуги и поругания храма… У великий из великих, судья судей, длинные руки…

– Правильно, – кивнул Олег. – Только будь осторожен – в Гардах война.

Тормейсо нахмурился и тут же сказал упрямо:

– Все равно!

– Олег! – позвал товарища Пончик. – Ты где?

– Где-то здесь! – отозвался Сухов. – Ты собрался?

– Ага!

– Явкут и Кирбайдо проводить вас, – сказал Тормейсо. – Они знать место…

– И ты не мешкай, – посоветовал Олег. – Хватай Гвиллу и беги! Дадут боги, еще свидимся в Гардах!

До Вислы доскакали быстро, поменяв лошадей у знакомых Явкута. Река разливалась широко, куда там Олкоге. Низменные берега были безлесны, одна трава кругом, да кусты.

Олег вывел коня на берег Эстмере, Свежего залива, как называли вислинское устье, и остановился. О, боги! Он добрался до Виндланда! Вон он, берег земель вендских, за рекою тянется!

– Последний рывок, да? – пробормотал Пончик.

– Последний… – выдохнул Олег.

– Ой, смотри! Там корабль!

Олег пригляделся. Невдалеке, где море встречалось с рекою, стояла рыбацкая деревушка, а у пристани покачивалась лодья.

– Поскакали! – крикнул Явкут и пришпорил коня.

Кирбайдо, Олег и Пончик бросились следом за ним.

Вблизи оказалось, что о причал трется не лодья, а купеческий кнорр – более развалистый, чем снекка или скедия, и попузатее боевых лодий. Веслами на кнорре гребли только с носа и кормы, средняя часть была отдана грузу.

Олег спрыгнул с коня и подошел к качавшемуся борту. На него оглянулись рабы, прикованные к веслам. Одетые в Драное и грязное, гребцы сидели на скамьях, сутуля спины, и чесали мозоли на лодыжках, натертые кандалами. Ни викинги, ни варяги не позволяли трэлям грести на своих лодьях, но купцы – иное дело.

– Где хозяин? – резко спросил Олег.

С тюков поднялся меланхоличный малый, жующий кусок сала. Утерев жирные губы, он спокойно ответил:

– Ну я.

– По-русски понимаешь?

– Не разучился еще… – пожал плечами купец.

– Нам нужно в Старигард! Мне и ему! – Олег показал на Пончика. – Мы заплатим золотом!

– Да я и так иду туда, залезайте, всегда рад пассажирам! Люди называют меня Удо, сыном Онева, меня все знают.

Олег передал поводья коня Явкуту и перебрался через борт. Следом перелез Пончик.

– Доброго пути! – крикнул Кирбайдо, вскидывая руку.

– И вам! – ответил Олег.

– А скоро отплываем? – поинтересовался Пончев.

– Вона, – показал купец шматом сала на грязную харчевню, из дверей которой выходило с десяток изрядно набравшихся мужиков. Следом вышли еще трое. – Как погрузятся, так и тронемся…

Пьяный экипаж, осилив сходни, тут же пристроился отсыпаться. Худой парень в обносках, поглядывая на пьяных с неприязнью, быстренько отвязал причальные канаты и запрыгнул обратно на палубу. Ветер дул с моря, поэтому Удо, сын Онева надавал пинков рабам, побуждая тех к действию. Гребцы, вжимая головы в плечи, ухватились за рукоятки весел.

Покачиваясь на мелкой волне, кнорр выполз в Эстмере, и на скрип уключин наложились пронзительные крики чаек. «Последний рывок…» – вспомнил Олег и широко, от души улыбнулся.

Глава 16

1

Едва слышно плескала Вытегра, качая развалистую багилу с высоко поднятой кормой. Река смутно проглядывала в серых предрассветных потемках, застланная туманом, а лес по обоим берегам стоял недвижим. Тишина была такая, что упади лист на воду – и эхо загуляет, замечется шуршащими отголосками.

Матрос-халасси, шлепая по палубе босыми ногами, прошел на квадратную корму, где спал Абу-Зайд Халид ас-Самарканди, и осторожно потряс его за плечо.

– Молитва лучше сна! – сказал он, не решаясь говорить в полный голос. – Молитва лучше сна! Нахуза, э-эй…

Халид со стоном пробудился и развернул свое одеяло, с укором глядя на мучителя.

– Встаю, Саид, встаю, – вздохнул он. – Вели бхандари,[64] чтобы готовил кахву[65] и хлеб!

– Все исполню, нахуза! – поклонился Саид и ушел будить бхандари.

Сонная команда сбредалась, шаркая остроносыми кавушами,[66] стелила на палубу молитвенные коврики и опускалась на колени – наступал священный час вознесения утренней молитвы. На соседнем заве с громким названием «Ханаш аль-бахр»[67] пробудились ото сна чуть раньше, и в тихое небо над Вытегрой взошло моление:

– Ла илаха илля ллаху уа Мухаммадун расулу-л-лахи!..

Халид омыл лицо чистой холодной водой северной реки и согнулся в глубоком поклоне.

– Ла илаха илля ллаху уа Мухаммадун расулу-л-лахи! Аллаху акбар!

Низкие поклоны без помощи рук служили неплохой утренней зарядкой и согревали тело, пока мистический жар накалял дух. Бхандари Юсуф тоже умудрялся сотворить молитву, не выпуская из рук бронзовую ступку, в которой толок зерна «мокко». Тонкий аромат кахвы подавлялся сильным запахом пекущихся лепешек, и Халид, жадно втягивая носом волнующие духмяности, понял, что изрядно проголодался. Тандиль[68] первым свернул свой коврик и повел матросов за собой. Для халасси всегда есть дело – откачивать воду из трюмов, плести канаты, латать паруса.

Просветленный, Халид прошел на корму и устроился на ширазском ковре, сложенном вчетверо. Бхандари три раза вскипятил кахву, добавил в напиток несколько зерен кардамона. Налил в чашечку нахузы. Халид отпил, зажмурил глаза, сделал глоток и только теперь проснулся.

– Налей еще, Юсуф, – попросил он толстого бхандари.

Юсуф с готовностью налил. Съев половину лепешки и запив ее кахвой, Халид ожил. Начинался новый день.

– Холодно у них тут по утрам! – поежился сарханг[69] Хасан.

– Разве это холод? – усмехнулся Халид. – Однажды мне пришлось тут зазимовать, вот тогда я узнал, что есть холод! Вода в реках замерзла и стала твердой и прозрачной, как стекло, все вокруг покрыл снег…

– Снег? – недопонял Хасан.

– Снег – это замерзший дождь. Каждая дождинка, когда мороз, превращается в снежинку, в маленькую такую льдинку, похожую на шестиугольную звездочку, которой хватит места на острие ножа. И этих снежинок наваливает по колено, они лежат, как песчинки в барханах, а когда поднимается сильный ветер, их кружит и метет, как в пыльную бурю. Снег мягче песка, русские дети лепят из него шарики и кидают друг в друга. Или ваяют больших идолов, зовомых снеговиками… Я гостил тогда у Ас-Хальди, тутошнего амира.[70] О, Аллах, как же я мерз тогда! Мое лицо твердело на холоде, изо рта шел пар и оседал на бороде инеем… Иней, он похож на плесень, но тоже из замерзшей воды…