Это было непривычное чувство, как и ревность, которую он ощутил в саду. Непривычное и опасное. Эллиот вдруг осознал то, о чем старался не думать.
Он подошел к ней, и, пока любовался ее телом, Федра не шевелилась. Но когда Эллиот потянулся за полотенцем, она, словно испугавшись, с лихорадочной поспешностью попыталась схватить его.
На ее обнаженных плечах и протянутой руке сверкали капельки воды. Оба замерли, вцепившись в полотенце, как будто это был некий рубеж, разделявший их.
Инстинкт собственника снова заявил о себе. Она ведь не указала ему на дверь. Позволила не только войти, но и смотреть на нее. Она ничего не сделала, чтобы разрушить царивший в комнате чувственный настрой.
Федра сдалась, хотя и не осознала этого.
Эллиот отпустил полотенце. Федра схватила его и поспешно обернула вокруг себя, придерживая спереди. Затем перешагнула через бортик ванны и повернулась к нему.
От одного ее дерзкого взгляда можно было лишиться рассудка. Эллиот впервые понял мужчин, совершавших из-за женщин безумства.
Федра взглянула на его рубашку с закатанными рукавами, затем на брюки и босые ноги.
– У вас влажные волосы. Очевидно, вы тоже принимали ванну, – заметила она.
Федра повернулась к лохани, где еще пузырилась мыльная пена.
– Видимо, я слишком долго мылась.
Достаточно долго, чтобы стоять теперь перед ним, не имея ничего, кроме полотенца, которым можно прикрыть наготу.
Пропитавшись влагой, оно обрисовывало каждый изгиб ее тела.
Она шагнула к кровати, потянувшись к шнуру колокольчика.
– Надо позвать слуг, чтобы навели здесь порядок.
Эллиот перехватил ее руку, привлек к себе и прижался губами к ее плечу. От ее прохладной кожи исходил цветочный аромат.
Федра подавила вздох и попыталась сдержать чувственную дрожь, пронзившую ее тело.
– По-моему, я вас не приглашала.
– Увы.
– Думаю, нам не следует… – Она осеклась и тихо ахнула, когда он крепче обнял ее и принялся покрывать поцелуями ее шею.
– Вы пытаетесь меня соблазнить, – прошептала Федра.
– Ничего подобного. – Он еще крепче прижал ее к себе, лаская через влажное полотенце.
Она тихо рассмеялась:
– Это нечестно.
– Пожалуй. – Он принялся осторожно отгибать ее пальцы, придерживавшие полотенце на груди.
Но Федра лишь крепче вцепилась во влажную ткань. Несмотря на очевидное возбуждение, чувствовалось, что в ней нарастает протест. Эллиот скользнул руками под полотенце.
Федра задрожала, но не сдавалась.
– По-моему, я ясно сказала, что мы не можем быть друзьями.
– А я сказал еще в Неаполе, что не стремлюсь к этому. – Он снова попытался вытащить полотенце из ее пальцев. – Не упрямьтесь, мы оба хотим одного и того же, как бы вы это ни называли.
– Я называю это чертовски опасным искушением.
Эллиот снова поцеловал ее в шею. В его объятиях она казалась маленькой и хрупкой.
– Я хочу только провести с вами эту ночь.
– Я вам не верю. – Она не уточнила, в каком из этих двух утверждений сомневается. Возможно, в обоих.
Эллиот не стал спорить. Просто накрыл ее стиснутые пальцы своими, надеясь, что она прекратит сопротивление.
Если у Федры и были аргументы против подобного развития событий, они остались невысказанными. Постепенно ее тело стало податливым, пальцы разжались, и Эллиот понял, что она готова ответить на его страсть.
Полотенце соскользнуло вниз, и теперь ничто не препятствовало его ласкам. Ее гладкая кожа была прохладной, но источала внутренний жар, воспламенявший его кровь при каждом прикосновении. Эллиот накрыл ладонями округлости ее груди и принялся играть с упругими сосками, пока она не застонала. Склонив голову, Эллиот прижался губами к выемке у нее на шее, где лихорадочно билась жилка, свидетельствуя о силе ее желания.
Пожалуй, она слишком много думала о том, о чем думать не следует. Не стоит преувеличивать значение этой связи. В конце концов, она лишь получает и дарит наслаждение. Только и всего.
Это умозаключение было последней ясной мыслью, мелькнувшей в голове Федры. Эллиот быстро довел ее до состояния чувственной лихорадки, исключавшей всякую возможность разумно мыслить.
Пламя, которое он разжег в ее крови, уничтожило остатки здравого смысла, за который она пыталась цепляться. Как Федра ни напрягала свое затуманенное сознание, ей не удалось придумать ни одной разумной причины, которая заставила бы ее отказаться от этого мужчины.
За каждое наслаждение, которое Федра испытывала от близости с ним, стоило заплатить самую высокую цену, не думая об опасности.
Ей нравилось, что его руки делают с ней. Она упивалась медленными движениями его ладоней, скользивших по ее бедрам и животу, дразнящими прикосновениями его пальцев к ее груди. А тот факт, что она знала, что последует за этой прелюдией, делал наслаждение еще более изысканным.
Теперь, когда она сделала свой выбор, Федра чувствовали себя свободной. Бездумно, безрассудно, восхитительно свободной. После тщетных попыток противиться чувственному влечению капитуляция явилась для нее колоссальным облегчением, и она отдалась на волю чувств. У нее еще будет время подумать обо всем и взвесить все «за» и «против».
Почувствовав ее покорность, Эллиот повел себя не как соблазнитель, а как мужчина, который берет свое по праву. Федра не возражала. Ей было все равно.
Опустив веки, она наблюдала за его изящными руками, поглаживавшими ее соски. Федра выгнулась, подставив ему грудь и отчаянно желая большего. Все ее существо трепетало в предвкушении, не в силах контролировать эмоции, сводившие ее с ума.
Едва держась на ногах и прерывисто дыша, она попыталась повернуться в его объятиях, но Эллиот не позволил. Внезапно Федра почувствовала, что ее руки свободны, и отчаянно вцепилась в спинку кровати.
Оглянувшись, она увидела, что он раздевается.
– Не двигайся, – сказал он. – Ты очень красива в такой позе.
Федра закрыла глаза, сдерживая новую вспышку желания. Его примитивная сила пугала ее, сигнализируя об опасности.
Эллиот быстро избавился от одежды и шагнул к ней. Не успел он прикоснуться к ней, как Федру пронзила дрожь возбуждения. Его ладони легли ей на плечи, скользнули вниз по рукам, затем двинулись в обратном направлении.
– Не поворачивай головы. Оставайся в такой позе, что бы я мог видеть твое лицо.
Вопреки ее ожиданиям они не легли в постель, а остались там, где были. Руки Эллиота были везде, доводя ее до безумия. Лишь когда она начала стонать, инстинктивно выгибая спину и приподнимая бедра, он снова заключил ее в объятия.
Одной рукой он обнял ее, обхватив ладонью округлость груди. Другая рука скользнула вниз, в сокровенную расселину, пульсировавшую у нее между бедрами. Никогда в жизни Федра не испытывала ничего подобного. Наслаждение нарастало, становясь все более острым, нестерпимым. Когда наконец он вошел в нее, все ее существо жаждало завершения, но Эллиот продлил сладостную пытку, используя руки, чтобы возбудить ее еще сильнее.