Читать интересную книгу Битвы, изменившие историю - Флетчер Прэтт

Есть знаменитый портрет Фридриха, где он сидит, закутанный в плащ, склонив подбородок на грудь и держа трость на коленях, в глубоком унынии ожидая рассвета под Торгау. Рассвет наступил в лице Цитена, который сообщил королю, что австрийцы изгнаны из Торгау, потеряв 10 тысяч человек и большую часть своих орудий. Армия Дауна была разгромлена, а вместе с ней и кампания союзных войск.

VI

Следующий год не обошелся без мелких стычек и маневров, Фридрих находился в обороне, но австрийцы и русские не начали наступление. В начале 1762 года умерла царица Елизавета, и царь Петр III, ее преемник, заключил с Фридрихом мир и отправил русскую армию ему на подмогу, тогда как Франция больше не могла финансировать Австрию, и Марии-Терезии пришлось сократить армию до 20 тысяч человек.

Можно сказать, что это случилось из-за Торгау. Он не решил исход войны (больше всего в этом направлении сделала битва при Росбахе), но его следствием стало то, что Австрия не смогла довести войну до успешного завершения. Таким образом, в северной Германии возникло новое государство — государство нового типа с регулярной армией, централизованным управлением, чиновниками, которые заботились о строительстве плотин, каналов, дорог, мостов, путей сообщения, способствовали развитию сельского хозяйства и освоению внутренних территорий. За свою жизнь Фридрих Великий переселил на свободные земли 200 тысяч человек; его государственное управление было так эффективно, что остальные европейские страны были вынуждены подражать ему, чтобы сохранить паритет в сложной системе равновесия сил. «Кажется, — однажды сказал он, — Бог создал меня, рабочих лошадей, дорические колонны и вообще нас, королей, чтобы мы несли бремя мира, а другие могли насладиться его плодами». Идеальным миром он считал такой, при котором правительство помогает каждому гражданину; идеальной войной он считал ту, при которой мирное население не знает, что идет война. Конечно, захват Силезии был каким угодно, только не высоконравственным; но когда Фридрих утвердил его на поле битвы, он внушил остальной Европе новое сознание ответственности правительства.

Глава 12

Квебек, Киберон, Америка

I

После полудня туман расчистился, открыв беспокойную зыбь, обычную для мыса Рейс в это время года, и британские корабли со всех сторон. Месье де Окар, капитан «Алкида» водоизмещением 64 тонны, принадлежащего его христианнейшему величеству, достаточно разбирался в англичанах, чтобы заподозрить их намерения, и поднял паруса, но из-за того, что пришлось поворачивать на другой галс, несколько кораблей успели подойти ближе. На следующее утро с наветренного борта подошел двухпалубник, за ним быстро подтягивался еще один, более тяжелый корабль. Красный флажок взметнулся на гафеле двухпалубника — сигнал опасности; Окар поднял к губам рупор и прокричал над волнами:

— Между нами война или мир?

— La paix, la paix[15], — прозвучало в ответ.

— Кто ваш адмирал? — спросил Окар.

— Достопочтенный Эдвард Боскавен.

— Я хорошо его знаю, он мой друг.

— Как вас зовут?

Прежде чем Окар успел ответить, раздался грохот — это дали залп все орудия двухпалубника, через миг прозвучал другой залп с соседнего корабля. «Алкид» оборонялся из последних сил, но удача оставила его. Спустя некоторое время де Окар спустил флаг, его команда потеряла восемьдесят семь человек. На западе два других британских корабля взяли транспорт «Лис».

Это случилось 8 июня 1755 года. Хотя британский капитан не обманул его, сказав, что между ними мир, де Окар понимал, что дело рано или поздно кончится перестрелкой. Тем более, что два французских корабля отстали от флотилии, посланной на подкрепление в Квебек. В Лондоне сидел чудаковатый и талантливый подагрик Уильям Питт, который поклялся перед небесами, что поставит крест на колониальных амбициях Франции. В тот момент он не был у власти, но его дух гнал Англию вперед, и государственная власть не могла свернуть с дороги, которую он прокладывал.

