Тетушка приказывает подать сласти и требует, чтобы Мишель отведал от всего по порядку. Потом Елизавета Петровна по порядку расспрашивает о батюшке, о матушке, о Поле, о Наташе, о Лизе, о Машеньке и, расспросив по-французски, переходит на русский. Ни дать, ни взять – классные диалоги. А время летит! И, может быть, оркестр уже начал сыгровку?
Мишель берет орехи, вонзает зубы в золотистую антоновку и при этом объясняет Елизавете Петровне, что маменька престрого наказала ему держать диету.
– Ах, mon dieu![10] А я и не знала! – пугается тетушка. – Ну, беги скорее к Афанасию Андреевичу! – Елизавета Петровна сама подталкивает Мишеля, уводя его от стола.
Мишель идет к Афанасию Андреевичу.
– Ты откуда? – удивляется дядюшка.
– С дядюшкой Иваном Андреевичем приехал! – радостно объявляет Мишель.
– Не может того быть, – отмахивается Афанасий Андреевич, – как я тебе поверю, когда Ивана Андреевича не вижу? Какие у тебя доказательства? – и дядюшка рассматривает племянника, словно межпланетное тело, залетевшее к нему в кабинет. Ничего не решив, Афанасий Андреевич взывает о помощи: – Григорий!
– Что прикажете, сударь? – вырастает в дверях Григорий.
«Теперь пойдут комедии, – думает Мишель, наблюдая за Афанасием Андреевичем, – а сыгровка-то, наверное, уже давно началась!»
Дядюшка обозрел Григория, потом уставился на Мишеля, как на привидение.
– Откуда он взялся, Григорий?
– Не могу знать, сударь!
– Вот видишь, – обрадовался дядюшка, – Григорий тоже не знает. Как же мне с тобой быть? Как нам с ним быть, Григорий?
Но тут настает, очевидно, кульминация задуманного действа. Григорий становится в позу и, сверкая глазами, вещает:
Когда природа в свет меня производила,Она свирепства все мне в сердце положила.Во мне искоренить природное то злоО, воспитание, и ты не возмогло!..
Едва кончив монолог, Григорий для вящего эффекта исчезает. Афанасий Андреевич в безмолвии смотрит ему вслед. Этакую экспромту он и сам впервой услышал. Дядюшка изумлен и отчасти даже озадачен. Его мысли разбегаются вширь и забирают все большую глубину: «Вот так оторвал, подлец, монолог! И чувствительно и назидательно… «О, воспитание!..» Куда, бишь, он с воспитания повернул?»
– Григорий! – снова кличет дядюшка, но тут взор его падает на племянника: – А!.. Так приехал, говоришь? Ну, что с тобой делать? Коли приехал – идем к птицам!
И они идут в птичью комнату, а в боковой зале собираются музыканты. Мишель на ходу кивает Илье, Якову-валторне, Тишке-кларнету, Алексею-скрипачу и покорно идет за дядюшкой. Неужто же дядюшка до сих пор думает, что на свете нет ничего интереснее птиц?
Как тихо в птичьей комнате, как поубавилось ее пернатое население! И птичий лес совсем уже не тот, каким казался когда-то.
Дядюшка заходит за сетку, и невзрачная юлка слетает к нему на руку. Афанасий Андреевич кормит ее и грустит:
– Захара Ивановича, старче, помнишь? Ведь какой дрозд был! А военных невзгод не вынес.
Мишель все помнит: и Захара Ивановича помнит. Но в зале уже играют! А дядюшка все еще стоит посреди птичьей комнаты, хотя юлка давно склевала весь корм и покинула опустошенную ладонь.
– Дядюшка, – начинает Мишель, – что там играют? Сдается, из Буальдье?
– Буальдье?! – с ходу идет на приманку дядюшка. – Хорош Буальдье! Медведь тебе на ухо наступил. Неужели не слышишь: Крей-цер! Идем, медведь!
