Мне вспомнился наш поцелуй — мой первый поцелуй. Дыхание сразу участилось, словно я тренировалась, разучивая новый прием. В сложившихся обстоятельствах я должна была бы думать о поцелуе в самую последнюю очередь, но я никак не могла переключиться на что-то другое. Сомневаюсь, что Рот хоть раз вспомнил о нашем поцелуе, у меня же каждый раз при мысли о нем начинало покалывать губы.
Я чуть повернула голову, и у меня вырвался тихий вздох.
Рот лежал на боку. Его лицо было расслабленным, губы приоткрыты. Мои пальцы подрагивали от желания погладить его подбородок, проследовать линию скулы, изгиб бровей. Я дивилась самой себе. В таком состоянии покоя в лице Рота совсем не было жесткости. Так, наверное, выглядят ангелы.
— Ты не должна смотреть на меня так, — вдруг тихо сказал он.
Лицо вспыхнуло от смущения, и я прокашлялась, прежде чем ответить:
— Я никак на тебя не смотрю.
На его губах появилась привычная кривоватая усмешка.
— Я знаю, о чем ты думаешь.
— Ну конечно.
Рот приоткрыл один глаз. Зрачок стоял вертикально, и у меня по телу прошла дрожь. Не от страха, а совершенно по другой причине. Рот протянул руку и убрал пряди волос с моего лица. Его ладонь задержалась на моей щеке, удивительно нежная в сравнении с произнесенными словами:
— Хочу тебя предупредить: со мной ты рискуешь потерять свою добродетель. Поэтому когда ты смотришь на меня так, будто хочешь, чтобы я обласкал каждый миллиметр твоих губ, не сомневайся — я именно так и сделаю. Однако, думаю, потом ты об этом пожалеешь.
— Откуда тебе знать, о чем я буду жалеть?
Стоило словам сорваться с губ, как я поняла, что должна была оставить их при себе. Рот распахнул глаза и впился в меня цепким взглядом. Через мгновение он уже нависал надо мной, пристально глядя на меня переливающимися всеми оттенками золотого глазами.
— Я много чего знаю.
— Но не меня.
— Я долгое время наблюдал за тобой, держась неподалеку. Я уже говорил тебе об этом и совсем не для того, чтобы напугать. — Он провел пальцем по вороту одолженной футболки, коснувшись костяшками моей груди. — Знаешь, что я видел?
Я зачарованно моргнула.
— Что?
Рот переместил руку с моей шеи на талию и опустил голову. Когда он заговорил, его губы касались моего уха:
— Я видел то, что ты так отчаянно пыталась от всех скрыть. То, что напомнило мне меня самого.
Я хрипло вздохнула, во рту пересохло.
Рот прижался губами к моему виску и скользнул ладонью под край футболки. Я вздрогнула от прикосновения его пальцев к моему животу.
— Ты всегда казалась мне одинокой. Даже в компании своих друзей.
Сердце болезненно сжалось.
— А ты… ты одинок?
— А ты как думаешь? — Он поменял позу так, что его нога оказалась между моих. — Но, на самом деле, это неважно. Теперь мне не одиноко. Как и тебе.
Я не хотела заканчивать на этом разговор, но его ладонь скользнула по моему животу вверх и остановилась у лифчика. Мое тело выгнулось под рукой Рота, мечтая о продолжении. Наши глаза встретились.
Полный желания, обжигающий взгляд опустился на мои губы, и я почувствовала, как резко поднялась грудь Рота. Порыв легкого ветра прошелся по навесам, и они бесшумно всколыхнулись, открывая небо. Рот напряженно и жадно смотрел на меня, наклонив голову и приоткрыв губы. Я знала, что он сейчас меня поцелует. Потянувшись, я положила ладонь на его щеку. У него была теплая кожа — гораздо горячее моей.
Рот прижался ко мне, и мое сердце забилось как ненормальное. Наши тела словно слились в единое целое, и меня окутал его дикий мускусный аромат. Бедра Рота качнулись вперед, вжимаясь в мои, и все мое тело затрепетало, откликнувшись на это движение, но уже через секунду, сокрушенно простонав, он скатился с меня.
Поднявшись с кушетки, Рот провел руками по волосам, дразня мой взгляд своим накачанным прессом и татуировкой дракона.
— Я принесу нам кофе. Нужно поговорить.
Не дожидаясь моего ответа, он — пуф! — и исчез. Как Кайман прошлым вечером в коридоре. Какого черта? Сев, я провела ладонью по лбу. Нужно, пока его нет, привести мысли в порядок и унять бешено стучащее сердце.
Пять минут спустя он вернулся с двумя бумажными стаканчиками с кофе.
Я удивленно моргнула.
— Быстро ты.
— У демонов есть свои преимущества. Пробки на дорогах? Для нас их не существует. — Он приоткрыл отверстие на крышке и протянул мне один стакан. — Осторожно, кофе горячий.
— Спасибо, — пробормотала я. — Сколько сейчас времени?
— Начало шестого, — ответил он. — Наверное, занятия в школе сегодня пропущу. И тебе советую.
Я устало улыбнулась.
— Да, какая уж сегодня школа.
— Прогульщица, — поддразнил он меня.
Ничего не ответив на это, я пригубила кофе. Французская ваниль? Мой любимый. Как же близко Рот находился, наблюдая за мной?
Он сел рядом и вытянул свои длинные ноги.
— А теперь о серьезном. Как ты себя чувствуешь?
— Лучше. Лицо уже не так сильно болит. — Я искоса глянула на него. Он хоть что-нибудь испытывал ко мне до того, как скатился с меня и испарился в воздухе, или же просто дурачился? — Как я выгляжу?
Рот пристально оглядел мое лицо, и у меня возникло ощущение, что на мои синяки он не обратил ни малейшего внимания.
— Лучше.
Последовало долгое молчание, и я по привычке потянулась к цепочке с кольцом.
И не нашла ее.
— Моя цепочка? — ахнула я. — Петр сорвал ее. Я должна…
— Совсем забыл. — Рот полез в свой карман. — Цепочка порвалась. Я нашел кольцо на земле.
Взяв у него украшение, я сжала его в ладони и чуть не разревелась, как маленький ребенок.
— Спасибо, — прошептала я. — Это кольцо…
— Много для тебя значит.
Я посмотрела на него.
— Да.
Рот покачал головой.
— Ты даже не знаешь, насколько важна эта вещь.
Кольцо жгло ладонь, и, опустив взгляд, я медленно раскрыла ее. В лучах рассвета казалось, что камень в кольце наполнен черной жидкостью. Я подумала о словах Рота, а потом вспомнила, что сказал мне о кольце Петр.
Подняв взгляд, я увидела, что Рот наблюдает за мной. Прошла целая минута, прежде чем он заговорил:
— Должно быть, ты очень одинока.
— Ты опять об этом?
Он нахмурился.
— Ты жила с созданиями, которые были обязаны убить тебя, как только увидели, на месте. Один из них пытался это сделать, и кто знает, сколько еще из них желает тебе той же участи. Ты, наверное, всей душой желала стать одной из них, прекрасно осознавая, что это невозможно. И единственная вещь, оставшаяся тебе от твоей настоящей семьи, лишь напоминает о той части тебя, которую ты отказываешься признавать. Больше ничего у тебя нет, так ведь? Никаких воспоминаний. Ты не помнишь даже о том, каково это — ощущать объятия отца, не помнишь даже звука его голоса.