Конфликт между двумя странами заключался в несовместимости честолюбивых замыслов, в противостоящих усилиях, стремящихся к одной цели. Стратегический курс был чрезвычайно прост: Франция владела рекой Святого Лаврентия и устьем Миссисипи и поставила себе целью связать их кордоном, который должен был ограничить британские колонии восточным водоразделом Аппалачских гор. Британия поставила себе целью прорвать этот кордон. Наградой победителю будет весь континент. (Можно провести параллель с вечным старанием французов прорвать в Европе кордон Габсбургов.) Взятие «Алкида» оказалось первым боевым инцидентом. В тот час, когда Эдвард Брэддок шел навстречу своей смерти на Мононгахиле, барон Дискау готовился возглавить разношерстную армию и повести ее на озера, против укрепившихся там англичан. Война бушевала по всей западной границе колоний.

В мае 1756 года она была объявлена официально, и тогда на сцену вышел один из главных персонажей — Луи Жозеф маркиз де Монкальм, недавно назначенный командующим французскими сухопутными войсками в Канаде. Это был человек небольшого роста, неистовый, пылкий и бескомпромиссный, сильно жестикулировавший во время разговора; он с честью дрался в Италии и Богемии и представлял полную противоположность губернатору Канады Водрейлю. Губернатор ко всем офицерам французской метрополии относился с неприязнью и подозрением, в особенности к армейским офицерам, так как Канада находилась под управлением военно-морской администрации и войска под началом Водрейля формально тоже были военно-морскими. Всего они насчитывали около 3 тысяч человек; у Монкальма было примерно столько же регулярных войск; вдобавок можно было рассчитывать на канадское ополчение числом не более тысячи человек, опытных следопытов и охотников, но весьма неумелых солдат в настоящей битве.

Для такого важного региона это были необыкновенно малочисленные вооруженные силы, но нужно учитывать сумму знаний того времени. Никто не знал, что ведется борьба за континент; по существу, никто даже не знал о континенте. Считалось, что суша заканчивается где-то недалеко за Миссисипи. Для французских политических деятелей Канада была таким же островом, как остров Сан-Доминго или Мартиника; подобно остальным островам, канадский вопрос входил в военно-морскую стратегию и находился в ведении военно-морской администрации. Более того, в тот момент во французском правительстве было не просто мало сторонников флота, но подчас больше его противников. Фактически власть находилась в руках королевской фаворитки мадам де Помпадур; она жалела один ливр потратить на флот, а занималась помощью своей подруге Марии-Терезии Австрийской, желавшей поставить на место Фридриха Прусского, а также упрочением владычества Франции в западной Германии. Французских колонистов в Канаде было не больше 80 тысяч против миллиона жителей британских колоний.

Однако существовали уравновешивающие факторы, из-за которых военное положение Франции в Канаде было гораздо прочнее. Один из них заключался в том, что сама организация британских колоний препятствовала созданию вооруженных сил, сопоставимых с количеством населения, но еще более важную роль играли индейские племена. С самого начала Британия проводила политику изгнания индейцев и присвоения занимаемых ими земель в пользу британских колонистов; с самого начала французы старались поддерживать с ними дружественные отношения, родниться и использовать их охотничий опыт в пушной торговле. Не случайно ряд приграничных конфликтов был назван французскими и индейскими войнами. Монкальм считал таких союзников грязными мерзавцами, но вербовал их на всем пути от озера Верхнего и реки Де-Мойн. Они составили внушительную силу.

Граница была открыта по самой своей природе, и даже дополнительная линия обороны не всегда оказывалась эффективной против набегов. Все пути сообщения между французскими и британскими колониями проходили по лесам, и до тех пор, пока в лесах оставались союзные французам индейцы, Монкальм мог позволить себе передвигаться быстро и с минимальным конвоем, тогда как его противникам приходилось пробираться с трудом под охраной сторожевых отрядов и застав.

Хотя Монкальм накапливал военный опыт на равнинах Европы, оказалось, что никто лучше его не мог использовать «грязных негодяев», а сам он из тех неистовых типов, которые преодолевают все преграды на своем пути. В августе 1756 года он отправил экспедицию в Осуиго, один из опорных пунктов на английской границе. Когда три дня спустя туда прибыли разведчики-колонисты, они нашли лишь пробитые бочки из-под рома и головешки сгоревших домов. Французы полностью овладели озером Онтарио, и центральная часть штата Нью-Йорк была открыта для индейских набегов.