Лексиканий посмотрел на разбитую статую и увидел, что Мефистон глядит прямо на него.
«Я намеревался спасти этих несчастных людей, но теперь вижу, что они были прокляты до того, как я начал действовать. Я знал, что враг здесь, в городе, но мой взгляд был затуманен. Я не осознавал, что угроза — сам Дравус, обрекший свой народ еще до нашего прибытия. Хотя бы их мучения будут недолгими. Это обеспечат знания, полученные мной от отче Орсуфа».
Теперь Дравус уже не улыбался, но расхаживал взад-вперед, глядя на смятение внизу, а затем с ненавистью поглядел на Мефистона.
Кардинал направил копье на далекие ворота и выплюнул полное гнева заклинание, однако ничего не произошло.
— Как?! — завопил он, бросаясь на Мефистона с копьем. — Как ты это сделал? Ворота не закрывались уже веками! У них нет затворов!
Мефистон легко парировал удар; споткнувшись, Дравус пронесся мимо и едва не упал с громадной статуи. Предатель резко обернулся, лицо его скривилось в гримасе детского недовольства.
— О, затворы есть, — ответил Мефистон, уклонившись от нового удара копьем. — Удивительно, что можно узнать, если читать не только молитвенники. Впрочем, существование замков было далеко не самой интересной деталью, которую я узнал об этом здании…
Схватка внизу становилась все более жестокой, культисты в центре амфитеатра напирали на ворота, не замечая, что это приводит только к смертоубийству. Дравус взвыл от ярости и вновь попытался ткнуть Мефистона копьем. В гневе он лишился всякого подобия ловкости и ударил так неистово, что Властелину Смерти не составило труда отступить в сторону и подставить подножку. Архикардинал оступился на краю, а затем рухнул с вершины огромного щита и камнем полетел к террасам. Его тело лопнуло при столкновении с каменными плитами в сотнях метров внизу, словно бурдюк вина.
Мефистон даже не счел нужным взглянуть на труп. Вместо этого он разглядывал предмет, сорванный с шеи Дравуса перед самым падением — железный болт. Стоявшие рядом культисты выли от гнева, но слова Властелина Смерти звучали спокойно:
— История может научить нас многому, если мы просто дадим ей возможность высказаться. — Голос его заглушал вой бушующей орды. — Этот храм был построен в честь давно забытого пантеона. Ко многим верованиям этого мира мы бы ныне отнеслись с презрением, но нельзя отрицать изобретательности древних.
Он кивнул далекому технодесантнику, сидевшему на верхних этажах амфитеатра. Брат Гай потянул рычаг рядом с отводящей трубой. Механизм так проржавел, что даже тяжелая серворука технодесантника с трудом смогла опустить его.
Мгновение не происходило ничего. А затем из трубы засочился ручеек черной жидкости. Спустя несколько мгновений он превратился в поток густой нефти, хлещущей на собравшиеся внизу толпы.
— Это не амфитеатр, а маяк, — заявил Мефистон, пока черный потоп сбивал сотни тварей с ног. Он посмотрел на круг безликих статуй. — Подношение древним богам этого мира.
Из трубы лилось столько нефти, что она уже заполняла подножие амфитеатра.
— Пусть их имена и забыты, — сказал Мефистон, направив плазменный пистолет на быстро растущее черное озеро, — но, возможно, они найдут применение душам этих жалких созданий.
И он выстрелил. Во второй раз амфитеатр окутало пламя. Но теперь это было не колдовское сияние, искажавшее людей. То был настоящий огонь, ослепительный и белый, поглощавший тысячи бегущих к воротам мутантов. Жар, затопивший похожий на чашу амфитеатр, был столь силен, что даже Луцию пришлось заслонить лицо.
В вокс-сети раздался голос Мефистона, обращавшегося ко всем Кровавым Ангелам как внутри, так и снаружи здания.
— У нас есть местоположение цели, — сообщил Властелин Смерти. — Встретимся у ворот города. — Он призвал крылья и взмыл в клубах дыма, что поднимались над пламенем. — Через час мы отправляемся в Вольгатис.
