штука так и называется – “тачка”? – спросил я, чтобы перестать думать о глупостях.
– Да. А что?
– Ничего, – сказал я.
Язык развивается очень странно, размышлял я. Хатами здесь называют все жилые дома и даже купе. В Эру Тельца слово “хата” широко использовалась где-то в Украине, Белоруссии и Польше. А еще зэки так называли тюремные камеры. Сейчас же, видимо, это слово широко распространилось и не вызывало ненужных ассоциаций с тюрягой или деревянной избой под соломенной кровлей. Со словом “тачка” произошла та же история. Жаргонный термин прочно вошел в “официальный” обиход.
На росский язык сильнейшее влияние оказал английский и популярные жаргонизмы. Вероятно, россы не слишком переживали за воображаемую чистоту языка, и поэтому случилось то, что случилось.
В сущности, чистых языков не существует в природе – так же, как и “чистых” национальностей. Любой язык на протяжении всей своей истории менялся и вбирал термины из другой языковой среды.
В Вечной Сиберии разговаривали так же, как и пару веков назад – речь тут больше не о чистоте, а незыблемости языка.
Мы летели над равниной, окаймленной с трех сторон холмами, которые утопали в зелени и огнях. С четвертой стороны равнину ограничивала широкая река. Не Танаис ли это, впадающий в Мутное море? И не по ней ли Отщепенцы сплавляются в Секцию Буфер, чтобы получать адреналин и шрамы в договорной войне?
Равнина освещалась гораздо скуднее холмов, но я сумел различить, что она изрядно пересечена скалами, сопками и каньонами. Отличная площадка для шутинга...
– А тачками управляет искусственный интеллект? – снова нарушил я молчание.
Кира и вовсе не могла говорить, полностью поглощенная видами внизу. Она буквально прилипла к окну.
– Умботы, – поправил Габриэль. – Это и есть искусственный интеллект. Но он не один, их много. Никакой разум – ни искусственный, ни естественный – не способен развиваться в отрыве от себе подобных. Разум рождается не в мозгу, а между мозгами. Непонимание этого элементарного факта мешало ученым Эры Тельца создать настоящего умбота... Да, ты прав, Олесь, в каждой тачке и хате есть свой умбот. И все они постоянно общаются, образуя сеть.
“Тачка” и “хата” все же резали слух. Интересно, а туалет у россов называется “параша”? Спросить страшно.
Наш летающий аппарат начал снижение, о чем я догадался по приближающимся огням и слегка завалившемуся горизонту.
– Вот моя усадьба, – сказал Габриэль.
Среди деревьев, к которым мы приближались, торчали белые шестиугольные бочонки. Они увеличивались, и стало ясно, что это здания.
– Живу без изысков, – скромно произнес росс, – по-простому.
Между зданиями обнаружилась площадка. Конечно же, шестиугольная. Тачка приземлилась без единого толчка. От полета у меня остался привкус фальши – именно из-за полного отсутствия ощущений. Такое чувство, будто мы сели в машину, а она никуда и не перемещалась, просто на экранах изнутри нам показали объемный фильм.
Но из протаявших дверей мы выбрались именно на площадку, а не на полосу вдоль гравитационной дороги, откуда начался наш полет.
Я снова проявил сообразительность, оглядев двух- и трехэтажные шестиугольные здания:
– Это модульный дом?
На сей раз Габриэль удивился:
– Ну да! Его можно перестраивать, как угодно. Шестиугольники – одна из самых совершенных форм в природе. Недаром у пчел шестиугольные соты, и у снежинок шесть лучей. Скучно жить в доме, форма которого не меняется.
Скука – основная проблема россов, подумал я. Уровень жизни такой высокий, что им ничего не остается, как беситься с жиру. Устраивать договорные войны, ездить к карго-аборигенам, газовать на байках, охотиться на Лего...
Над площадкой и вокруг зданий левитировали фонари. Когда мы вышли из тачки, они засияли ярче.
На краю площадки стояли два симбота белого цвета.
– Ну что ж, – улыбнулся Габриэль, – добро пожаловать ко мне домой! Мы, россы, ведем преимущественно ночной образ жизни, потому что днем банально жарко... И с этой жарой иногда не справляются уличные кондиционеры... Надеюсь, вы не устали? Я хотел бы с вами поговорить.
Мы промолчали. Нет, мы не устали. А поговорить я хотел тоже – причем очень сильно.
***
Мы расположились в садике за овальным столом у самой стены одного из зданий среди цветов и декоративных кустов. Кира и я положили свои неуместно выглядящие баулы прямо на газон и сели на упругие эргономичные кресла.
Наверное, не только баулы, но и мы сами выглядели здесь неуместно, как масаи с копьями и в набедренных повязках в торгово-развлекательном центре.
Я, правда, не взял с собой “копья”, то есть любимый автомат и не менее любимую шпагу, но своим диким видом мало чем отличался по сути от масая.
Габриэль же скинул накидку и швырнул, не глядя, прямо на газон. Симботы приберут, зачем париться в поисках вешалки?
Когда мы уселись, стена дома рядом стала прозрачной, и я увидел внутри минималистично устроенное помещение со столом, диваном, стульями. Больше не было ничего. Вероятно, дополненная реальность превращала этот скудный интерьер в нечто более привлекательное, а изменчивые стены с молекулярными технологиями предоставляли все необходимые удобства.
И стены, по всей видимости, меняли прозрачность в зависимости от желания Габриэля.
Росс, возможно, уже отдал умботу дома не одну команду, пользуясь невидимым для нас с Кирой интерфейсом.
Мое предположение подтвердилось, когда один белый симбот принес поднос с тремя высокими бокалами, наполненными прохладительными напитками. Напитки оказались не сладкими, но имели чудесный свежий вкус, который трудно описать.
Попивая напиток, я поглядел на вальяжно развалившегося в кресле Габриэля и подумал, что одолеть его в собственном доме практически невозможно. Он постоянно на связи с умботом, а умбот управляет всей техникой, включая симботов.
В поезде, поди, тоже сидел умбот, управляющий движением и многочисленными сервисами, поэтому россы никого и ничего не боялись. Умбот, судя по всему, встроен даже в их хамелеоны-комбинезоны и прочие нейроинтерфейсы.
То есть у них у всех есть свой СКН, только намного круче моего.
Эй, а почему я думаю о том, чтобы напасть на Габриэля? На хрена мне это?
С чего я вообще взял, что россы – враги?
Потому что они высокомерные и противные?
Но не с лица воду пить.
Пора расслабиться. Это место – не постапокалиптические руины, а футуристическое будущее. Не заброшенный Князьград, а современный мир, где за счет летающих тачек люди обрели возможность не жить плотно, а расселяться привольно, в усадьбах вроде этой.
Мне бы стоило задуматься о том, чтобы здесь остаться насовсем.
А Витьку я спасу во