Собственно в том и заключается вся Мишелева хитрость: если слышишь сочинение Крейцера, назови его хотя бы Буальдье. Если слышишь Буальдье, произведи его в Мегюли. Действует безотказно. Дядюшка попадается в сети немедленно. И они идут, наконец, в боковую залу.
По счастью, сразу после сыгровки Афанасий Андреевич удалился. Мишель на покое рассматривает ноты, по которым играли музыканты. Как это делается, что каждый разыгрывает свое, а получается у всех согласно?
– На то, барин, генерал-бас[11] есть! – объясняет Илья.
– А не гармония? – пускает Мишель в ход только что добытое словцо.
– Не могу знать, Михаил Иванович, у нас – генерал-бас!
Так… Дело опять осложняется. Гармония представляется Мишелю нежной феей, которая слетает в оркестр с золотого облачка и наводит порядок, едва касаясь инструментов воздушными перстами. А иногда перед оркестром, как перед фронтом, становится бравый генерал-бас и зычно командует: «Валторны! Смирна-а! Скрипки и флейты – шагом марш! Ать-два!..»
Если музыка нежная, задумчивая, тогда действует госпожа Гармония. Когда оркестр несется, будто полк в атаку, тогда перепуганная госпожа Гармония уступает место генерал-басу. «Должно быть, так», – решает Мишель, хотя истинные взаимоотношения между воздушной Гармонией и бравым генерал-басом остаются пока неясными.
Глава шестая
Мишель и не заметил, как зима прибрала за осенью последнюю грязь и запорошила снегом подмерзшую слякоть. А вместе с зимой, как снег на голову, посыпались в Новоспасское гости. Теперь все реже покидает новоспасскую усадьбу шмаковский оркестр. И только начнет Илья сыгровку, барчук уже сидит за пультом со своей скрипкой или с флейтой-пикколо. То теснится рядом со скрипачом Алексеем, то пристроится к Тишке-кларнету. Сидит себе рядом с веселым кларнетом и, пересмеиваясь, ждет сигналов Ильи.
Нет на свете большего счастья и быть не может. Даже несносные хвори, которые ополчались на мальчика каждую зиму, и те нынче отстали. А если и потянутся за барчуком в залу, так где же им, ползучим, за ним угнаться, если сам Мишель едва поспевает со своей скрипкой за Ильёвой ногой?
Когда сидишь среди музыкантов и сам играешь, многое видится по-новому. Что у Ильёвой ноги несносный нрав, это давно известно; что действуют они с Ильей кто в лес, кто по дрова – тоже каждый знает. Но зачем нога музыкантов путает? Илья на пиано мигнет – нога на форте соскочит. Илья четвертушки отбивает – нога возьмет да и вильнет на восьмушку.
Поглощенный этими разногласиями, Илья часом и не заметит междоусобицы в оркестре, а Мишелю все видно. Чуть сбилась какая-нибудь скрипка, он тотчас на виноватую покосится: «Не зевай, зачем госпоже Гармонии расстройство чинишь?..» А то выскочит невпопад какая-нибудь труба, а за ней припустится враль-фагот и мечутся, как угорелые, чтобы пристать обратно к оркестру. Мишель ежится: «Ужо, погодите, задаст вам генерал-бас!..»
А генерал-басу на Мишеля серчать не за что: Мишель равнение держит. Госпожа Гармония тоже не терпит от Мишеля никаких обид.
И если он кого и опасается, то, по правде сказать, вовсе не госпожи Гармонии и не генерал-баса, а Варвары Федоровны. Вот с Варварой Федоровной держи ухо востро. Сохрани бог, не заскочила бы не к месту в диктант пронырливая фита. Смотри, чтобы везде, где следует, протянули лапки запятые. В диктантах у Варвары Федоровны не зевай, в географии и в диалогах тоже! Не то задаст Варвара Федоровна! И Мишель держит равнение во всем.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});