![]()
Глава 15
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390}) Вольгатис, Дивинус Прим
Даже после долгих лет раздоров и жестокости война не осквернила Вольгатис. Лишь самые отчаявшиеся и безрассудные люди рискнули бы бросить вызов гневу его защитников. Проезжая последний поворот на опасной горной дороге, Ливия натянула поводья лошади, дав Дхармии возможность оценить величие священной крепости. Обитель словно пронзала небо, поднимаясь над горным шпилем, и нависала над обрывом, уходящим на тысячи метров вниз, таким глубоким, что подножие отвесных скал скрывали плывущие далеко внизу облака. Замок напоминал сверкающий белый коготь; его вершина терялась в вышине, а основание уходило глубоко в склоны гор. Опоясывавшие его бесчисленные огни сверкали во мраке, будто скобы, сделанные из золота. Вольгатис был подобен ледяному клинку, вонзенному в гору богом.
Дхармия оглянулась на освещаемую лунным светом тропу, на движущихся следом всадников. Люди, изнуренные яростной скачкой, шатались, едва не падая с лошадей, их одежды были покрыты слоем изморози.
— А они что, нас просто впустят? — спросила Дхармия, растирая замерзшие руки. Она посмотрела на огоньки, покрывавшие огромную башню. — Серафимы что, любят незваных гостей?
— Они — Дети Обета, как и мы, — ответила Ливия. — И еще, — прибавила она, кивком показав вниз, — лишние стволы им сейчас не помешают.
На ее лице была привычная сардоническая усмешка, но девочка чувствовала, что в этот раз Ливия вовсе не так уверена в своих словах.
Дхармия посмотрела туда, куда ей показали, и увидела длинные, извивающиеся подобно змеям колонны света на равнинах. Армия Питера Зорамбуса находилась меньше чем в дне пути от них, и за время марша к Вольгатису она лишь росла. Чудесное зрелище крыльев Хесбона обращало в веру Принца новые поселения. Девочка подумала, что, должно быть, отступников теперь уже несколько тысяч.
Ливия пришпорила коня, и они поскакали по льду к воротам крепости, вздымавшимся на десятки метров. Последний проход к вратам накрывал огромный портик. Его широкие своды поддерживали не колонны, но четыре исполинские статуи, изображавшие людей, опустившихся на колени и склонивших головы, подпирая крышу.
— Серафимы узнают о наших утратах, — сказала Ливия, оказавшись в тенях под галереей, — и о том, как мы отринули Извечного Принца. Они не станут сомневаться в нашей верности. Они узнают, сколь многое мы пережили, дабы почтить Обет, и потому им даже не придет в голову, что мы намереваемся унести отсюда клинок.
Нависшие над странниками ворота были закрыты. Они поднимались к ночному небу, словно отрог, и заслоняли звезды.
— Мы пришли с верой и оружием, — закричала Ливия, выпрямившись в седле, когда подоспели остальные. — Мы — Дети Обета, и мы пришли сюда, дабы сохранить то, что должно быть сохранено.
Ее слова странным эхом разнеслись над расщелиной, но ответа не последовало. Ливия поджала губы и оглянулась на наступающую армию врага.
— Император счел нужным разделить с нами вашу тайну! — вновь закричала она, не сводя взгляда с врат. — Мы понимаем ваш священный долг и отдаем свои жизни, дабы помочь вам.
Высоко наверху вспыхнул свет. А затем раздался рев горящего прометия, и к ним полетели фигуры: крылатые воители в доспехах неслись мимо отвесных неприступных стен, держа Ливию и ее людей на прицеле болт-пистолетов.
Когда же они приземлились, Ливия поняла, что крылья были лишь украшенными защитными колпаками прыжковых ранцев, сделанными из того же прочного керамита, что и полированные черно-белые латы. Угловатые края пластин брони были прикрыты развевающимися накидками: на алой ткани были вышиты строчки из священных писаний, литании и геральдические лилии — символ ордена. Все серафимы носили шлемы, скрывавшие лица, — все, кроме их предводительницы, высокой и крепко сложенной женщины, что шагнула к ним с гордо поднятой головой. Ее силовые доспехи были украшены богаче, чем у ее сестер: всюду виднелись печати чистоты, на цепях висели золоченые филактерии. В кобуре на поясе висел пистолет, а в руках женщина сжимала устрашающего вида моргенштерн. Тяжелые железные цепи были украшены теми же изящно начертанными строфами, что и накидка предводительницы.
